И через несколько дней знак, о котором твердил Можицкий и упоминалось в книге, был подан. Точнее, случился ряд происшествий, всех озадачивших.

Сначала поутру на территории двора, а также на дороге и в близлежащих окрестностях обнаружили мертвых птиц. Это происходило пару дней, а несколько солдат видели своими глазами, как пернатые замертво падали прямо на лету. Еще оказались побиты некоторые стекла. А одному посудомойщику, вышедшему вечером на улицу почистить котел, кто-то бросил в голову камень. Обошлось, правда, наложением повязки. А еще в один из дней в каше оказалось невероятное количество мелких камушков. Один из узников сломал зуб, и я не без труда удалял оставшуюся часть. Поварам пришлось держать ответ перед начальником тюрьмы, и в иной ситуации их участь была бы решена, но в свете целого ряда вышеозначенных событий служащие отделались легким испугом.

Можицкий, услышав о том, что строки из книги в какой-то мере оказались пророческими, равно как и его слова, не то чтобы торжествовал, но выглядел бодрее, нежели обычно.

— Я предупреждал вас, — грозил он мне пальцем.

— А я хочу в свою очередь предупредить вас, Можицкий, — ответил я. — Еще что-то в этом роде — и с вами буду объясняться уже не я.

— Могу замолчать! — сразу озлобился он. — Кого будете винить тогда? А? Это лишь начало, Яков Михайлович. Скоро начнутся жертвы, ему они нужны…

— Учтите… — произнес я, но не сумел закончить свою мысль и покинул камеру.

Часовые, чья смена только окончилась, сидели во дворе и курили. Внезапно один из солдат повалился со скамейки на землю, у него начались судороги. Товарищи перенесли его в лазарет. Когда я прибежал, у несчастного кровоточили глаза, чего мне, признаться, видеть еще не доводилось. А еще он так сжимал кулаки, что из-под ногтей тоже выступала кровь. У больного был сильный жар, он кричал. Ему сразу сделали промывание, а я в это время пытался отыскать в справочниках похожие симптомы. Безуспешно. Понимая, что положение серьезно, я распорядился в срочном порядке транспортировать беднягу в город. Пока запрягали лошадей, солдат скончался.

На этот раз к Можицкому вместе со мной отправился Алфимов.

— Мы вас выведем на чистую воду! — кричал он на перепуганного арестанта. — Вместе с вашим сообщником!

— Заблуждаетесь, господин офицер! — защищался Можицкий. — Испытываете ненависть ко мне, а я лишь посланец. Велите меня увезти отсюда, но жертвы не закончатся.

— А более ничего не желаете? — возмутился Николай. — Я поступлю по-другому. Для начала пресеку любую возможность вашего с ним общения.

— С Демоном? — изумился узник.

— С этим беседуйте хоть с утра до вечера, — процедил Алфимов. — А вот сообщнику вашему придется теперь туго. Никакого общения, вашу еду будут проверять с удвоенной тщательностью, а возвращаемую грязную посуду — с учетверенной.

— Когда вы поймете, что неправы, будет поздно, — Можицкий тяжело вздохнул. — Боретесь с вашим же единственным союзником. Я уже объяснял Якову Михайловичу, что мог молчать, но Демона Окаменения подобное приведет в ярость, жертв окажется неизмеримо больше…

— То есть предлагаете стать посредником между своими демонами и нами, так? — ухмыльнулся Алфимов.

— Я им уже стал, — спокойно ответил Можицкий. — Знайте, что и мне жалко людей. Обещаю всеми силами смягчить его гнев.

— Спаситель вы наш! — воскликнул Николай. — Уж постарайтесь, но за гибель моих людей кому-то придется ответить…

Настал черед нам с Алфимовым держать ответ перед начальником тюрьмы.

— Камни в еде еще можно было бы стерпеть, — Юрковский хмуро оглядывал нас, сидя за своим столом. — Хотя упущение серьезнейшее. Но смерть нашего солдата, да еще такая мучительная…

— Мессия этот откровенно лжет, — высказался Алфимов. — Всыпать бы ему шпицрутенами — по-другому бы запел.

— Сразу на дыбу, чего уж, — невесело усмехнулся Юрковский. — Что уже предприняли?

— За Можицким основательно приглядывают. Всем людям я наказал проявлять особенную бдительность. Обо всем подозрительном сразу немедля докладывать.

— Думаете, кто-то завелся среди наших? — внимательно посмотрел на Николая начальник. — Возможно ль подобное?

— Думаю лишь, что гадости творит не демон — как там этого каналью? — обратился он ко мне.

— Окаменения, — отозвался я.

— Надо полагать! — прокомментировал Юрковский. — Ежели так, нам всем место в ином заведении, верно я рассуждаю, Яков Михайлович?

— Согласен, — рассеянно кивнул я.

— Вас тревожит что-то? — заметил мое состояние начальник.

— Многое. В особенности — неизвестный мне недуг, поразивший человека.

— Яду ему подсыпали, — заявил Алфимов. — Чего тут думать?

— В городе должны будут сделать вскрытие, — предположил я. — Быть может, найдут что-то, хотя не уверен. Если солдата отравили, то совершенно неизвестным современной науке составом.

— Медицина могла далеко уйти, Яков Михайлович, пока вы в Зеленых Камнях свой талант зарываете, — произнес Алфимов.

— Знавал я места и похуже, господа, — вмешался Юрковский.

— Шучу я таким образом, — пояснил Алфимов и дружелюбно улыбнулся.

— Посмеялись, коли бы обстоятельства располагали. — Юрковский кашлянул. — Надо поскорее пресечь всякое дальнейшее развитие истории с Можицким. Еще один несчастный случай — и нам всем несдобровать.

— И не просто пресечь, а докопаться до сути, — добавил Алфимов. — Иначе мне просто не успокоиться.

Я уже достаточно хорошо знал натуру Николая и в последних его словах совершенно не сомневался. На самом деле разобраться в этой темной истории мне хотелось не меньше.

На очередной встрече с Можицким разговор не заладился. Тот продолжал обижаться за выказанное ему недоверие. На все вопросы отвечал неопределенно, о демоне вообще предпочитал не заикаться. Я собрался выйти из камеры, как узник вдруг прижался спиной к стене, выпучил глаза и надрывно заговорил:

— Не желаешь слушать меня?

— Отчего же… — попытался было ответить я, но вскоре замолк, поняв, что обращается Можицкий к самому себе. Судя по всему, от лица демона.

— Ты, ничтожный глупец! Услышь мой глас, узри мои деяния, узнай мою силу! Я выбрал новую жертву. Ищущего забытья предам я забвению, узды держащего на боль обреку, с трудом ковыляет пусть в Ад.

Последняя фраза была повторена несколько раз. Я сел за стол, макнул совершенно еще чистое перо в чернильницу и на всякий случай записал сказанное.

Жертвой стал конюх Харитонов. Спустя сутки после моей встречи с Можицким курьер отправился на конюшню и обнаружил там валяющегося в куче сена Харитонова. Курьер подумал, что тот по обыкновению своему пьян, но конюха сотрясали судороги. Когда его перевернули, увидели, как из глаз вытекает кровь. Не мешкая мы погрузили его в подводу и отправили в город. Умер Харитонов еще в дороге.

— «Ищущего забытья» — это значит любил за воротник закладывать, — Алфимов изучал начертанные мною слова Можицкого. — «Узды держащего» — тоже понятно, а вот почему «с трудом ковыляет»?

Мы снова сидели в кабинете начальника. Юрковский метал на нас грозные взгляды.

— Харитонов хромал, — объяснил я Николаю. — По пьяной лавочке полез холостить жеребца, лошадь его лягнула и повредила сухожилие.

— Тогда все понятно, — удовлетворенно протянул Алфимов.

— Весьма счастлив за вас, — едко заметил Юрковский. — Вот бы и нам хоть чуточку понимания. Послал в город депешу и сижу ожидаю порядочную взбучку.

— Они действуют весьма дерзко, считают нас простофилями, — ответил Алфимов.

— Считают? — криво улыбнулся начальник.

— Понятно, что нас пытаются всеми способами отвлечь от некоего значительного события, которое здесь назревает, — не обращал внимания Николай.

— Так оно еще только назревает? — хлопнул себя по лбу Юрковский.

— Николай Кондратьевич, — понимающе посмотрел на него Алфимов. — Ситуация неприятная, несомненно, но дайте нам с доктором время.