− Джимми, насколько я понимаю? — приторно-мягким голосом поинтересовался Габриэль, обвел скучающим взглядом непривычно пустой и тихий паб и, приблизив свое лицо к мутным опухшим глазам, вопросительно изогнул бровь.
Джимми почесал заросшую щеку и кивнул, не решившись убрать руку нахального художника со своего плеча.
− Полагаю, мне нет нужды вам представляться, не так ли?
− Нет, мистер Россетти, я знаю, кто вы.
− Чудесно, − обворожительно улыбнулся итальянец, бережно стряхивая невидимую пылинку с замусоленного воротника помощника и с трудом сдерживая приступ тошноты от смрадного кислого дыхания, вырывающегося из его рта. — В таком случае, вам должны быть знакомы и мои друзья. В частности, мистер Уильям Хант, более известный как Маньяк.
Джимми энергично кивнул — не единожды он становился свидетелем разбитых физиономий беспечных пьяных задир, ненароком или умышленно задевших художника, известного своим воинственным нравом.
− Как считаете, вам хотелось бы познакомиться с ним поближе? — тихо спросил Данте, нарочито ласково разглаживая складки на грязной рубахе.
Джимми облизнул пересохшие враз губы.
− Я не понимаю, о чем вы, сэр…
− «Сэр», − усмехнулся Габриэль, сгрёб помощника за шкирку и, глядя в округлившиеся глаза, прошипел: − Обещаю, если ты не прекратишь симулировать, сваливая всю свою работу, за которую тебе, между прочим, платят жалованье, на плечи Тимоти, то познакомишься поближе и с мистером Хантом и со мной. И, поверь, это знакомство вряд ли будет приятным, скорее — весьма болезненным.
− Но я не симу… это… не притворяюсь, сэр! — испуганно захныкал Джимми, старательно выдавливая слезу. — Вы бы только знали, как раскалывается моя бедная голова…
− О, догадываюсь, − сочувственно кивнул Данте. — Однако, это нисколько не отменяет твоих обязанностей, жалкий пьяница. Советую незамедлительно взяться за работу, иначе придется преподать тебе урок трудолюбия, который, я обещаю, ты запомнишь очень надолго…
− Да, мистер Россетти, − всхлипнул Джимми и, когда художник, удовлетворенный быстрым согласием, отстранился от него, еле слышно проворчал: − Ах, Тимоти, маленький доносчик… ну, я тебе припомню…
− Что?.. — глаза Габриэля вспыхнули опасным огнем. — Мне послышалось или из твоего грязного рта вырвалась угроза, адресованная еще одному моему другу?
− Послышалось! — торопливо воскликнул Джимми, вжав голову в плечи.
Данте недобро улыбнулся. Стремительно подойдя к юноше, замершему у стойки и обеспокоенно прислушивающемуся к их разговору, он отобрал у него ведро и тряпку и с грохотом поставил перед бледным помощником.
− Мне бы сперва поправить здоровье, сэр… − пролепетал Джимми, с мольбой заглядывая в сверкающие яростью глаза.
− Ну, ты и наглец… − процедил сквозь зубы Габриэль, но взглянув на трясущиеся руки мужчины, сжалился. — Тимоти, будь любезен, принеси четверть джина, − бросил он через плечо.
− Бутылки?
− Стакана.
Тимоти исполнил просьбу и, вручив Джимми наполненный на четверть стакан, вопросительно взглянул на художника.
− Собирайся, − улыбнулся ему Данте. − Тут прекрасно справятся и без тебя. Не так ли?
− Не сомневайтесь, мистер Россетти, − заверил помощник, салютуя юноше и опрокидывая в себя джин. — Ох, вы так добры, сэр, − его губы скривились в льстивой улыбке, но в глубине мутных глаз сверкнул злой огонек.
Тимоти взбежал на второй этаж паба, где ему была щедро выделена крошечная комнатка, и распахнул шкаф. Оглядев свой более чем скромный гардероб, он страдальчески закусил губы: старый школьный камзол, две рубахи, протертые на локтях и аккуратно заштопанные сердобольной прачкой, раз в неделю приходящей к мистеру Тейлору забрать в стирку белье и одежду (но Тимоти подозревал, что не только для этого) — выбирать было не из чего. Юноша тяжело вздохнул. Он никогда не придавал особого значения своему костюму, заботясь лишь о том, чтобы выглядеть чисто и опрятно, но переехав в Лондон и обнаружив богатство вариантов мужского платья молодых столичных щеголей, он порой начинал чувствовать себя довольно неловко. Притянутое за уши убеждение в том, что платье — не главное в человеке, не очень-то помогало, но Тимоти не смел даже заикнуться об обновлении своего гардероба, считая, что и так многим обязан своему дяде. Обреченно вздохнув, юноша переоделся и с грустью взглянул на себя в мутное зеркало — рядом с красавцем-итальянцем, сверкающим очередной расшитой яркими цветами жилеткой, он будет казаться серым мышонком.
− Красота − как драгоценный камень, чем она проще, тем драгоценнее*… − с горечью прошептал он и показал отражению язык.
***
− Мы направимся в Академию? — поинтересовался Тимоти, жмурясь от ярких солнечных лучей, ослепивших после мягкого полумрака паба.
− Не сегодня, − ответил Габриэль. — Картина будет выставлена через несколько дней, посему там делать нечего, если, конечно, тебе не хочется побродить по галереям или позаглядывать в студии, где новоиспеченные студенты пытаются писать обнаженную натуру — это презабавное зрелище, − он подмигнул юноше.
Тимоти смущенно улыбнулся.
− Думаю, не стоит им мешать.
− Вот и прекрасно. К тому же, сегодня замечательная погода − грех этим не воспользоваться. Предлагаю прогуляться в Сент-Джеймс. Ты был в этом парке?
Юноша отрицательно покачал головой.
− Нет. Я не особо располагал свободным временем, чтобы гулять по Лондону, − сказал он с грустной улыбкой. — А когда оно появлялось…
− Ты сбегал в Академию, − закончил за него Габриэль и притормозил, разглядывая милые ямочки на его щеках. — Господи, как могло так получиться, что я тебя ни разу там не встретил? Ты прятался?
− Нет, − рассмеялся Тимоти и озорно сверкнул глазами, −, но ты меня и в пабе не замечал.
− Я был слепцом, − кивнул итальянец. — Мне следует благодарить Фрэда — это он снял шоры с моих глаз. Не укажи он на тебя, я бы потерял очень много…
− Покровителя?
− Гораздо больше, − тихо ответил итальянец, едва коснувшись его руки.
Тимоти опустил глаза, вздрогнув от прикосновения тонких пальцев.
− Значит, в Сент-Джеймс? — выдохнул он, решив перевести тему — людная улица была совсем неподходящим местом для подобных разговоров.
− Да. Тебе должно там понравиться, − улыбнулся Габриэль и неожиданно спросил: − Ты любишь птиц и животных?
Тимоти удивленно взглянул на него.
− Да. Мне нравится за ними наблюдать.
− Чудесно. Тогда заглянем в торговые ряды, прикупим лакомств для наших маленьких друзей.
Очутившись на шумной рыночной площади, Габриэль, по привычке поторговавшись с бакалейщиком, приобрел кулек орехов, купил у румяной булочницы такие же румяные и умопомрачительно пахнущие булочки, а затем потянул юношу к рыбной палатке. С некоторым недоумением Тимоти смотрел на то, как по-щегольски одетый итальянец скупает у пропахшего морем старика-торговца мелкую рыбешку, брезгливо требуя завернуть покупку в пять слоев бумаги. На вопрос, зачем им рыба, Россетти лишь хитро сверкнул темными глазами.
Парк Сент-Джеймс — уютное местечко в сердце Лондона, окруженный тремя дворцами: одноименным, Букингемским и Уайт-Холлом, встретил их почти полным отсутствием гуляющих и веселым щебетом и гоготом множества птиц. Тимоти увлеченно вертел головой, восторженными глазами взирая на великолепие сочной, умытой солнцем зелени и ярких пятен пышных клумб. После пыльных и шумных улиц это место показалось ему настоящим раем.
− Смотри!
Он дернул Габриэля за рукав − на дорожку, по которой не спеша прогуливались молодые люди, выскочила белка и, почесав упитанный бочок, уселась на задние лапки, с интересом глядя на гостей и явно ожидая угощения. Россетти раскрыл сумку, достал из кулька горсть орехов и, присев, протянул их на ладони зверьку. Белка безо всякой боязни подбежала к нему, принюхалась и, ухватив орешек, со смаком захрустела скорлупой, извлекая ядрышко.