Где я?

В мыслях возник, пожалуй, самый что ни на есть логичный для той ситуации вопрос, вот только, как не пыталась, точного ответа она на него найти не смогла. Сознание тут же любезно предложило куноичи ряд самых страшных версий развития событий.

И в этот момент на неё накатила волна паники.

Резко перевернувшись, Саюри, немного не рассчитав, свалилась на пол, задев нечто вроде прикроватной тумбочки, и та с грохотом опрокинулась. Девушка вскочила на ноги, покачнувшись, и едва удержалась от падения. Нащупав стену сзади себя, она опёрлась о неё, переводя дыхание.

Где-то слева, в нескольких метрах, щелкнул дверной замок.

Ну вот, — подумала девушка, — пришли на звук... как же я могла так громко...

Дверь отворилась с тихим скрипом. Саюри, не долго думая, схватила одной рукой ту самую деревянную тумбочку и направила её на вошедшего, как будто полуразвалившийся на доски предмет мебели мог бы её защитить.

— Саюри...

Низкий, чуть хриплый и как всегда спокойный мужской голос заставил девушку вздрогнуть от неожиданности. Разумеется, она сразу же узнала его, узнала по первому же звуку, что он произнёс. По её спине побежали мурашки, а воздух в комнате, казалось, вдруг потеплел на несколько градусов за секунду.

Рука Саюри разжалась, и тумбочка выпала из неё, окончательно разбившись на доски о твёрдый пол.

— Ты очнулась... — он помедлил, вероятно, окидывая ее взглядом. — Зачем ты встала? Тебе же надо...

— О боже, Казекаге-сама!

Саюри сделала было шаг к нему, но её колено словно ножом полоснула острая боль, и она оступилась, потеряв равновесие. Сильная рука тут же подхватила её, крепко, но бережно придержав за талию, и девушка вцепилась в рукав, пытаясь собрать ноги в кучу и снова почувствовать твёрдую поверхность под ними. Как оказалось, это было гораздо труднее, чем она предполагала.

— Саюри, ты должна лечь в кровать, — сказал Гаара девушке, что находилась в его объятиях. — Сейчас подойдёт врач, он...

— Вы не могли бы, пожалуйста, включить свет? Я... совсем ничего не вижу.

Казекаге ответил не сразу. Он несколько секунд молчал, не разжимая рук, после чего вздохнул и осторожно заправил прядь волос, упавшую на лоб девушки, за её ухо.

— Саюри, — тихо заговорил он, тщательно подбирая каждое слово, — дело не... Во время боя ты перенапрягла свои глаза, так что наши медики наложили тебе повязку. Надо будет походить с ней несколько дней, чтобы твоё зрение восстановилось.

Саюри в замешательстве коснулась рукой бинтов на своём лице. Потом неуверенно подняла голову по привычке, чтобы взглянуть на Гаару, но, осознав всю глупость этого жеста, тут же опустила. На её бледных щеках цвета мелованной бумаги проступил едва заметный розоватый румянец.

По-прежнему до конца не осознавая происходящее и с трудом переваривая новую только что услышанную информацию, девушка, наплевав на чёртову субординацию, прижалась к груди Гаары, слыша, как громко бьется его сердце. Он же, на секунду опешив, собрался и, чуть наклонившись к ней, обнял второй рукой, зарываясь носом в серебряные волосы.

Его плотная одежда пахла песками пустыни; широкая грудь беззвучно вздымалась с каждым глубоким вдохом, и Саюри чувствовала его тихое тёплое дыхание, обдававшее её шею. Смыкавшиеся на талии руки придерживали её так осторожно, будто она могла разбиться или сломаться из-за малейшего неосторожного касания.

В коридоре за открытой дверью послышались шаги, и Гаара поспешил отпустить девушку, отстранившись от неё на несколько шагов.

— Саюри, я вижу, ты наконец очнулась! — с энтузиазмом произнес незнакомый мужской голос, но его обладатель, ещё не договорив, тут же понизил его на тон. — Доброе утро, Казекаге-сама.

— Доброе, — равнодушно поздоровался Гаара. — Вы собираетесь осмотреть её?

— Да, обязательно, — ответил голос, очевидно, принадлежавший ирьенину. — Хотя, знаете, учитывая то, что девушка уже на ногах, можно сразу сказать, что динамика положительная. Признаюсь, даже не ожидал, что её силы восстановятся так быстро. Вы не возражаете, если я попрошу Вас...

— Разумеется. — Саюри не видела, но почему-то была уверена, что Гаара кивнул. — Дайте, пожалуйста, знать, когда закончите.

— Конечно-конечно.

Несколько тихих, едва слышных шагов, скрип двери, щелчок — и от присутствия Казекаге в палате не осталось и следа.

Ирьенин подошел к девушке и первым делом снял повязку с глаз. Пока он разматывал бинт, Саюри молилась увидеть хоть что-нибудь, когда откроет глаза, но, увы, перед ней по-прежнему была темнота — полная, непроглядная, будто глаз у неё и вовсе не было.

— Я думаю, в скором времени зрение вернётся к тебе, — словно прочитав её мысли, произнес мужчина, внимательно рассматривая лицо девушки, где в некоторых местах до сих пор чуть проступали черные сосуды. — Хотя... — он помедлил, — прежде я ничего подобного не видел. Твоё додзюцу, должно быть, слишком редкое, о нем нет ни одного упоминания ни в одной из...

— Это не совсем додзюцу, на самом деле, — сказала Саюри, но, вдруг осознав, что перебила медика, замялась. — Извините....

— Нет-нет, продолжай.

Девушка вздохнула, откинув прядь волос со лба.

— Это одна из техник... как бы сказать... сопряженная с улучшенным геномом моего клана. Активируется сама по себе, когда я использую кеккей генкай, — кровь приливает, и зрение изменяется, но больше я глазами ничего сделать не могу.

— Вот как... — Ирьенин задумался. Он достал откуда-то бинт, смочил чем-то и стал накладывать девушке новую повязку. — Никогда не слышал.

Когда ирьенин закончил и вышел в коридор, Саюри подбежала к двери и прижалась к ней ухом. Ей он сказал, что все её травмы не так уж серьёзны, и полное выздоровление — вопрос нескольких дней, но девушка знала, что это не так: она не видела его лица, но слышала голос, которым он это сказал. Мужчина солгал.

Саюри знала, что все не так просто. Она знала, что повязки не снимут даже в течении недели; знала, что боль, которую она чувствовала при каждом вдохе, не сулит ничего хорошего; знала, что зрение не восстановится за пару дней. Но самое главное: она знала, что снова всех подвела. Снова не смогла довести дело до конца. Её снова спасли.

— ...левая рука практически полностью срослась, так что я снял шины и оставил лишь перевязку на локте, — едва слышно говорил голос ирьенина за дверью. — Правое колено тоже почти зажило, но с него шину снимать пока рано — пусть поносит ещё пару-тройку дней. Синяк на щеке прошел. В целом, девушка определённо идёт на поправку. Правда, несколько не очень приятных моментов все же имеется.

— В чем дело? — настороженно спросил Казекаге.

Саюри показалось, что она услышала, как в его обычном, уверенном, сквозящем спокойствием голосе резко, как нож по стеклу, скользнули металлические нотки. Как будто бы ему было дело до того, что с ней будет дальше.

— Рана на груди почти затянулась, но было сильно повреждено левое лёгкое, так что с дыханием довольно вероятно могут случиться... затруднения. Мы сделаем все, что в наших силах, но любая физическая нагрузка должна быть полностью исключена во избежании... — он запнулся, подбирая слово помягче, — неприятных последствий. Что же касается зрения... — мужчина понизил голос, — боюсь, в ближайшее время полностью оно не восстановится. Техника, которую она использовала... прежде я ни с чем таким не сталкивался. Она требовала огромных физических затрат, с которыми её глаза, к сожалению, не справились. Им, как и всему её организму, нужен отдых, потому как ничто из лекарств не поможет ей лучше, чем собственная внутренняя регенерация.

Гаара молчал. Саюри показалось, что он, должно быть, сильно недоволен услышанным, раз выдерживает такую долгую паузу. Девушка попыталась представить его лицо: наверняка, думала она, ни один мускул не выдал его чувств, даже если вердикт врача совершенно ему не понравился. Такая была у него особенность — железный занавес между вечно непроницаемым равнодушно-спокойным выражением лица и эмоциями, которые он испытывал. И испытывал ли вообще?