У Кощеева сразу пересохло в горле. Не мог китаец по воздуху миновать позицию без звука и нырнуть в пролом!.. Что же получается? Китаец не мог увидеть его, не мог заподозрить неладное, если кто-то не подсказал. Может, просигналили из пролома? Кощеева будто кипятком обдало — не успел заглянуть в пролом! За такие ошибки расплачиваются жизнью.

Спокойно… Значит, его, рядового Кощеева, попытаются взять без шума или прикончить. Ведь у них туго со временем. Ведь они знают, что Кошкина бежит к лагерю… Впереди — развалины и лаз, слева — проволока и кучи щебня, сзади — траншея и остатки заграждений. Китайцу некуда деваться, как только припухнуть в траншее.

Кощеев стремительным рывком преодолел расстояние до траншеи и, увидев в страхе закричавшего человека, прыгнул на него.

Тощий китаец, притиснутый коленом, разглядывал Кощеева одним глазом. Маузер китайца валялся в грязи, смешанной со снегом. И только хотел победитель дотянуться до него, как сверху посыпалась земля, и китайца будто взрывом подкинуло. Он вцепился в руку Кощеева и умело с хрустом вывернул ее. Пришел черед вопить Кощееву.

— Роско чандан — хорошо, хао, — сказал кто-то над головой.

Кощеев увидел краги большого размера на осыпающемся бруствере — добротная кожа тугих голенищ, с глянцем, заляпанный грязью жесткий рант. Кощеев покрутил головой в согнутом положении, снимая боль в шее, и снова попытался посмотреть вверх. Теперь он разглядел щегольские галифе непривычного покроя, черную кожаную куртку, отдающую синевой, крепкое наглое лицо с монголоидными чертами. Отсюда, из траншеи, человек выглядел великаном. На плече он держал небрежно, как полено, нечто похожее на автомат с металлическим контуром вместо приклада… Все это Кощеев ухватил в какие-то мгновения.

Тощий китаец старательно обтер о мазутные штаны свой маузер и сунул за матерчатый пояс. Затем нагнулся, чтобы поднять револьвер «хино». А Кощеев боролся с собой. Надо сбить с ног великана, выхватить из-за пояса тощего маузер… Худая смуглая рука вот-вот коснется ребристой рукоятки револьвера… Кощеев еще ниже согнулся, заскрипел зубами. Он ничего не мог сделать! Его опять придавила какая-то плита, свинчатка космических размеров, и снова он — беспомощный, жалкий фрайерок, переполненный злобой ко всем паханам…

Смуглая рука все еще плыла в пространстве, растягивая время-резинку, и в бороздках револьверной рукояти поблескивала грязная вода.

Кощеев резко вскинул голову, желая пробить свинец макушкой. Великану это не понравилось — он толкнул Кощеева в темя грязной подошвой. Толчок был подобен удару — перед глазами Кощеева заплясали разноцветные круги…

Потом его вытащили из траншеи. Великан оказался не столь уж огромным. Оба китайца повторили несколько раз «роско-хао». Тощий обращался к своему товарищу с щенячьим почтением и несколько раз назвал его по имени — Чжао. Угрожающе похрустев кожаной курткой, Чжао вдруг приветливо улыбнулся и стряхнул с шинели Кощеева комья грязи.

Откуда-то появился еще один человек. Кощеев понял — японец, он уже умел отличить ярко выраженного японца от лиц местных национальностей. Его несколько раз назвали Хакодой. Интеллигентное тонкое лицо, европейская шляпа, правда, замызганная… Правая его рука висела на перевязи, но левой он управлялся не хуже, чем другие правой. Нагрузившись оружием и сосудами со спиртным из бункера, не спеша пошли к машине. Худой не отпускал руку Кощеева, заломленную за спину. Они переговаривались. Чжао снисходительно посмеивался и похлопывал сильной рукой по мятому погону Кощеева. Тот возмущенно подергивал плечом, не даваясь его руке. Наклонив голову, чтобы не видели его глаз, Кощеев бросал жадные взгляды по сторонам. Впрочем, на помощь Мотькина он почти не надеялся. Мотькин был хорошо наученный солдат, а хорошо наученные тут же возвращаются на исходную позицию при непонятно изменившейся обстановке, чтобы подкрепиться новым приказом. Вот если бы сейчас на месте Мотькина был салага-новобранец…

Выказывая презрение к чужакам, Кощеев залихватски сплевывал через щель между зубами. Блатные его плевки привели Чжао и тощего в восторг. Чжао заглянул ему в лицо и с веселостью в голосе что-то сказал. Кощеев понял — заставляют еще сплюнуть. Кощеев перестал плеваться.

Никто из них не спешил! Никто из них не испытывал страха! Кощеев ничего не мог понять. Японец Хакода, интеллигент в шляпе, произнес длинную тираду, поглядывая то на Чжао, то на Кощеева. Чжао кивнул, и японец вдруг заговорил на правильном, почти без акцента, русском:

— По всей вероятности, вы приписаны вон к той воинской части? — он показал кивком на Двугорбую сопку. — Что вы здесь искали? Видели кого-нибудь постороннего?

— А вы кто такие?

— Мы — мирная делегация. Из города. Нас прислало городское самоуправление. Знаете город Даютай?

Еще бы не знать — в Даютае гарнизонная гауптвахта…

— Вооружились до зубов — и мирная делегация?

Хакода посмотрел на Кощеева спокойно, без всяких эмоций. Он перевел слова Кощеева, и оба китайца засмеялись. Кощеев не успел увернуться — Чжао сильно хлопнул его по плечу. Похоже было, ему доставляло удовольствие такое занятие.

Странная легковушка была совсем уже близко. Можно было разглядеть швы сварки на ее горбу и сильно облупившуюся краску на скосе спереди, где у нормальных автомобилей находится радиатор.

Чжао вдруг остановился, разглядывая машину. Худой тревожно вытянул шею. Хакода продолжал шагать, громыхая поклажей. Подошел к размытому дождями противотанковому рву и тоже остановился. Ров превратился в глубокий и извилистый овраг, края которого были обкусаны и обкатаны оползнями. Овраг был наполнен грязной, слегка отстоявшейся водой. С одного берега на другой была перекинута ненадежная, тронутая огнем лесина. И рядом с ней — причудливо изогнутый рельс.

Оба китайца подошли к Xакоде, громко заговорили, размахивая руками.

Что их встревожило?

Чжао сложил ладони рупором и гортанно выкрикнул в сторону машины. Худой сильнее прежнего заломил руку Кощеева, а Чжао, скинув с плеча автомат — рожок странным образом торчал в сторону, — ступил, торопясь, на ненадежный мостик. Хакода с невозмутимым видом последовал за ним, но вначале сложил на землю поклажу — несколько винтовок и фляги.

«Свинцовая плита», давившая на Кощеева, мучила нестерпимо. Отчаявшись столкнуть ее с себя, он вцепился в нее зубами и руками. И — чудо! — раздвинул ее вязкую и холодную плоть…

Удар локтем — и тощий с шумом выпустил из себя воздух, уперся лбом в землю. Кощеев схватился обеими руками за рельс и с надсадным хаканьем приподнял его вместе с повисшим на нем интеллигентом. Чжао бежал по трещавшей лесине, балансируя автоматом в вытянутой руке. Рельс обрушился на лесину, переломил ее, как былинку. Чжао и Хакода с головой ушли под воду. Тощий с мучительной миной на лице пытался подняться, но Кощеев и его столкнул коленом и воду. И увидел Мотькина. Тот подошел к оврагу, держа винтовку с примкнутым штыком под мышкой.

— Здорово ты их, — сказал он без энтузиазма и потрогал грязным пальцем распухшую переносицу. — Старшина, однако, опять арест скинет… Или больше добавит. Я в машинешке какого-то деда захомутал. Обещал, старый хрыч, пожаловаться русскому коменданту. Чем-то еще грозился, да я ему кляп в рот положил. Может, союзники?

— Назвались делегатами какими-то. Только я им не верю. Ряшки у них бандитские. — Кощеев запустил куском глины в Чжао, который карабкался на плывущий грязью берег. — Куда?!

— Сдаемся, — проговорил Хакода, стуча зубами, и вылил из шляпы воду. — Ведите нас к вашему главному товарищу. Мы будем говорить только с господином начальником, с господином русским офицером.

Пленные выбрались на берег. Тощий заискивающе улыбался и кланялся Мотькину. Чжао был взбешен, плевался и шипел, сверкая белками глаз. Потом пленные уселись на корточки в рядок. С них обильно стекала грязная вода.

— Раскусил я тебя, Леха, Кощеев не пытался скрыть своего восторга. — Кто мог подумать, что можешь воевать?