— Я бы, конечно, не хотела, чтобы меня целовал кто-то, кроме тебя, Реджина. Никто.

Миллс же, в свою очередь, оставила легкий, невинный поцелуй на щеке и успокоилась, расслабившись в ощутимо сильных руках. Все, кто наблюдал эту сцену, были действительно наконец-то рады этому воссоединению, видеть, как дорогие им люди счастливы здесь и сейчас, сидя в объятиях друг друга. Зелина, на самом деле, пустила скупую слезу, благо, никто не заметил.

— Боже, — нашептывала Зелина на ухо Августу, — Реджина кажется такой счастливой с ней. Я так долго этого хотела, но после давнего инцидента, она так погрязла в работе и заботе обо мне, буквально сопровождая повсюду, и даже сделала меня своей помощницей. Я не думала, что когда-нибудь еще увижу её такой… сияющей.

— Я знаю, Зелина. Я был знаком с ней, помнишь? Я не знаю, случилось ли это уже тогда или позже, но я всегда замечал, что ей всегда чего-то не хватает для полного счастья. Она была какой-то потерянной, будто сама не знала, чего ей не хватало, будто все было на месте, — так же тихо говорил он.

— Это верно, наверное, так и было. Раньше так думала и я. Но что об Эмме? Она, кажется, тоже счастлива, — подметила Миллс-старшая.

— Это так, Рыжая, поверь мне, это действительно так. По одному ее чертовому взгляду на Реджину, все сразу становится понятно. Знаешь, у нее тоже случалось не мало и я даже не представляю, как она держалась, и в итоге, я даже могу понять, почему она снова оказалась тут. Но я видел, как она об этом жалеет и какой снова серой она выглядит, понимая, что сделала. Чего лишилась. Реджине ведь было нелегко, не так ли? Понять и, возможно, принять поступок Эммы?

— Она не любит жестокость, на самом деле. И то, что сделала Эмма — одно из проявлений этого, так что, она буквально перешагнула через себя, ради нее. Если эта блондинка разобьет ей сердце, я вас обоих убью, — серьезно сказала Зелина. — Я не Реджина, я очень даже не против жестокости. За свою семью.

Угроза, была вполне весомой, и как бы Август на самом деле не пытался принять это, он все равно хохотнул:

— О, она не тот человек, который снова упустит свое. Уж мне ли не знать.

Их прервали:

— Эй, о чем это вы шепчетесь? — спросила Реджина, кидая свой прищуренный взгляд, за которым последовал и взгляд Эммы.

— О том, о чем Реджине лучше не знать, — сказала Зелина, на полном серьезе.

— И почему же это?

— Ты насилие на дух не переносишь!

Ну, возможно, этого было достаточно, чтобы Реджина потеряла интерес к данному перешептыванию или ей просто в действительности было не так уж интересно. У нее было лучшее занятие. У нее была Эмма в ее руках. Или она в ее руках, но это было неважно. У нее было странное предчувствие от того, как сильно ее сжимают в руках, но она предпочитала думать, что Эмма по ней действительно скучала и лишь поэтому так крепко ее держала.

Всех отвлек телефонный звонок. Нахмурившись на непонятный номер телефона, Реджина подняла трубку и поднялась, прогуливаясь по комнате. По мере того, как продвигался диалог, ее лицо становилось все мрачнее и мрачнее. Глаза наполнились различными, не самыми позитивными, эмоциями, венка на лбу вздулась, а брови были нахмурены, образовывая небольшие складки на лбу. Эмме всегда казалось, что это прекрасно.

Но так же быстро, как только она снова залюбовалась, очаровалась, не самые лучшие вести вернули ее в реальный мир.

— Нам с Зелиной нужно в участок, — тупо смотря на телефон с потухшим экраном, сказала Реджина.

И пока внутренности Эммы сжимались, а кровь ее закипала от того, что Миллс нужно было уходить, Реджина все еще не поднимала глаз. Эмма злилась, но не на это, даже не на нее, а на обстоятельства. На то, что преподнес этот день, та встреча Свон и Дэниела. Это убивало ее. Ей захотелось встать и пойти надрать ему зад, но больше ей хотелось, чтобы Реджина этого не переносила, не встречалась с этим снова, и не переживала заново весь этот день. И если бы не встретиться с Эммой помогло, то она была готова. Может, Свон и утрировала происходящее и то, что пришлось пережить сестрам, но она все равно не хотела, чтобы они когда-либо проходили через это. Зелина уже покинула комнату, как и Август, давая им время, как предполагалось. Но обе молчали, и тогда какой в этом смысл? Время помолчать? Оно есть всегда. Но сейчас не было для этого времени. Как бы циклично не было время, оно все же — скоротечно.

— Реджина, — позвала Свон.

Миллс же не откликнулась быстро, но все так же не поднимая глаз она вернулась на больничную койку.

— Эй, давай же, посмотри на меня?

Медленно, темные-темные глаза, оторвались от рук и уперлись в чужие глаза, такие ясные и пронзительные, что зрелище было завораживающим. Казалось, по ним можно было прочитать все, можно было даже взглянуть на себя через них. Они были зеркалом.

— Почему у меня такое ощущение, что все намного хуже, чем есть на самом деле? — послышался маленький вздох, когда Эмма схватила Реджину за руку, аккуратно разнимая ладони и беря по одной себе в руку. Она наконец, заговорила:

— Я думаю, что так и есть, Эмма. Что, если его не нашли, понимаешь? Он может быть где угодно и придти к тебе когда угодно! Это все моя вина, что он знает где ты! Как я вообще могла так облажаться? Вот почему все так плохо, потому что, что, если он тебя найдёт? Что-то с тобой сделает? Заберет с собой? И что будет…

— Стоп, стоп, стоп. Реджина, остановись! — торопливо заговорила блондинка, — Хорошо, давай по порядку, ладно? — улыбнулась она, — Если его не нашли, это ничего, хорошо? Он все равно не сможет сюда придти, потому что его ищут. Везде! Ну, ему придется скрываться как минимум несколько месяцев, чтобы перестать быть узнаваемым. И ты не облажалась, хорошо? Ты сделала правильно, ты всегда так делаешь, верно? Я верю, что ты сделала правильно. И последнее, ты же знаешь, да, что я даже в лежачем положении и без ног могу сломать ему руки? Он никогда до меня не доберется, а если и доберется, он будет первым, кто упадет, я обещаю, — уже потирая плечи, говорила Эмма, лбом уткнувшись в лоб Реджины.

— Но если снова случится, ну…

— Нет, больше нет. Я правда обещаю. Он не доберется до меня. Ни до тебя, ни до Зелины. Ни до кого. Ты мне веришь?

— Я верю, — ухмыльнулась Реджина, смотря точно в глаза.

И еще один поцелуй, со странным, не к месту привкусом отчаяния и почти на грани соли и слез. Ни одна не понимала, что происходит. Ни одна не хотела понимать. Наконец, и соль появилась. И Реджина точно знала, что это не ее слезы. Быстро отстранившись, Миллс мягко стерла слезы с лица подушечками больших пальцев. Недоумевая, она подарила еще один поцелуй, почти задыхаясь.

— Что, Эмма? Почему ты плачешь? — бегая глазами по лицу, спрашивала брюнетка, когда Свон не имела даже ответа, но все, что она смогла — сказала.

— Я просто не хочу тебя отпускать, даже со всеми этими ужасными происшествиями, я не хочу, чтобы день заканчивался. Я также не хочу, чтобы тебе пришлось переживать весь этот день, не хочу, чтобы тебе было больно. И я люблю тебя, ты знаешь? Иногда это так много для меня, что кажется, что внутри меня совсем нет места для этого, его просто не хватает и это выходит наружу. Я люблю тебя, и я бы не соврала, если бы сказала, что всегда буду. Потому что буду, Реджина. Где бы я ни была, просто помни, ладно? И, увидимся, хорошо? А теперь, иди. Напиши мне потом, — улыбнулась Свон.

Реджину не покидала странное чувство. Чувство, что что-то не так, но как бы сильно она не вглядывалась в глаза, в лицо, как бы сильно она не пыталась понять что за чувство, оно прям так и махало ей хвостиком и уходило, говоря, что лучше бы ей не знать, что это за чувство. Не сейчас, не сегодня, не время, не место. И все, что ей оставалось, это просто ждать, но она не могла. Она просто не выдерживала этого. Она так корила себя за тот раз, когда оставила Эмму дома и из-за чего она теперь попала в больницу, что ей было еще тяжелее оставить Свон одну сейчас. Но она собралась с силами, и подарив нежный взгляд и такой же поцелуй, она ушла, сказав: