– Да… комната у тебя не так, чтобы очень, – безапелляционно заявила Женька, – ее ведь бывшая хозяйка оформляла? Если не ошибаюсь?

– Не ошибаешься. Поэтому мне и хочется изменить абсолютно все. Поможешь?

– Сделаю тебе не проект, а леденец на палочке! – засмеялась Женька, – причем заметь, возьму недорого. Бутылку Мартини, банку оливок и несколько вечеров за разговорами. Идет?

– Идет! – обрадовалась Лана и обняла подругу.

– А пока ремонт, можешь переехать к нам. Пущу тебя в свою комнату, так уж и быть.

– К вам?! – засомневалась Лана, – а папа как же? Я его не оставлю.

– И не надо. Не переживай так. Папе мы поможем квартиру снять. Недалеко и недорого.

– Неее, Жень. Это неудобно. Я имею в виду, что мы с папой вместе на квартиру переедем. Так лучше будет, и никого стеснять не придется.

– Как знаешь, – Женька развела руками, – мое дело предложить.

Женька не подвела и надежды, на нее возложенные, не обманула. Через восемь месяцев Лана с отцом вернулись в свое преображенное до неузнаваемости жилье. Квартира стала светлой, казалась больше, открылась и задышала. Комнату Павла оформили в коричнево-кремовых и охристых тонах, сдержанно, строго, линии четкие, ничего лишнего. Женька даже достала антикварный письменный стол, небольшой, но основательный, с дубовой столешницей. Стол был именно такой, какой больше всего подходит для работы. Женька прекрасно знала, что отец подруги частенько возится дома с чертежами и бумагами. А Лана получила комнату нежную, салатовую, со светлой мебелью и удобным диваном. Посовещавшись, Лана с отцом решили полностью довериться Женьке. Ее «видению» и вкусам. Осторожный и практичный Павел навел предварительно справки о ней. К своему удовольствию, он выяснил, что Женька настоящий талант и карьера ее непременно пойдет в гору.

– Стоит рискнуть, я посмотрел на ее работы и, надо сказать, она молодчина. Твоя подруга далеко пойдет, помяни мое слово.

– Я только за! Пусть делает, что считает нужным, так даже интереснее, – кивнула Лана.

– А не понравится, заставим переделать, – хохотнул Павел,– и не уйдет, пока не сделает все так, чтобы нам понравилось. Верно, дочка?

Уже через неделю после этого разговора Лана с отцом перебрались в съемную квартиру, а Женька принялась колдовать.

Поэтому сюрприз удался на славу, ходили, охали, изумлялись и радовались.

– Это тебе, Женечка, за работу, – вкладывая в руку Женьки конверт, пояснил Павел.

– И это не обсуждается! – пресекла Лана маминым голосом и тут же прыснула, – ты потратила столько времени, нервов и сил, что было бы свинством не оплатить твой труд. Расценки мы с папой знаем, так что…

– Лана совершенно права. Ты, как я понимаю, все эти месяцы занималась только нами? Спасибо тебе! Нам очень понравилось! Благодаря тебе мы начнем все с чистого листа, в этой квартире ничего не напоминает о прошлом и можно смело строить будущее. Вы уж извините за пафос. Правда, дочка? – Павел Анатольевич привлек к себе Лану и поцеловал ее в висок.

Он знал, хотя Лана не признавалась ему об этом, что боль от исчезновения Милы саднила и по сей день. И если сам он давно сумел пережить давнее разочарование и больше не тосковал о пропавшей жене, то Лана… с ней все обстояло куда сложнее.

Обида на маму засела в сердце Ланы ядовитым жалом, но не подавала видимых признаков жизни. Внешне все выглядело так, будто она перенесла бегство поразительно легко, с некоторым даже равнодушием. С отцом они тему эту обсуждали редко, о маме вслух не вспоминали, словно и не было ее никогда. Но Павел Анатольевич хорошо знал и понимал свою дочь, поэтому обмануть его ей не удалось.

А ведь бывают совсем другие семьи, теперь-то Лана знала это наверняка. И для себя она воображала именно такую семью, как у Троицких. Непременно двое, а лучше трое детей и любящий муж, и полная чаша… в роли отца и мужа Лана не мыслила никого, кроме Егора. Не беда что сейчас он о ней не думает, видимо время не пришло. Все еще непременно будет. Павел Анатольевич, сколько помнила себя Лана, по мере сил и возможностей старался, чтобы «его девочки» ни в чем не нуждались. Семья для него значила много, если не все. И что же? Когда и почему что-то пошло не так? Лана ломала себе голову, рассуждая и пытаясь понять, где ошиблись родители, что сделали не так, чего не предусмотрели? И как ей, Лане, избежать для себя подобных ошибок?

Поэтому к Алине, матери Троицких, Лана тянулась всем сердцем, всей душой.

Работала Лана, не покладая рук, краснеть за нее Алине не пришлось. Руки у девушки оказались ловкими, чуткими и ласковыми. Лана догадывалась, что они недаром такие умелые, то наследие непутевой мамаши. Хоть что-то хорошее оставила Мила для дочери.

– Спасибо тебе, дорогая мамочка, – мысленно благодарила Лана, – За руки, за то, что в детдом не сдала, за все хорошее тебе большое человеческое спасибо.

Приняли Лану в салоне не сразу, как не сразу принимают новеньких во всех сложившихся коллективах. Но Лана не унывала, настороженность и отстраненность коллег воспринимала как временную трудность. Пройдет время и все встанет на свои места.

– Ты уверена, что хочешь работать парикмахером? – без обиняков спросила у Ланы Елизавета Дмитриевна при первом знакомстве, – ты подумай хорошенько, я, знаешь ли, люблю, когда у меня девочки работают стабильно. А то сбежишь через полгода – год, мне замену искать. Клиентура у нас капризная, всякое бывает… Ты подумай еще раз, Ланочка. Работа тяжелая, весь день на ногах.

– Елизавета Дмитриевна, я подумала. Иначе не стала бы Алину Сергеевну беспокоить. Вы не волнуйтесь. Поверьте мне. Работы я не боюсь и белоручкой никогда не была.

Елизавета поверила, пусть и не сразу. Несколько месяцев присматривалась она к Лане, глаз с нее не спускала. Была придирчива и строга, как и ко всем остальным работницам в начале пути. Даром что Лана блатная, поблажек Елизавета не допускала. Бизнес – прежде всего. Елизавета с удовольствием заметила, что работы Алинина протеже не боится, может и волосы сама замести, если уборщица занята, и мелкие поручения выполняет без лишних вопросов. Клиентки поначалу не слишком охотно доверяли свои головы новенькой, предпочитая проверенных мастеров, а потом ничего, привыкли. Лана девушка аккуратная, доброжелательная, умеет и промолчать, и спросить, и интерес показать, когда необходимость появлялась. Через некоторое время Елизавета Дмитриевна расслабилась, и Лане окончательно доверилась.

– Хорошую ты мне девку сосватала, подруга, – говорила она Алине Сергеевне, – вот что ни говори, а найти путевого мастера, с огоньком, по-настоящему в своем деле талантливого совсем непросто.

Алина Сергеевна смеялась и отвечала, что никогда бы не «сватала» Лану, если бы не была в ней уверена:

– А то знаешь, как иногда бывает, привел твой знакомый человека, порекомендовал его, а тот бездельник и бездарь. Вот и приходится маяться, дилемму решать, чтобы знакомого не обидеть, и самому в накладе не остаться.

Лана быстро обросла клиентурой, то, чем занималась, любила, и оттого на работу ходила с радостью. Если Елизавета Дмитриевна предлагала курсы повышения квалификации или семинары по теме, никогда не отказывалась, всегда с готовностью постигала новое. Клиентки часто спрашивали, принимает ли Лана на дому, но на дому Лана не принимала. Уверена была, что домой работу тащить не стоит, и устраивать из квартиры проходной двор не считала возможным. Но все это произошло позже.

А пока Лана страдала, ведь Егор по-прежнему не замечал в ней женщину. Егор старался случайно не прикоснуться к Лане, не остаться с ней наедине, и вообще, реже смотреть на нее. Он давно уже догадывался о ее чувствах, но ответить не мог, да не хотел. При появлении Ланы, он норовил поскорее удрать, дабы не впасть в соблазн и не попасться. Разумеется, Лана это видела, как видели и все остальные. Сколько горьких слез пролила влюбленная на плече Женьки, сколько было выстрадано сколько говорено-переговорено. Егор неизменно оставался дружелюбен, улыбчив, и… ничего более. Очень мягко, но недвусмысленно, стараясь не обидеть Лану, он все же, раз за разом давал ей понять, что более чем братом подруги вряд ли когда-либо станет для нее.