Сущность правоохранительных органов никогда не меняется, что в двадцатом веке, что в двадцать четвёртом, хоть у нас, хоть у разномастных нелюдей. Развитие любого общества приводит к всё большей централизации, развитию госаппарата и усилению надзорных и контролирующих функций. Это практически аксиома, и Нулевой Мир не исключение.

Когда я связался с Рраумом, мы договорились встретиться у него в кабинете. СБ занимала немалую площадь, отдел же внутренних расследований располагался в отдельном крыле. Идя мимо одинаковых дверей без табличек, только с порядковыми номерами, нанесёнными на стене справа, я ощущал стойкое дежавю, настолько это напоминало моё родное Управление, пусть и с поправкой на футуризм. Возле двери с номером 210 я остановился и, коснувшись сенсорной пластины, негромко произнёс:

– Майор Комаров.

С мелодичным звонком цвет сенсора сменился с красного на зелёный, и двери разъехались, пропуская меня внутрь. Рраум сидел за слабо мерцающим экраном и что-то быстро набирал на проекционной клавиатуре, его пальцы, узловатые, оканчивающиеся короткими, но крепкими когтями, порхали в воздухе, словно у пианиста при быстрой игре. Не отрываясь, он кивнул мне на кресло, стоящее подле. Я сел и бросил испытующий взгляд вокруг, составляя впечатление об обстановке. В лучших традициях оперской работы на всех горизонтальных поверхностях было пусто, исключая редкие, явно не относящиеся к расследованиям предметы. В углу кабинета стоял, поражая монументальностью, двухсекционный сейф. На стене слева пристроилась большая, два на полтора метра, рамка голопроектора, в настоящее время отключённая. И в общем-то всё, если не считать кресел под нами и стола с компьютером.

– Здравствуйте, Комаров.

– Добрый день, офицер.

– Можно без официоза, просто Рраум. – Это было произнесено со странными нотками усталости в голосе.

Внимательно всмотревшись, я подумал, что майлар напоминает осунувшегося и действительно усталого человека, если, конечно, можно применить к нему это определение. Что-то в таком поведении было странно и настораживающе. Однако я оставил размышления на потом, сейчас гораздо важнее получить всю имеющуюся у Рраума информацию о Фрайсе.

Пальцы майлара выписали финальный аккорд, и, отключив клавиатуру, он откинулся, закачавшись в кресле.

– Фрайс, – произнёс я ключевое слово.

Рраум резко щёлкнул челюстями и, медленно кивнув, поднялся с чуть скрипнувшего кресла.

– Пройдёмся, Комаров.

Идти пришлось далеко, куда-то на нижние уровни, и мы остановились у ограждения боковой галереи. Я проводил взглядом несколько пронёсшихся подо мной аэрокаров. Мы находились в глухом тоннеле, лишённом какой-либо иллюминации, даже редкие надписи были выполнены краской, а не голографическим способом, как повсеместно на Нулевом Мире. Галерея шла почти под самым сводом, купол смыкался в метре над головой. Серо-стальная абсолютно гладкая стена уходила на пару десятков метров вниз, шириной тоннель был метров пятнадцать. Рраум облокотился о перила и запрокинул голову, разглядывая что-то вверху.

– Знаешь, Комаров, – нарушил он тишину, – последнее время меня стало посещать странное чувство: либо у меня начала развиваться паранойя, либо всё намного хуже, чем я думал. – Он замолчал, что-то обдумывая.

А меня вдруг посетила мысль, что майлары во многом похожи на людей. Может, стоящий здесь, рядом со мной, был исключением, но его эмоции я читал легко, и чувство сомнения, грызущее опера, было мне знакомо и понятно. Сведения, которые Рраум собирался мне передать, явно относились к категории секретных, и стань это известно, он легко рисковал и работой, и, возможно, свободой. Он шёл на должностное преступление, и его, офицера, сподвигнуть на это могло только что-то очень серьёзное. И я знал что – предчувствие беды. Это тоже было знакомо, там, в прошлой жизни, доводилось учиться у старых оперов, чутьём, каким-то сверхъестественным нюхом улавливающих систему там, где её даже не было. И похоже, такое же чутьё проснулось и у Рраума.

Наконец решившись, майлар прервал молчание:

– Всё началось с того, что пропал один из моих агентов в порту. Единственное, что он передал в своём сообщении, связавшись по экстренному каналу, что прилетел корабль со странным грузом. Позже на условленное место он не явился, на основной явке тоже следов его посещения не было, на связь больше не выходил.

– Спалился, – резюмировал я.

– Да, – хмуро кивнул Рраум. – Это было несколько месяцев назад. Меня долго мучил один вопрос: почему для связи он использовал экстренный канал, а не оговоренный способ связи, что это был за такой странный груз? Я поднял списки прибывших кораблей. Не все идут на погрузку в тот же день, поэтому список был за три дня. – Майлар снова щёлкнул челюстями и посмотрел на меня. – Комаров, ты знаешь, сколько кораблей прибывают в день на Нулевой Мир? До тысячи! Ладно, я отсеял мелкие яхты и военные суда, но всё равно счёт шёл на сотни! – Рраум порывисто, в возбуждении сделал несколько шагов по узкому пространству галереи. Круто развернулся. В голосе засквозила какая-то гордость пополам с удовлетворением: – И всё же мне это удалось! – Однако, вспыхнув было, он снова помрачнел, медленно вернулся, вновь опершись о перила. Из голоса тоже пропали живые нотки, он опять стал ровный, почти механический. – Я отследил и установил характер груза всех кораблей, кроме одного. Корабля, вся информация по которому оказалась закрыта специальным наблюдателем Совета Фрайсом. Это, конечно, ни о чём не говорит, но некий «запашок» появился. Сам понимаешь, информация носила непроверенный характер, поэтому никакого документирования не велось. Даже начальнику я ничего не докладывал, потому что, только услышь он ССН[4], всё тут же прикрыл бы.

– Нахирр? – уточнил я.

– Нет, – помотал головой майлар. – Начальник отдела расследований. Тот ещё перестраховщик. А Нахирр сам ССН недолюбливает, но против Совета не пойдёт. В общем, копал я на свой страх и риск. Задействовал ещё нескольких своих агентов и узнал интересную вещь. Одну из бандитских группировок вроде как курирует некий специальный наблюдатель. Сам понимаешь, никакой конкретики, слухи, сплетни, по пьяни да с девочками.

Я понимающе покачал головой. Была у меня когда-то одна агентесса. Индивидуалка. Иной раз от клиентов, по пьяни, в сауне или ещё где, такие сведения приносила – пальчики оближешь! Жаль, сгорела на работе – передоз.

По тоннелю пронеслось эхо движущегося аэрокара, мелькнул размытый силуэт, и снова стихло. Даже они были здесь редкими гостями.

– Выйти на эту группу стоило больших трудов, и это стало ещё одним кирпичиком в теорию об участии специального наблюдателя. Систему безопасности и конспирации организовывал явно профессионал. – Майлар выдавил некое подобие усмешки. – Это был, наверное, первый случай, когда пришлось вспомнить всё, чему учили. Даже чтобы просто определить приблизительный состав группы. Кое-как удалось подобрать кандидата на вербовку, и то только одного, к остальным вообще подобраться было крайне сложно. Потом была подготовка вербовки и сама вербовка. – Рраум снова изобразил подобие улыбки, но в голосе слышалась усталость. – Знаешь, думаю, эта вербовка была бы достойна занесения в учебники. Я его обставил со всех сторон по всем правилам, ему просто некуда было деваться. Секретил тоже по высшему разряду. Может, ты в курсе, что личность агента известна только оперу и его начальнику, ну и сотрудникам в учётном архиве. Так вот, даже от них его личность я скрыл, по всем учётам проведя другое лицо. Хотя сообщения в дело вкладывал от него и деньги выплачивал ему, списывая фиктивно. Хорошо ещё, у нас давно забыли, что такое контрольная встреча.

– М-да… – протянул я, на мгновение окунаясь в свои воспоминания.

Мне как-то везло. Из Москвы комиссия, было дело, в рамках проверки затребовала контрольную встречу с агентом. Благо тот был у меня образцово-показательным. У нас ведь какая самая желательная вербовка? На идеологической основе. Сейчас, конечно, называется чуток по-другому, но не суть. В общем, у меня был именно такой. На все вопросы проверяющего отвечал как надо, и о мотивах сотрудничества, и о своих возможностях и обучении. Короче, обошлось, уехали довольные.