– Все потому, что у меня особенное видение пространства – обожала повторять Женька, – я делаю квартиры и дома так, как никому и в голову не придет! На том и стою. Вот увидишь, подруга, обо мне еще заговорят. В узких, разумеется, кругах.

– Какая же ты хвастунишка! – удивлялась Лана, – ну, никакой скромности!

– А зачем мне скромность? Она только мешает работать, обрезает, так сказать, крылья. Не дает полету состояться.

Лана звезд с неба не хватала. Никаких способностей к серьезной учебе не обнаружив, выучилась на парикмахера-стилиста и устроилась, не без помощи Алины Сергеевны, в модный салон на Тверской.

– Я помогу тебе начать. Как помогла бы Жене, если бы понадобилось. Вы обе в самом начале пути, о вас никто ничего пока не знает. Но только от вас теперь зависит, узнает ли, – сказала тогда Алина, – Это ведь самое трудное. И все мы прекрасно понимаем, в каком мире живем, без рекомендаций никуда не устроишься, разве что в парикмахерскую эконом, – рассмеялась она. – Одна моя приятельница, зовут ее Елизавета Дмитриевна, держит салон, я тебя порекомендую. Знаю, она расширяться планирует и мастера ей нужны. Пока поработаешь подмастерьем, набьешь руку. Согласна? Но с одним условием…

– Каким? Каким условием? – нетерпеливо воскликнула Лана,– я на все согласна!

– Ты меня не подведешь, не опозоришь, не дашь мне ни единого повода пожалеть, что поручилась за тебя. Договорились? Я на тебя надеюсь. То же самое, я сказала бы своим детям, Ланочка. Не обижайся, дорогая.

– Конечно! Конечно, Алина Сергеевна, Вы во мне не сомневайтесь! Я ни за что Вас не подведу! – прижав руки к груди для пущей убедительности, совсем по-детски заверила Лана.

– Что ж, завтра же позвоню и договорюсь насчет тебя. И все вы будете пристроены, – пообещала Алина,– как же быстро вы выросли! Казалось бы, совсем недавно, я увидела тебя впервые, ты была такая худенькая, такая хрупкая, так всего стеснялась! – в глазах Алины блеснули слезы.

Лану переполняла благодарность, глаза ее увлажнились, она готова была броситься на грудь Алины и разрыдаться от избытка чувств.

– Спасибо Вам, Алина Сергеевна! Я так признательна! – с трудом сдерживаясь, от всей души произнесла Лана.

Никогда собственная мать, ничего подобного не сделала бы для нее… Эгоистка. За несколько лет она не появилась ни разу, укатила куда-то с этой своей «настоящей» любовью и – поминай, как звали. А они с папой были, значит любовью не настоящей. Мила их просто выбросила, как ненужную вещь. Выбросила и забыла. Лана ощутила горечь во рту.

Когда-то Мила мечтала стать актрисой и выходить каждый вечер на сцену, но таланта ей в небесной канцелярии не отмерили. Во всяком случае, актерского таланта. Мила не сразу поверила, но… погоревав немного после очередного громкого провала, решила заняться шитьем. Чего толку упираться, когда самой стало ясно – актрисой не быть никогда и ни при каких обстоятельствах. И так ловко и здорово давалось ей швейное ремесло, что Мила ничего другого уже не искала. Со временем она устроилась костюмером в тот самый театр, где когда-то хотела играть. Ее любили, ценили, и чувствовала себя Мила на своем месте.

Лана была уверена, что и она нашла свое место.

Что касается Милы, то Лана искала ее и несколько раз наведывалась на старую квартиру в Питере. Однако жилище встречало ее тишиной и запустением. Было совершенно очевидно, что кроме самой Ланы, здесь никто не появлялся. Лана проветривала, мыла полы, вытирала пыль.

Однажды она позвонила в театр: «Серьезно, Ланочка?! Так и не появлялась? Она давно уже уволилась из театра, связь ни с кем не поддерживает. Мы ничего о ней не знаем…» – воскликнула одна из коллег матери, до которой удалось дозвониться.

Еще несколько лет они с отцом ждали, что Мила как-то заявит о себе, но… она пропала. Ждать Лана не перестала, но свыклась.

Квартиру, отец, в конце концов, сдал на хороших условиях.

– Это будут деньги тебе на карманные расходы, – объявил он Лане, – твой нз, если хочешь. Я же знаю, деньги никогда не бывают лишними. Хочешь, открой счет, а нет – твое дело.

– Спасибо тебе, папа! – от всей души поблагодарила Лана.

Денег ей не то, чтобы не хватало, но их ведь действительно не бывает много. Тем более у молодой девушки. Когда Лана была маленькой, мама с наслаждением шила ей платья, брючки, юбки и блузочки. Миле нравилось одевать дочку со вкусом, шиком, интересно и разнообразно. Она гордилась малышкой и любила демонстрировать ее друзьям и знакомым. В раннем возрасте Лана походила на ангела; золотые кудряшки, личико сердечком, ротик-ягодка. Но едва Лане минуло десять, Мила утратила всякий интерес к гардеробу дочери. Начала покупать ей только самое необходимое, и совсем перестала шить для нее. Мила никак не желала смириться с утраченной детской прелестью девочки. Женщине не нравились перемены, происходящие во внешности дочери.

– Что за странная прихоть природы?! Что за игра чертами и членами? – глядя на Лану, думала Мила. – И почему подростки такие нескладные? Ни изящества, ни грации, сплошные углы… какие тонкие длинные ноги, руки… Бррр! Неужели и я была такой же? – содрогалась она.

– Мила, голубушка, она же растет! – втолковывала приятельница по театру. – Вот увидишь, пройдет несколько лет и Лана станет прелестной девушкой. У нее прекрасная основа. Даже не сомневайся!

– Верится с трудом… – сомневалась Мила, – представляешь, я совершенно не помню, какой была в этом возрасте. А ведь не так уж много лет минуло с той поры!

– Что ты, Мила, целая жизнь! – смеялась приятельница,– целая жизнь!

Лана превратилась для Милы в бельмо на глазу, напоминание о безжалостно бегущем времени, об уходящей молодости, о несбывшихся мечтах. Ни о чем подобном она не говорила ни с мужем, ни с подругами, ни, тем более, с коллегами, но недовольство росло по мере того, как взрослела и распускалась, подобно бутону Лана. В памяти девочки остались яркие наряды из мягких, приятных на ощупь тканей. Хотелось одеваться так же красиво, как в детстве и Лана тратила на обновки почти все, что зарабатывала. Однажды, незадолго до переезда в Москву, Лана попросила маму сшить ей «особенное» платье. Такое, какого нет больше ни у кого.

– Я достаточно устаю на работе, чтобы заниматься шитьем еще и дома – неожиданно зло отрезала Мила, – Обойдешься!

– Но мама… – возразила Лана дрожащим голосом.

–Это не обсуждается! Твой отец хорошо зарабатывает и с удовольствием даст тебе денег. Тема закрыта.

Было обидно, и больше Лана не обращалась к Миле с подобными просьбами.

Павел против покупок не возражал, дочь не попрекал, считал, что вполне естественно, когда молодой девушке хочется наряжаться. Эту женскую слабость к тряпкам он находил забавной и даже трогательной. Деньги на хозяйство Павел Анатольевич оставлял в комоде и Лана брала их по мере необходимости.

– Почему бы не облегчить жизнь своему ребенку, если есть такая возможность? – был убежден отец.

Тем более, что Лана умело обращалась с отцовскими средствами и вела дом не хуже сбежавшей матери. Алина Сергеевна Троицкая научила ее готовить и Лана с удовольствием возилась на кухне. Питаться в столовой или довольствоваться пельменями, Павлу не приходилось. Он всегда любил именно домашние обеды и очень ценил то, что дочка это понимает и, не смотря на занятость, успевает побаловать его.

Так они и жили вдвоем с отцом, уютно и дружно.

Через пять лет контракт Павлу Анатольевичу продлили, и осиротевшая семья окончательно обосновалась на новом месте. А еще несколько лет спустя, Павел выкупил, и оформил в собственность, ставшую привычной, и полюбившуюся им квартиру.

– Теперь ты можешь все здесь поменять, если хочешь – положив перед дочерью документы, предложил Павел, – а я знаю, ты хочешь.

Первым делом Лана позвала Женьку, чтобы посоветоваться. К тому времени Женя уже занялась дизайном, и успела с блеском выполнить несколько не самых простых заказов.

– Мне бы хотелось изменить все до неузнаваемости. Как думаешь, что стоит сделать с моей комнатой?