С одной стороны, Барнс понимал, что по этим ступеням поднимались, и не раз, потому что кто-то же их сделал, и они были хоженые, отполированные тысячами ног, и он не был уверен, что сюда ходили подготовленные спецназовцы. Значит, путь преодолим, если только где-то там наверху не обвалился пролет или два. Да даже это не помеха. Но отдых нужен любому человеку, даже он вымотался, пересчитывая целый день древние ступени.
А еще было холодно, Барнс это чувствовал, и знал, что Брок терпеть не может холод, что плохо переносит его, и пытался согреть, как мог.
— Просто закрой глаза, — попросил Барнс. — Я же рядом.
Укрывшись сразу тремя плащами, Брок коснулся губами макушки Барнса и закрыл глаза, думая, что всё равно не уснёт, но его сморило почти мгновенно. Уставший организм сдался, отпустил тревожно звеневшую натянутой тетивой природную осторожность и отключился.
Проснулся легко. Открыв глаза, Брок не сразу понял, где он, лишь спокойное размеренное дыхание Барнса, уткнувшегося носом ему в шею и обнявшего чуть ли не всеми четырьмя конечностями, мгновенно успокоило. В пещере было сумрачно. Серый утренний свет разбивал темноту не очень-то хорошо, но так хоть что-то удавалось разглядеть.
Погладив Барнса по голове, Брок выбрался из-под него, укрыл сонно посапывающего суперсолдата потеплее, поумилявшись про себя, но тут же нахмурился, напомнив, что давно вышел из возраста восторженной влюблённости, и вообще хоть кто-то должен оставаться суровым и взрослым. Костёр догорел ещё ночью, угли давно успели остыть. Брок потянулся, поднялся, и не зажигая факела, дошёл до выхода из пещеры или что это вообще такое. На храм, по крайней мере, похоже не было, стены особо никто не обрабатывал.
Занималось утро, на востоке огромным огненным шаром поднималось красное, непривычно огромное солнце, словно они приблизились к краю мира и там, за не таким уж и далёким краем горизонта не было уже ничего.
— Знаешь, а мы могли бы спать в теплой кроватке, — не открывая глаз сказал Барнс, не спеша выбираться из-под плащей, он тоже был не фанат холода, хотя и переносил его гораздо лучше. — А что, площадку ты бы запомнил, вернулись бы сюда утром, проспав у Ангуса ночь. Портал — это удобно.
Но потом все же выбрался, просыпаясь окончательно. Порталов у них осталось не так много, и еще не известно, на что их придется потратить, вдруг будет непреодолимое препятствие, которое можно просто обойти с помощью портала, или еще какая хрень.
Хотелось тепла, и Барнс принялся разводить костер. Благодаря бездонной сумке они смогли взять с собой целую телегу дров, поэтому экономить Барнс не видел смысла, тем более, что хотелось тепла, и не только для себя, но и для Брока.
Он привык заботиться. Сначала сестренки, потом Стив, потом снова Стив, а теперь вот Брок, которому, каким бы он ни был крутым перцем, тоже нужна была забота, и ее нужно было еще больше, чем Стиву, потому что тот в какой-то момент просто привык, что лучший друг Баки у него есть, а у Брока, насколько Барнс знал, не было никого. И теперь, став для него важным, хотелось, чтобы ему было хорошо.
Винтовая лестница уходила высокой спиралью куда-то далеко-далеко вверх, не разглядеть было ее конца и края, да Барнс особо и не пытался, принимаясь сооружать завтрак. Не все же Броку корпеть над котелком.
— Из тёплой постельки, в которой есть ты, я согласен выбираться не раньше полудня, Детка, — ухмыльнулся Брок, вернувшись к костру, с благодарностью принял сэндвич и флягу с водой. — Но тогда, я боюсь, со всем этим мы разгребёмся ещё ой как нескоро.
Когда доели и собрали свой импровизированный лагерь, солнце уже лениво выползло из-за горизонта, осветив первыми лучами нижние ступеньки убегающей вверх винтовой лестницы.
Брок достал факел, запалил его и поднял высоко вверх.
— Что-то мне кажется, там балкончиков не будет.
Лестница, насколько хватало света от факела, абсолютно прямой стрелой убегала вверх и терялась в темноте.
Поднимались молча, чтобы не тратить лишние силы и не сбивать дыхание. Барнс шел впереди, смеху ради действительно считая ступени, но на пятисотой сбился и плюнул на это дело. Они останавливались отдохнуть пару раз, но балконов и площадок, чтобы можно было лечь и вытянуть ноги, не было. Слишком долго не было, и Барнс уже думал, что они так до конца будут подниматься и подниматься, когда наверху увидел площадку.
— Спим здесь, я не знаю, сколько сейчас времени, но мы отдыхаем, жрем и спим именно здесь, — заявил Барнс, когда они поднялись, и он уселся на пол, потому что устал. И физически тоже, просто он переносил усталость иначе, чем обычные люди. — Давай, сладкий, посиди у меня на ручках.
Спорить Брок не стал. Молча достав шкуры и, расстелив их на полу, указал жестом на них и только когда вконец вымотанный Барнс перебрался туда, так же без разговоров оседлал его бёдра, притёрся к груди, обнял обеими руками за шею. Ему было всё равно где они. Кто может за ними наблюдать, сейчас хотелось прикасаться, целовать любимые губы даже без какого-либо намёка на дальнейший секс. Слишком они оба устали. Просто целовать, прижиматься, гладить, и Брок не стал себе в этом отказывать, вылизывая сладкие мягкие губы Барнса.
На ночлег устроились тут же, даже осматриваться не стали, просто поели и завалились на шкуры, как и прошлой ночью в обнимку, укрывшись плащами.
Судя по механическим часам Брока, они поднимались трое суток, останавливаясь поспать на редких площадках в темноте и тишине, которую нарушали только их гулкие шаги, голоса, дыхание. Казалось, тишина давно отвыкла от того, что что-то может ее нарушить, и тяжело давила, чтобы звуков не было, они были не для этого места.
Когда они поднялись на последнюю площадку, на которой лестница заканчивалась, Барнс даже удивился. Он уже привык тупо переставлять ноги, ступень за ступенью поднимаясь все выше и выше, и сейчас, когда лестница кончилась, он даже забыл обрадоваться. Они стояли вконец вымотанные, с желанием только лечь и сдохнуть, но не идти никуда, и Барнс, оглядевшись, увидел дверь. Большую, окованную железом дверь куда-то, незнамо куда.
— Мы спим тут, и только потом куда-то дальше идем, — посмотрел он на Брока, который стоял, привалившись к стене, и тяжело дышал, и принялся разворачивать их маленький лагерь.
И снова всё как по сценарию: шкуры, трескучий костёр, запах осточертевшей похлёбки, любимый мужик в объятиях и холод, пронизывающий до костей, вырывающий дыхание белым облачком пара. Сегодня, несмотря на усталость, Броку поспать толком не удалось, да и Барнс непрестанно возился, не в силах найти удобное положение. То замирал на месте, вжимаясь щекой в грудь Броку, то переворачивался, приваливаясь спиной к его боку. В воздухе слишком явственно ощущалось напряжение, давило на нервы.
Никто из них не знал, что за той дверью и есть ли там вообще хоть что-то. Но взгляд что Брока, что Барнса нет-нет да съезжал в её сторону.
— Так, — не выдержал Брок когда едва перевалило за три часа ночи. — Всё равно не уснём. Чаю хочешь? Мне Анника заварку и чайник с чашками сунула на всякий случай. И у меня есть, — он вытянул вперёд руку и раскрыл ладонь, где ярким фантиком в скупом свете костра поблёскивала конфета, одна из тех, что Брок нашёл в своём кармане ещё в самом начале, но берёг их до последнего.
— Не хочу ничего, — отмахнулся Барнс, забирая у Брока конфету и убирая ее себе в карман. — Давай свернемся и пойдем, не думаю, что нам много осталось пройти. Но если за дверью еще лестницы, я застрелюсь на хуй, невозможно же.
Он коротко поцеловал Брока и принялся сворачивать все, что они успели разложить, но костер трогать не стал, все равно тут нечему было гореть. Хотелось оставить Брока здесь, пойти разведать обстановку, понять, что там, за дверью, и только после этого тащить самого дорогого на свете человека непонятно куда, но у Брока было свое видение на этот счет, и сейчас Барнс очень жалел, что Брок не тонкий мальчик, игравший в стрелялки только на компьютере, а трупы видевший по телевизору. Такие клеились к нему, даже с виду опасному, но он всегда отшивал, никогда не любил подобный тип юношей. Такого запросто можно было оставить ждать, и он бы безропотно сидел. А Брок сидеть не будет, не будет ждать, когда знает, что там может быть опасно. А может, и не быть, вот в чем весь вопрос.
