Но, на этот раз, она не собиралась сдаваться.

— Нет, Реджина. Никакой аптечки в твоем кабинете или где бы там она не была, я сказала — больница. Это и значит — больница! — срывая голос, почти на визг, кричала Зелина.

Ее паника еще не прошла, она все еще боялась, что кто-то придет и что-то случиться, но Реджина этого не разделяла. Она была зла, даже не за эту чертову пулю, поцеловавшую ее ногу. И не совсем за бессознательность. Она, даже проведя минуты без сознания, уже поняла, что Дэниела упустили. Поняла, что у него есть местоположение Эммы. Почему оно у него есть? Потому что она дала настоящие координаты их последней встречи! Почему она их дала? Потому что он бы забрал ее с собой, даже если отказался от прямого предложения. Она, кажется, была в качестве рычага давления на Эмму. И она не знала почему он так уверен, что Эмма купится на такой рычаг, как она, когда она почти сама ее выдворила.

«Ну хорошо, — подумала Реджина, — дверь захлопнула я».

— Нет, — стояла на своем брюнетка, все-таки с помощью сестры поднимаясь на ноги, опираясь на стойку боком и скрещивая руки.

— Даже не думай применять со мной эту позу, это не то время, и не то место, Реджина Миллс, и я тебе не наша мать! — притопнула ногой Зелина, раздражаясь на детское поведение сестры.

— Зелина, — с дрожью выдохнула Док, опуская руки и пряча глаза и тогда на Рыжую снизошло озарение.

— Действительно, Миллс? Сейчас ты думаешь о ней, а не о себе? Правда? Еще чуть-чуть и тебя бы повезли в мешке для трупов и без твоего спроса, так что подбери свое дерьмо и помоги мне довести тебя до машины, чтобы мы отправились в больницу! А потом, пора бы навестить твою подружку, с которой ты упорно отказываешься поговорить, а она такая же тупая, как и ты. И заметь, сестрица, это не упертость, а тупость.

— Спасибо тебе и твоим дорогим дронам-разведчикам, что вторглись в мой мозг и дали тебе понять что к чему. Но ты что, голова-локатор, назвала меня сейчас тупой? Чертов твой жесткий диск, не плачь, когда однажды ночью он перестанет работать так тихо, — пригрозила Реджина.

Это было в легкой форме, так как она могла и отрицать внешне правоту сестры, но она прекрасно знала, что та права.

Брюнетка уже почти не могла вспомнить, из-за чего у них произошел спор, но, опустив голову и посмотрев на свою ногу, окрашенную в красный, та ужасная картина в ванной, она все быстро вспомнила. И она поняла, что она не готова первая пойти. Не потому что не хотела, а потому что было страшно. На самом деле, казалось бы, чего тут может быть страшного, но так было. Что еще могла сделать Эмма? Эти пагубные мысли делали Реджину больной. Они заставляли ее болеть от опасения, что еще может случиться, и она полагала, что пока она вдали, она не узнает и не увидит больше таких страшных картин, как отчетливо в ее голове светился тот момент, словно выжженный на сетчатке глаза.

Ей вдруг стало тошно и она посмотрела на сестру, которая что-то разглагольствовала, но она не слушала. Она смотрела и вдруг это мельтешение, размахивание рук и мерный голос избавил ее от страданий. Реджина зарылась глубже, вспоминая, как жестикулировала Эмма, когда рассказывала ту или иную историю или, может, оспаривала чью-то точку зрения, возмущалась или иногда хлопала в ладоши, изображая ребенка, что с ее глупой улыбкой было как никогда похоже. Она была большим ребенком, они обе это знали. И когда Реджина это говорила вслух, Эмма надувалась, становясь, в десять раз больше, похожей на ребенка. Она вспомнила мягкие и теплые глаза, что-то в сочетании с зеленой травой и штормовым морем. Что-то, уносящее за края и заземленное. Родное и близкое. И мягкий, ласкающий уши голос, добрый, мелодичный. Певческий. И вдруг она поняла, что готова. Пора. Ей это нужно. Это то заполнение, которого ей всегда не хватало. Тот недостающий пазл ее самой. Та вещь, что закроет ее дыру. Дополнит ее. Продолжит ее.

— Зелина, — начала было Реджина, но была прервана.

— Нет, Реджина, это ты меня послушай, мы едем в больницу и точка. Это важно! — крикнула в отчаянии рыжая.

— Да, Зелина, мы едем в больницу, может, ты мне теперь поможешь? — язвительно сказала Миллс, но улыбка давала понять, что это просто игра.

Позже опасения Реджины подтвердились. Дэниела упустили, но был объявлен розыск.

Эмма была расстроена, и именно по этой причине, она сидела с ручкой и блокнотом, что-то туда выписывая. Это не было личным дневником, но было что-то около того, потому что писала она там явно не стихи. Но когда-то давно, она прочитала, что это помогает, а напоминание о психологии сразу переплеталось с Реджиной, примерно так она к этому и пришла. Кто знал, что из-за психолога ей и самой мозгоправ потребуется? На протяжение последней недели, она записывала там что-то личное, недоступное для чужих глаз. Может других бы это расстроило или им было бы больно, как и ей, но, скорее всего, всем бы было все равно. Но об этом думать было бессмысленно. Сотня слов, множество предложений, еще больше перечеркнутого и рисунки на полях. Хотя, это даже и рисунком не назвать, завитки, линии, точечки, круги. Все это навело бы на мысль о глубокой задумчивости, да ведь правда это. Только один человек, помимо нее, когда-нибудь увидит это написанное, и она только надеется, что лишь ей одной будет от этого больно.

Вдруг в голове созрела мысль, как можно было бы продолжить, но ее прервал влетевший в палату, весь красный и запыхавшийся, Август.

— Скажи мне что ты уже видела новости?

Сердце пустилось в галоп.

— Что, Август?

Ей казалось, что она вернулась в армию и сейчас момент какого-то нападения или чего еще хуже; взрывы, налеты, перестрелки. Все это пронеслось перед ее глазами, и ей почти стало плохо от всего этого, но главная новость была впереди.

— Реджина! Там… больница, выстрелы!

И, кажется, в этот момент все планы Эммы перевернулись, сломались. Крушилась она сама, будто никогда не могла подумать, что такое может быть в больнице. Не с Реджиной. Не с ее брюнеткой. Не тогда, когда Эмма не в состоянии быть рядом с ней и защитить ее. Она даже не заметила как был включен телевизор, только обрывки фраз доносились до нее:

«В больнице… никто серьезно не пострадал… подозреваемый на свободе… Дэниел Колтер, бывший клиент…»

Услышав имя, Эмма вся побелела и сжалась. Она не могла поверить своим ушам, но прекрасно знала, что все ,что она услышала, было правдой. Это была ее вина, что он пришёл. Он искал ее. Он бы добрался до Эммы, чего бы ему это не стоило. Он не смог тогда, но такие люди, как он, не оставляют своих жертв. Не забывают. Она могла бы с уверенностью сказать, что некоторые еще и имена записывают. Прям, как на погоны.

Она не обращала внимания на гул Августа где-то с боку, но сделала именно то, что он от нее просил, даже не подозревая. Дрожащей рукой, она нашла свой недавно купленный телефон, и набрала номер.

Гудок. Гудок.

— Алло?

Это не был голос Реджины. Кажется, это была Зелина.

— Скажи мне, что с ней все в порядке? — она не просто просила, она молила, почти задыхаясь. Она бы не вынесла, если бы с Миллс-младшей что-то случилось. Она бы определенно винила себя. Она уже это делала.

— С ней все в порядке, — повторила Зелина.

— Гугл-карта, сейчас не до шуток! — прорычала в динамик Эмма, — Мне нужно знать, что с ней!

Послышалось небольшое ворчание по ту сторону, и шорохи, казалось бы, телефон отодвинули или прикрыли.

Наконец Свон почувствовала облегчение, услышав этот голос, который она не слышала почти месяц. 20 дней. Это был срок, который она не ощущала в полной мере до этого момента.

— Да?

— Реджина… — прошептала Эмма, с явным облегчением, слышимым не только в ее голосе, но и по внешнему виду и разгладившимся чертам лица, которые заметил Август, перед тем, как покинуть ее палату.

— Я в полном внимании, Мисс Свон.

И тут к Эмме вернулись все те тяжести, весь тот груз, который несли обе эти проклятые дни.