- Так это же лес…

- Ну и что? Вместе же пойдем. Или вы хотите мерзнуть, как, вон, слизеринцы в своем подземелье? Сам же вас отведу и покажу, как надо работать.

Против такого аргумента возражений, как правило, не находилось. И погреться у беленого бока печки стали приходить не только наши, но и с двух других нормальных факультетов.

Вообще, как я убедился, полезность кое-каких русских атрибутов многие наши оценили по достоинству. Особенно с первыми холодами. Замок-то, как это и положено замкам средневековой поры, продувался насквозь любым ветром, и простыть в его стенах было легче, чем кружку с пивом выпить. Так что наш самовар с чаем стал среди хаффлпаффцев и примкнувших к ним дружественных студиозусов весьма популярен, каждый день по нескольку раз его растапливал, ибо всем желающим не хватало. Чай в мешках поставляли сестрички Патил, как оказалось, их дедушка именно чаем на рынке и торговал, так они его и убедили.

Точно так же, личным примером, стал внедрять и идею теплоты ватника и валенок. Собственно балахон этот дурацкий я и не одевал ни разу, что я, дурной, что ли, он же не греет ни фига. Пока еще не совсем похолодало, в куртке ходил, под нее свитер пододевал. Ну, а с октября, когда заморозки начались, так кроме как в ватнике, валенках и шапке-ушанке меня никто и не видел.

Разрешение на лесозаготовки было мной получено лично от мадам Спраут. Наша декан, пускай и сомневалась поначалу, что-де лезем в епархию школьного лесничего Хагрида, но в конце концов согласилась. Все же согревать комнаты чем-то надо, а кирпичная печка для этого очень даже подходит. Камин, что камин, труба прямая, что в нем спалил, все в трубу и улетело. Тут же кирпичи как следует накалил, а они потом и греют всю ночь.

И в первую субботу октября мы так за дровами и вышли. Перед выходом проверил собравшихся, раздал всем наколдованные топоры и пилы, и мы двинули. Зрелище хаффлпаффцев, идущих в лес с насквозь немагическими инструментами, живо напомнило мне кадры из приснопамятной «Операции „Ы“: „Песчаный карьер — два человека, мясокомбинат на сегодня нарядов не прислал“.

Для удобства передвижения накануне сотворил, запряг и растопил еще одну печку, чтобы ею же тащить сваленные деревья. А что, трактор в хозяйстве не помешает. Я этой печкой еще буду весной окрестные луга под посев распахивать.

Мадам Спраут отрядила на валку только семикурсников, остальным доверили только топоры и пилы — разделывать уже сваленное.

Против моих опасений, никого не зашибло поваленным деревом, никто не тяпнул топором, куда не следовало, так что убитых и покалеченных не было. Зато дров нарубили столько, что не хватило места, куда их складывать.

- Что вы тут делаете? — на звуки пил и топоров даже прихромал завхоз мистер Филч.

- Разделываем дрова на отопление, мистер Филч, — ответил ему я.

- Чья это была идея?

- Вообще-то моя, так как наша гостиная отапливается отдельно, но профессор Спраут все одобрила.

- Вижу, здесь вы никакой магии не используете.

- Правильно, зачем нам тут магия? Лично я еще такого заклинания не знаю. Привык руками дрова заготавливать.

- А знаешь, парень, нравится мне эта идея! — оскалился завхоз. – Буду к тебе присылать штрафников, чтобы дрова рубили. А ты сам от отработок у меня освобождаешься, если какие возникнут.

- Спасибо, мистер Филч.

- Не за что, Поттер, тебе спасибо за хорошую идею.

Так с тех пор и повелось, по выходным мы всем факультетом плюс несколько присланных в наряд ходили заготавливать дрова.

Но вот настал декабрь, а с ним — и ожидание Нового года. Здесь, правда, больше праздновали Рождество, то бишь 25-е декабря, но кто их знает.

- Гарри, ты со мной? — Дора собралась домой к родителям.

- Конечно! — я даже не собирался возражать, зная по опыту, что это бесполезно. Так что уже восемнадцатого декабря мы впятером — Дора, Сьюзен, Тони, Ханна и я — сидели в купе поезда и ехали на юг, в Лондон. Оставаться в школе я не хотел — что там было делать? Все, с кем я общался, разъезжались по домам.

Когда мы уже отправлялись на вокзал, почему-то возник Дамблдор.

- Гарри, мальчик мой, почему ты решил покинуть школу? Разве ты не хотел бы остаться на каникулы?

- Нет, конечно, кто Вам такое сказал, сэр?

- Но рады ли будут тебе твои опекуны?

- Мнение моих опекунов, даже если они у меня и есть, интересует меня меньше всего. Я уезжаю из школы потому, что меня пригласили на каникулы мои друзья. Мои же так называемые опекуны, о существовании которых Вы мне только что сообщили, не имеют ни малейшего понятия, где именно я имею честь пребывать. Веселого Рождества, профессор.

- Веселого Рождества, Гарри, — попрощался со мной директор, скорчив кислую рожу и подергав отросшую за полгода бороду.

Всю дорогу мы пели песни, шутили и рассказывали друг другу самые разнообразные байки. Мимоходом я проверял у своих друзей знание русского языка, которому взялся в свободное время обучать Дору и Сьюзен.

- Дора! Гарри! Давайте быстрее сюда! — позвала нас Андромеда Тонкс, едва мы сошли с поезда и попрощались с остальными. Тут же, на перроне, нас встречали Амелия Боунс, поздоровавшаяся со мной, родители Ханны, а также высокий, уже начинающий седеть еврей в черной шляпе, которого Тони представил нам как своего отца Соломона.

- Где же ты был все это время? — спросила меня Андромеда, пока ехали домой. — Когда Джеймса и Лили не стало, мы хотели оформить на тебя опеку и воспитать сами, но ты как в воду канул. Я пыталась навести справки, но мне никто ничего не сказал.

- Видите ли, …тетя Энди, но до своих одиннадцати лет я находился на попечении у моих, так сказать, родственничков, в лице сестры моей матери и ее ублюдочного семейства.

- Так ты все это время был у Петунии? Что за чушь, Лили никогда о ней хорошо не отзывалась! И никогда не доверила бы ей воспитание своего сына.

- Но тем не менее это так и есть, точнее, было. И кончилось всё в итоге тем, что за пару дней до получения мной пресловутого „письма сомнительного счастья“ мне пришлось оттуда убегать со всех ног. Остальное Дора расскажет, мы с ней как раз тогда, в тот самый день, в Косом переулке встретились.

- Ага, — вставляет пять копеек Дора. — Встретились, куда уж лучше, — смеется она. — Загляделась на что-то, споткнулась, упала, и лежу на нем сверху, а Септима меня отчитывать принялась. Так и познакомились.

- Помню, помню, Дора. Мы же как раз тогда уехали, а ты потом нас догнала. Так что там стряслось, Гарри?

- А вот что. Дражайший дядюшка с какого-то перепугу вдруг начал ко мне неприлично приставать, ремнем угрожал. Пришлось бежать оттуда что есть сил. Кабан этот жирный — за мной, да так резво, что под машину попал. Потом оказалось, что его оттуда на прием к травматологу увезли. Вот и всё, собственно.

- Ничего не понимаю. Кому в здравом уме понадобилось отправлять тебя именно к этим людям? Я же помню, что говорила Лили, ее сестра жутко ее ненавидела за то, что Лили могла колдовать, а она – нет. И ее муж был точно таким же. Впрочем, я еще наведу справки, кто и зачем это сделал, и постараюсь переоформить твою опеку на себя. Надеюсь, ты не возражаешь, если твоими опекунами станем мы с Тедом?

- Отнюдь, тетя Энди.

- Ну вот и хорошо. Пошли домой, а то мы уже приехали.

Дом семьи Тонкс был полной противоположностью обиталища тех свинтусов, от которых я благополучно сбежал. Теплый, хорошо натопленный, уютно обставленный, было видно, что здесь живут любящие хозяева.

- Где там твоя скатерть, Гарри? — спросила Андромеда, когда накрывали на стол. — А то мне что Дора, что ваша Спраут, что Амелия все уши прожужжали про русский чай.

Достал, накрыл, заварил чай.

- Вкусно, слушай! — вдохнул аромат Тед Тонкс. — В последний раз меня так угощали в Спитаке ребята из Рязани. У них такая же скатерть была при себе, так они с нее и армян кормили, что без крова остались, и нас, иностранных врачей, угощали. Там я русского чая и попробовал.