Очень быстро я понял, что сидеть дома, то есть типа 'править' это не мое. Всякие просители обращались с настолько мелкими проблемами, что у меня вначале глаза на лоб лезли и я честно пытался понять в чём же тут подвох. Но никакого подвоха не было. Это просто люди по доброте и простоте своей почему то думают, что я должен всё знать и за все отвечать. Они почему то думают, что я должен решать вопрос с подлой бабой, что сливает помои в воду, а эти помои не позволяют жене уважаемого человека стирать свои вещи, так как вода грязная. А потом припрется старик с жалобой на то, что та подлая баба стирает свои вонючие портки возле его водозабора, а его внучата мол приносят ведра с вонючей водой. Потом придет уважаемый мастер с жалобой на молодых преступников, что обломали ему всю яблоню, а старый хрыч, что только что приходил ко мне, вместо жалоб лучше бы занялся воспитанием своих волчат, а из них мол могут только воры да тати выросли.
Вот так вот я честно целый месяц пытался успокаивать людей, так как лично сам стал фактически разрушителем устоявшейся системы обеспечения правопорядка. Ведь получилось, что Радомир в горячке разборок кого кнутом, а кого и мечем привел к порядку в слишком 'демократизированном' Полоцке. А теперь у меня вся система управления рушится на корню, теперь людишки бегут к царю, спаси, помоги, батюшка ты наш.
А я спрашиваю, а где головы городские, почему к ним не идете?
А мне и отвечают, что головы мол только отмахиваются от жалобщиков и на царя кивают, мол вон он наш вождь, идите к нему.
Не мог я выгнать жалобщиков, пока не создам новую систему вместо разрушенной, то у меня только все в разнос пойти может. А Радомир тот как бык в посудной лавке. Прошелся широким гребнем и поурезал множество выработанных десятилетием свобод.
Думал я думал, да и вспомнил я свой поход на Рим. Тогда сидя в славном городе Риме я часто встречался с проблемой нарушений общественного порядка, а нарушения были связанны именно с нашествием варваров. То есть после того, как мы взяли Рим из него исчезла самая настоящая полиция вместе со своими судьями и прокурорами и начался форменный бардак, граждане рима грабили, насиловали и резали своих соседей, мол все потом спишут на варваров.
А вот у меня нет ни милиции-полиции, ни судей, ни прокуроров. Это не порядок, нужно создавать.
Вот и созвал я ближе к весне очередной совет старейшин.
- Старцы - обратился я к присутствующим - ведомо мне, что не одобряете вы деяния моего брата и его лютый нрав. То правильно, но и вы понять должны, что нападение на своего вождя в его собственном доме не может пройти бесследно. Такое преступление должно быть тщательно расследовано и виновные должны быть наказаны, на том стоит не просто власть вождя, на том держится сама жизнь народа.
Некоторые старцы закивали головами соглашаясь, некоторые же потупив взгляд делали вид будто бы их ничего не касается.
- Так почему же вы озлобившись на меня и моего брата о народе своем забыли?
Старцы начали просыпаться.
- Вот хочу вас спросить, почему вы в родах да селениях своих руки опустили. Почему жалобщики к царю идут, неж то вы настолько обессилили, что не можете простые вопросы порешать и спорщиков развести. Пошто на меня свои вопросы сбрасываете. Я ведь вам давно позволил людей судить, да приговоры выносить, так что стало то?
Наступила мертвая тишина, никто не хотел ничего говорить, но вот поднял руку, привлекая внимание один из седобородых старцев.
- А сам ты вождь разве не видишь, почему мы в своих родах уже и власти решились? Разве не ведомо тебе, что люди теперь идут не за теми у кого с годами да сединами совета спросить можно, а к тем у кого машна полна серебра. Пока ты по дальним странам с дружиной хаживает в твоей земле вся власть от совета старейшин перешла в руки к совету мастеров, а там и просто к тем у кого в подполе пару гривен золота имеется.
- Так не ж то вы не можете своих людишек образумить и к правде привести?
- Никому та правда не нужно более - вздохнул дед Боян - вот пытается старейшина судить по правде, а в чём правда. А ежели судить требуется людишек с разных родов. Вот с одного рода вдова с детишками тяжбу против мужа богатого затеяла, что к ней домогается и обесчестить её хочет. А тот тот муж возьми да и дай видокам по пару монеток. Так видаки скажут всё что нужно тому мужу, а вдова еще виновной станет, что оклеветала уважаемого человека. И нет тем видокам дела до правды, им серебро да злато милее. Вот и выходит, что в твоей земле Чеслав сила не в правде, сила в размере машны.
- Так может мне разогнать весь ваш совет, а старцы? - тут уж я не выдержка и не смотря на слабость аж повысил голос - ежели вы силу свою утратили, и родовичи ваши больше вас не слушают, то может мне в совет теперь брать тех горожан у кого машна поболее? Что молчите, страшно? Кого вы боитесь, разве вы боитесь тех горожан у кого серебра да злата больше чем у вас, а разве те людишки не от ваших родов вышли? Разве не ваша в том вина, что не смогли вы воспитать наследников своих в уважении к сединам и мудрости вашей? Почему все проблемы свои вы на меня перекладываете? Или может вы не замечаете, что людишки ваши уже не доверяют вам и бегут по всем тяжбам только к царю? В том виновны только вы. В том, что люди ваши более не уважают старцев.
Я сделал многозначительную пауза и продолжил.
- Посему я хочу в своей земле иметь специальных людей, которым бы простой люд доверял и со своими бедами да проблемами к ним шёл. Не могу я таких людей назначать, ибо тогда доверия к таким назначенцам не будет. Так что пусть сии людишки буду выборными. Посему повелеваю через седмицу собрать весь люд по своим углам (кварталам) и провести выборы старост. Староста тот должен будет вершить суд по правде и по справедливости, а не по воле богатеев. Староста выборный будет получать малую мзду от каждого разобранного дела, от тех доходов и жить будет. Старост же повелеваю избирать на общем сходе людей каждый год. А что бы ни у кого не возникло желания не выполнить наказ старосты, то повелеваю воеводе младшей дружины за каждым старостой закрепить десяток ратников, дабы оберегать его имущество и наказывать тех, кто осмелится ослушаться и не выполнить постановление его суда. Да бы суды да тяжбы разбирались правильно, наказываю вам всячески оказывать помощь старостам своим советом и поддержкой. Из тех старост избирать одного самого главного простым голосованием. Главный городской староста должен разбирать дела в которых тяжбу ведут представители разных родов. Никто над теми старостами власти не имеет, кроме царя. Никто не может быть над законом, никто - тут я опять повысил голос - а ежели кто попытается подкупить старосту, или будет тому угрожать, то я буду рассматривать сего человека как личного врага и судить буду уже своей властью. Запомните старцы, каждое селение, каждый кут (квартал) и каждый род отвечает за своих людей. И ежели ваши люди удумают нарушать закон, то спрос буде со всех людишек, а особливо с вас. А спрос может быть разным, я могу стребовать виру, а могу потребовать и голову виновника. Так, что в ваших интересах бдить порядок и не перекладывать свои заботы на плечи вашего вождя.
Вот так вот я предпринял свою вторую попытку создания более справедливой системы правосудия и решения гражданских споров. Я уже давно скинул решение родовых проблем именно на совет старейшин, но вот тут и оказалась, что у меня имеется давняя проблема любого общества. Как только в этом обществе появляются более обеспеченные люди, то у них неминуемо проявляется такая древняя болезнь как 'нарциссизм'. То есть у таких индивидов тут же в голове проявляется шальная мысль, что ежели я более богатый и более обеспеченный чем другие, то я ОСОБЕННЫЙ. И мне как наиболее ценному члену общества должно быть позволено больше, чем обычным замарашкам, чем вон тем кузнецам или пахарям, что с утра до вечера пашут только для того, что бы заработать на тарелку каши.
И вот у такого вот индивида появляются детки. Детки растут в достатке и видят, что они от рождения имеют то, чего у соседа не будет никогда, а значит болезнь у наследников обостряется. И уже сын или дочь уважаемого и обеспеченного гражданина начинает называть всех остальных быдлом, а потом в их головах появляется мысль 'что законы придуманы именно для быдла, а для меня придумано только серебро да злато'.
