Юноша нерешительно поднес напиток к губам. Запах джина ударил в нос, и он невольно поморщился, вызвав тем самым ехидную улыбку на лице профессора. Тимоти намеревался лишь пригубить золотистой жидкости, но Воган протянул руку и, настойчиво прижав хрустальный край к его губам, запрокинул бокал. Чтобы не облиться и не разозлить преподавателя еще больше, юноше ничего не оставалось, как сделать несколько судорожных глотков.

Джин обжег горло и внутренности. Вытаращив глаза, Тимоти глубоко вдохнул и закашлялся, отводя руку преподавателя.

— Господи, неужели вы и впрямь — невинный агнец, мистер Тейлор? — усмехнулся Чарльз, приподнимая подбородок юноши и заглядывая в заблестевшие от слез глаза. — Вы когда-нибудь пили что-либо крепче чая с молоком? — Юноша покраснел и покачал головой. — Поразительно… оказывается в современном мире все еще можно встретить семнадцатилетнего молодого человека, представляющего образец чистоты… — задумчиво произнес Воган, придвигаясь к нему вплотную. — Вы редчайший экземпляр, мистер Тейлор… невероятно искушающий экземпляр…

Надежда, загоревшаяся в голубых глазах юноши, сменилась тревогой.

— Вы заслуживаете не наказания, — объявил профессор, сверкнув потемневшим взглядом.

Едва касаясь кончиками пальцев нежной кожи, он огладил высокие скулы Тимоти и, склонив голову, провел большим пальцем по влажным от джина губам. Юноша опустил глаза — прикосновение было откровенно интимным и до дрожи неприятным.

— Но вот назидания вы заслуживаете — безусловно, — прошептал Чарльз, сжав его точеный подбородок. — Наша сегодняшняя встреча станет для вас уроком и научит бережней относиться к собственному труду. — Он забрал из подрагивающих пальцев юноши бокал и, поставив его вместе со своим обратно на столик, загадочно ухмыльнулся. — Ну что ж, на этом, мистер Тейлор, вступительную часть нашей с вами беседы я считаю оконченной. Полагаю, пора переходить к основной части…

Тимоти судорожно выдохнул, когда рука преподавателя потянулась к медной пуговице камзола и ловко поддела ее, высвобождая из петлицы.

— Сэр… — юноше с трудом удалось шевельнуть языком — от страха, от застучавшего в висках джина, от жары. — Что вы делаете?..

— Тебе жарко. Позволь, я помогу тебе раздеться.

Тимоти не пошевелился, безропотно позволив снять с себя камзол — джин, плещущийся в голодном желудке, сковал его тело и разум, но когда холеные пальцы потянули аккуратно завязанный бант на рубахе, все же отпрянул в сторону, наткнувшись на кресло и чуть не упав. В голове все плыло.

— Нет, сэр, — сумел выдавить он, — мне не настолько жарко…

Воган тихо рассмеялся.

— Мне лучше знать — насколько, — безапелляционно заявил он, наступая на дрожащего воспитанника.

Тимоти тихо застонал, запуская пальцы в светлые вихры.

Отвратительно. Как же это было отвратительно — то, что Воган не пытался скрыть своих желаний, то, как открыто, на правах хозяина заявил ему об этом, заставив впасть в полный ступор. Несомненно, попытайся он вырваться из холеных рук — эти руки скрутили бы его в два счета. Треклятая бессонная ночь, джин и дурманящая атмосфера лишили его последних сил.

Он не мог закричать — голос не слушался его. Да и смысла в этом не было — толстые стены древней каменной кладки надежно скрыли бы от посторонних ушей любой звук, и профессор явно это понимал, не пытаясь заткнуть ему рот.

Он мог только беззвучно глотать слезы, оплакивая свою чистоту, прощаясь с ней. Не так он представлял себе расставание с невинностью. Не с той, что рано или поздно теряют все юноши — с этой он расстался еще полгода назад, приведенный отцом в день своего семнадцатилетия в дорогой бордель для совершения ритуала, и с ужасом вспоминал дебелую даму, заключившую его — субтильного юношу — в колышущиеся мягкие объятия. Но с той, которую, вопреки всем ужасам Седьмого круга ада хотел подарить тому единственному, который смутным образом представал в его запретных мечтах. Грешный пока только в мыслях, о которых не подозревал даже его лучший друг — он тайно лелеял надежду встретить своего возлюбленного и подарить ему свою любовь и свое тело.

Но не так! Только не так…

— Вас выгнали из школы в Хэрроу за растление, хотите потерять и это место?.. — это была последняя и отчаянная попытка сдержать надвигающееся безумие.

Воган сжал его запястья и рассмеялся в лицо.

— Мистер Тейлор, вы мне угрожаете? Как смело! Но позвольте полюбопытствовать: кому вы побежите жаловаться и на что? На то, что под моим чутким руководством вы делали задание, которое было вам поручено накануне и которым вы пренебрегли? — профессор кивнул на столик. — Ваш реферат, юноша…

Тимоти шумно выдохнул — тетрадь, над которой он трудился всю ночь, не смыкая глаз, покоилась на гладкой столешнице рядом с графином.

— Вы…

— Конечно, нет, — оборвал его профессор, — но всегда хорошо иметь верных и надежных людей.

Несомненно, тетрадь украл кто-то из старост — вечных подхалимов и предателей.

Тимоти тяжело сглотнул и поднял умоляющий взгляд на преподавателя.

— Прошу вас…

В ответ Воган лишь ухмыльнулся, притягивая его к себе и запуская пальцы в светлые волосы. Сжав пряди в кулаке, он запрокинул голову юноши и всмотрелся в испуганные голубые глаза.

— Это урок, мистер Тейлор. Всего лишь урок…

Тимоти зажмурился, дрожа от ужаса и отвращения.

Он не смог больше сопротивляться, обреченно позволив Чарльзу Вогану снять с себя рубашку.

Задыхаясь от похотливого желания, профессор медленно развел в стороны его руки, жадно пожирая глазами юное дрожащее тело, великолепное и пленительное в мерцании свечей.

— Совершенство…

***

По невероятной иронии судьбы Россетти почти в точности повторил слова и действия мерзавца.

Тимоти зло вытер одинокую выкатившуюся слезу и закусил губы. Он ненавидел профессора, он злился на Данте, но больше он злился на себя самого.

Он шмыгнул носом и растерянно посмотрел на скатанный пальцами хлебный мякиш.

От пережитого потрясения ему целый день кусок в горло не лез. Он отказался от обеда и почти все свое рабочее время промаячил серой тенью за спиной мистера Тейлора, рассеянно протирая кружки и бокалы. К вечеру дядя, озабоченный его мрачным настроением и загадочной для юного растущего организма голодовкой, всунул ему в руки кувшин с молоком, краюху свежего, еще теплого хлеба и выпроводил на задний двор, велев близко не подходить к посетителям, иначе они разбегутся, ввергнутые в уныние и ужас его бледным видом.

Вздохнув, Тимоти сунул в рот хлебный шарик и поднес к губам кувшин.

— Тимоти…

Рука юноши предательски дрогнула, и молоко благополучно полилось по подбородку мимо открывшегося в удивлении рта, заливая рубаху и штаны. Тимоти закашлялся, подавившись скатанным мякишем, пошатнулся и, потеряв равновесие, неловко опрокинулся с бочки. Кувшин упал рядом, расколовшись и расплескав на него остатки молока.

Одним прыжком Габриэль подскочил к нему, помог сесть и, похлопывая по спине, взволнованно заглянул в заслезившиеся голубые глаза.

— Мадонна! Ты в порядке? — он отряхнул от пыли и молочных капель рубаху юноши, не решившись прикоснуться к испачканным штанам. — Прости, я не хотел тебя напугать.

— В порядке, — просипел Тимоти, отодвигаясь от художника и твердо отводя его руки. — Не стόит. Вы испортите свой костюм, мистер Россетти…

— Меня облили элем, так что теперь не имеет смысла беспокоиться о сохранности моего гардероба, — улыбнулся итальянец, демонстрируя испорченную жилетку.

— Сочувствую, — пробурчал Тимоти, однако в его голосе не было ни малейшей тени на сочувствие.

— Пустяки, — махнул рукой Данте и, вздохнув, сокрушенно покачал головой. — Признаться, меня совсем не удивляет твоя реакция на мое появление…

Юноша окинул его мрачным взглядом, вытирая ладонью залитый подбородок.

— Зачем вы пришли?

— Как зачем?! Извиниться перед тобой! — с жаром воскликнул Данте. — Ты так стремительно покинул студию!