Ну, мистер, веди в трюм.
Лещинский снова ожидал удара, выстрелов, яростного хрипа, какой приходилосьслышать ему во время перехода, но и на этот раз шкипер оставался спокойным. Казалось,он прислушивается к самому себе. Впервые за много лет натолкнулся на волю, которая быласильнее. Потом шагнул к правителю, взял у него из рук фонарь, поставил на стол.
Там порох,сказал он почти равнодушно.Тридцать бочонков пороху.
И, обернувшись к двери, с силой распахнул ее своим обрубком.
Лодка у борта, сэр. Через пять минут я могу передумать.
Ни один мускул на лице Баранова не шевельнулся. Словно он этого давно ждал. Онвынул еще раз часы. Срок, назначенный Луке, уже прошел. Как видно, промышленный недобрался до крепости. Правитель нахмурился, достал из кармана сложенный вчетверосиневатый бумажный лист, оторвал половину. Сейчас шкипер был сильнее. Чтобы не досталисьиндейцам, нужно купить эти бочонки и дать двойную цену. Ничего не поделаешь... Он обмакнулгусиное перо, торчавшее в щели обшивки, старательно написал несколько строчек,расчеркнулся.
Выгружай порох,сказал Баранов угрюмо.Плату получишь в Кантоне, у менялыТай-Фу. Тут три тысячи испанских пиастров. Твоя взяла. Только в другой раз...Баранов наминуту умолк, потрогал подбородок,подумай, когда захочешь прийти сюда... Океан хотьвелик, да берега становятся тесными.
Он положил расписку на стол и, не оглядываясь, вышел из каюты. Весь переезд молчал,сидел не двигаясь. Греб один Лещинский.
Было темно и холодно. Водяные брызги обдавали лицо, промокли спина и ноги. НоБаранов не чувствовал стужи...
Наутро Лука много раз терял сознание под тонкими, хлесткими шпицрутенами,вырезанными из китового уса. Он опоздал прийти с отрядом на два часа. Баранов сам руководилэкзекуцией и даже не пошел проверять доставленные 0Кейлем бочонки. А позже решительнозаявил Павлу, чтобы собирался на «Ростиславе» в Калифорнию. Может быть, посчастливитсядойти.
Отдашь испанцам бобров, привезешь продовольствие, сказал он, глядя наоплывающий воск огарка.Через месяц начнем дохнуть.
Павел ничего не ответил, свернул чертежи и вышел. У него весь день держался в ушахкрик Луки, маячила перед глазами огромная Серафима, сидевшая у окна казармы с зажатымв зубах углом подушки.
Придерживая уползавшую тетрадь из толстой шершавой бумаги, часто останавливаясьбортовая качка усилилась,Павел медленно писал в корабельном журнале: «Ветербрамсельный. Облачно, с выпадением снега. Паруса имели гафель, фок стаксель и кливер.Воды в боте 7 дюймов. Рапортовано о команде благополучно...»
Весь день дул попутный норд-вест. «Ростислав» шел с зарифленным гротом, суднобольше не прижимало к берегу. Очертания земли смутно темнели на горизонте. Рано утромпокинули Ситху. Пять тысяч бобровых шкур, бочонки с пресной водой, несколько оставшихсямешков сухарей были уложены в трюм. Ночью шел снег, на белой береговой полосе чернелифигуры провожающих. Баранов сошел с корабля последним.
С богом, Паша,сказал он неторопливо, под суровым, насупленным взглядом скрываянежность.Поспешай. Коли ветер будет, за месяц доплывешь. Разговоры поведи с монахами.Тамошние миссии большую власть имеют. Сам вицерой испанский хлеб у них торгует.Всевозможную бережливость в делах соблюдай, однако не скупись. Русские не сквалыжничают,и благоприятное понятие о нас поперед всего.
Он еще раз проверил шкоты и фалы, осмотрел четыре небольшие пушки, установленныена палубе, крюйт-камерутесный дубовый закуток в дальнем уголке трюма.
На берегу толпились почти все обитатели крепости. Люди знали о якутатском бедствии,знали о рискованном походе «Ростислава». Плавание зимой на одномачтовом судне былотяжелым и опасным. Даже Лука выбрался из казармы. Тщедушный и тощий, он через двадня после порки уже поднялся и развлекал промышленных враньем о своих приключениях.Помог ему и ром, присланный Барановым через Нанкока. Лука и князек напились, а потомхвастались друг перед другом, пока не заснули возле пустой баклажки.
Гедеон стоял в стороне, на обледенелом голыше камне. Мятая скуфья монаха покрыласьизморозью, серебристая парчовая дорожка непривычно белела поверх темной рясы. Онотслужил молебен и, не снимая епитрахили, пришел из недостроенной церкви прямо наберег. Стояла на пристани и Серафима. Укрывшись медвежьей шкурой, в длинном холщовомсарафане, высокая, сильная, она глядела поверх голов провожающих на белые гребни волн.В черных, широко открытых глазах затаилась тоска...
Павел закрыл журнал, положил в сундучок, где хранились мореходные инструменты,сел, устало распрямил спину. Каютка маленькая, стоя не поднять головы.
Вахта его кончилась, сейчас наверху Лещинский, но Павел не ложился. Первоесамостоятельное плавание, трудный, нехоженый путь. Опасности не страшили, привык кним с тех пор, как научился ходить. Хотелось справиться, показать пример старым, опытнымвоякам. Многие из них все еще недоверчиво косились... Борьба бодрила. Казалось, что онодин способен выполнить такую задачу. Беспокоило другое. Последние дни он видел, чтоБаранов почти не говорил, ходил согнутый, угрюмый. Ночью просыпался, шарил подподушкой, где лежали ключи от лабаза, долго ворочался. Наказания за проступки усилились.Страх перед правителем нарастал, иной раз трепетали даже привычные к жестокостямпромышленные.
Начинался скорбут. Больных уже было больше десятка. Чтобы заставить двигаться,правитель придумал для них занятие: топтать дорожки в неглубоком снегу. По двое, держасьза руки, брели они от столба во дворе крепости, оставляя на пушистой белизне неровные,петляющие следы. На постройке церкви и на верфи работало теперь вдвое меньше людей.Гедеон таскал самые тяжелые бревна, уходил всегда последним. Снова вблизи крепостипоявились индейцы. Шепотом передавалось известие, что ночью видели за мысом огнинеизвестного судна...
В тонкие борта била волна, скрипела мачта. Сквозь плохо прогнанную дверь каютыпрорывался ветер, слышно было, как свистел в снастях.
Павел развернул карту, долго глядел на ломаную линию материка, на рифы и островки,помеченные вдоль всего берега. Карта была неточной, промеров никто не делал, близостьземли увеличила опасность плавания. Вчера ветер прижал судно настолько близко к островам,что пришлось несколько раз менять курс, чтобы не попасть в береговое течение. Вся команда,Лещинский и Павел не отдыхали ни минуты.
