— Возможно, тебе придется, — сказала Эмма с загадкой, на что получила идеально изогнутую вздернутую бровь. — Нет, не обращай внимания, ладно? Давай просто забудем, хотя бы на время.

И кто сказал, что Реджина может отказать этой просьбе? Она так скучала и жалела об упущенном времени, что она была довольно просто тишиной рядом с блондинкой, но все же, этого было недостаточно. Ей нужно было больше ее почувствовать, потрогать, вспомнить вкус ее губ. Пока что это было все, что она могла.

Не отрывая глаз, она передвинулась. Сев ближе, чтобы было удобнее дотянуться. Но она не сразу потянулась за поцелуем, она исследовала более светлые тона кожи, чем в тот последний раз, но может кожа и была лучше по цвету, но она была такой же осунувшейся, с более видимыми морщинками у края глаз, и на носу.

«Кто-то слишком часто морщит нос, — подумала Миллс».

В этот раз она не стала ждать очередного срыва, чтобы узнать:

— Что тебя тревожит? — сощурила глаза Док, выглядя угрожающей в поиске лжи, которую она могла получить.

— Ничего, — невинно хлопая глазами, сказала блондинка. — У тебя что, новые духи? — Переводила тему она.

— Ты прекрасно знаешь, что нет. Не переводи тему, просто скажи мне. Пожалуйста.

Было заметно, как Реджина волновалась. Как теперь она боялась чего-то не увидеть и упустить, поэтому стала замечать слишком много. И Свон было бы приятно, если бы не было всех тех обстоятельств. Если бы ей не было тяжело от того, что она сейчас скажет, просто потому, что она не могла солгать, глядя в эти беспокойно-заботливые глаза.

— То, Реджина, что я чувствую, — казалось, было было самым элементарным объяснением, но Доку этого было недостаточно, чтобы понять. Она хотела знать конкретнее.

— Что это?

И Эмме было до одури смешно от нелепости всего этого. Она, возможно, и поняла свои чувства некоторое время назад, она никогда не думала о том, чтобы ими поделиться. Она думала, что, возможно, у нее не будет возможности, потому что ее бросят. Или она просто этого не сделает от страха быть отвергнутой, но она была не слепой дурой, чтобы не понимать, что просто так ее не будут целовать и быть рядом с ней из чувства долга. Она знала, что что-то значит, но не до момента того хлопка двери ее больничной палаты. Тогда она была пиздец, как слепа. И после этого она была еще больше уверена, что она просто не может сказать этого в силу обстоятельств, но она так же и не думала, что Реджина вернется, и теперь, смотря на нее такую, недоуменно хмурящуюся в попытке понять, взволнованную этой же мыслью и неизменно красивую в любом из своих состояний: растрепанную, раскрасневшуюся, смущенную, злую и дерзкую. Она просто не могла удержать это все в себе.

— Это ты. То, что я чувствую к тебе. Я не думала, что скажу это когда-нибудь, или может быть сейчас рано для этого или вообще не время. Но я боюсь, что если не скажу, потом будет поздно. Я… — глубойкий вздох — Я люблю тебя.

«Господи, Я сказала это, — подумала Свон».

Она не собиралась долго молчать, она собиралась начать говорить все так быстро, как только может, чтобы не дать Реджине что-либо вставить или что-либо сделать, чтобы она просто сидела тут и смотрела на нее. Хотя бы еще какое-то время.

— Я не знаю, как это вышло, — хмыкнула Эмма нервно. — То есть, ты ведь, конечно, знаешь, что безумно красива и все такое. Но я особо на это не смотрела, ну, естественно, не могу отрицать этого факта, потому что да, посмотрим правде в глаза, ты действительно создание Бога! — нервно тараторила Свон.

Это действительно было так, будто ее рот маленький моторчик, который выдает все подряд, не имея фильтра.

— Твой смех, он такой… очаровательный, ладно? Потому что именно то, что он со мной делает — очаровывает. Эта твоя улыбка, которая заставляет появляться морщинки около твоих глаз, — жестикулировала она, в итоге указав на те самые морщинки, которые появились у Реджины, пока она слушала, — Ну, а как светятся твои глаза? Ты видела, как они блестят? Тебе кто-нибудь говорил об этом? Будто у тебя что-то такое в глазах, что отражает блики от солнца, или впитывает и перерабатывает их и выдает то… ну то, что у тебя сейчас там! Ты только посмотри, Реджина! Господи, ты ведь прекрасно знала да? Знала же, что это не то, чего кто-либо может избежать, находясь рядом с тобой? Потому что, если ты знала, ты должна была мне сказать! Тогда…

— И что бы ты сделала?

— Ну, тогда я хотя бы подготовилась! Потому что я даже не подозревала, что такое когда-либо будет со мной. Что однажды я не смогу избежать… любви! — прошептала последнее слово Эмма, как какое-то запретное.

Но дальше ей не пришлось продвигать свою тираду, потому что ее рот был плотно запечатан мягкими губами Реджины, которые медленно, словно заново, изучали ее. Это был почти целомудренный поцелуй, прежде чем обе отстранились.

Реджина чувствовала себя на вершине горы, на которую она наконец, взобралась. Будто на вершине было ее счастье, но оно было. Даже если ей пришлось стоять на самой высокой точке, чтобы потом разбиться. Она бы радовалась даже этим секундным мгновениям. И она радовалась.

Ничего не говоря, пристально смотря в глаза Эммы, она опустила одну ладонь ей на щеку, мягко поглаживая щеки большим пальцем, а затем положила и вторую, делая то же самое. Она боялась испугать, боялась, что это мираж, и что ей это снится. Она действительно боялась этого. Потому что, казалось бы, за эти долгие и мучительные три недели, ЭТО было всем, о чем она могла мечтать, чтобы почувствовать себя нормальной. Эмма же смотрела за потоком эмоций в карих глазах, когда ее глаза, цвета зеленой листвы, оставалась мирными и тихими.

Никто не понял, что происходило в тот момент, они просто обе двинулись туда, в чем отчаянно нуждались. И снова губы обеих столкнулись, в более сладком поцелуе, заставляющем обеих покраснеть и потерять воздух. Губы двигались так, будто они были слаженным механизмом, они подходили друг другу идеально, как две шестеренки. Это было тепло, это было мягко, это было, как ощутить себя дома. На месте. Там, где нужно быть. Там, где хочется быть. Медленно губы распахнулись и их языки слились в поцелуе. Обволакивали друг друга, касались друг друга, пытались забрать первенство, но никто на самом деле не хотел этого делать. Хотелось момент спокойствия, и этот поцелуй был этим символом. Успокоение, возвращение на место. В привычный уклад. Если бы это было так. Только их поцелуй закончился, в комнату влетела, никто иная, как Зелина, где-то хвостом плелся Август.

— Хватит слюной меняться, дамы. Можете просто плюнуть друг другу в рот, зачем все так публично, моя ранимая душа!

— А своей жене ты тоже после поцелуев такую тираду выдаешь? — спросила Эмма, когда Реджина просто закатила глаза, хватая руку Эммы.

— Нет, ну ты сравнила мою жену и вас. Белль это тебе не… ну, не ты и Реджина, знаешь.

— Что это сейчас должно значит, Жестянка? — спросила Эмма, — Помимо того, что твоей жене приходится терпеть в своем рту вместо слюны масло, то конечно, она — не мы.

— Я что-то не поняла, ты моего масла отведать захотела? — спросила Миллс-старшая. За что получила злобный взгляд от сестры, которая тут же начала вставая, говорить:

— Это я что-то не поняла, Зелина. Я могу пригласить Белль на этот небольшой спектакль, — сказала Реджина, когда ее дернули за руку и она опрокинулась обратно на кровать, попадая в объятья. Эмма почти издала испуганный вскрик, но она не могла раскрыть всем здесь присутствующим, что она ощущает тяжесть на ее ногах. Она втайне была счастлива, даже если эта тяжесть была для нее почти неощутимой.

— Ты в порядке? — испуганно и взволнованно, спросила Реджина, как будто думала, что Эмма могла почувствовать, Свон крепко сжала Реджину в объятиях, кивнула и начала шептать ей на ухо:

— Ты что, боишься? Боишься что твоя робо-сестра съест меня? Я бы не хотела, чтобы ее жена видела, как роботы начали проявлять признаки каннибализма.

Реджина же была серьезна, когда взглянула на Эмму, подозрительно сощурив глаза, даже больше, злобно. Свон же ничего не сделала, кроме как притянуть ее обратно к себе, и уже без шуток сказать: