Кэрол рассказывала об этом уже сотни раз. Она снисходительно улыбнулась и заговорила:

– Вначале у меня в голове возникает чувство, которое означает, что сон готов произойти. Понимаете, сны появляются, когда хотят, и их нельзя остановить или отложить. Тогда я говорю маме, и мы поднимаемся в мой будуар, где она помогает мне устроиться на специальной кушетке, которую сделал для меня мистер Хитрус. Затем мама запускает катушку для дополнительных продуктов и на цыпочках уходит. И под звук мягкого гудения и вращения катушки я засыпаю. Тогда сон принимает меня…

Крестоманси не делал заметок, как мистер Разумблюм и репортеры. Не кивал ей подбадривающе, как мистер Разумблюм. Он просто с отсутствующим видом смотрел на море. Кэрол подумала, что он мог бы по крайней мере велеть тем детям в бассейне вести себя потише. Визг и плеск были такими громкими, что ей приходилось почти кричать. Кэрол подумала, что он ведет себя ужасно невнимательно, но продолжила говорить.

– Я научилась не пугаться и следовать туда, куда ведет меня сон. Это словно путешествие, обещающее открытия.

– Когда это происходит? – бесцеремонно перебил Крестоманси. – Сновидения случаются ночью?

– Они могут случиться в любое время, – ответила Кэрол. – Если сон готов, я могу лечь на кушетку и спать днем.

– Как полезно, – пробормотал Крестоманси. – То есть ты можешь поднять руку во время скучного урока и сказать: «Пожалуйста, могу я выйти, чтобы увидеть сон?» Тебя отпускают домой?

– Я должна объяснить, – сказала Кэрол, усилием воли сохраняя достоинство, – мама организовала для меня обучение на дому, чтобы я могла видеть сны в любое время, когда мне понадобится. Это словно путешествие, обещающее открытия – иногда в подземных пещерах, иногда во дворцах среди облаков…

– Да. А как долго ты видишь сон? Шесть часов? Десять минут? – снова перебил Крестоманси.

– Примерно полчаса, – ответила Кэрол. – Иногда в облаках или, возможно, в южных морях. Я никогда не знаю, куда отправлюсь или кого встречу во время моих путешествий…

– Ты заканчиваешь целый сон за полчаса? – опять прервал Крестоманси.

– Конечно, нет. Некоторые мои сны длятся более трех часов. Что касается людей, которых я встречаю, они странные и чудесные…

– Значит, ты видишь сны промежутками по полчаса. И, полагаю, ты должна вернуться к сну точно в том месте, в котором оставила его в предыдущие полчаса.

– Очевидно. Вам должны были сообщить: я могу управлять моими снами. И лучше всего я работаю регулярными отрывками по полчаса. Не могли бы вы не перебивать меня, когда я изо всех сил стараюсь объяснить вам!

Крестоманси оторвал взгляд от моря и посмотрел на нее. Он казался удивленным.

– Моя дорогая юная леди, ты не стараешься изо всех сил объяснить мне. Я читаю газеты, знаешь ли. Ты рассказываешь мне точно тот же вздор, что рассказывала «Таймс», «Кройдону» и «Пипл», так же как и, несомненно, бедняге Разумблюму. Ты говоришь, будто твои сны приходят без приглашения, но ты видишь их каждый день по полчаса. Ты говоришь, будто не знаешь, куда отправишься в них и что случится, но ты прекрасно можешь управлять своими снами. Всё это одновременно не может быть правдой, не так ли?

Кэрол передвигала браслеты вверх-вниз по руке, пытаясь сохранить самообладание. Что было непросто, когда солнце так припекало, а шум от бассейна был таким громким. Она серьезно подумывала о том, чтобы уволить Мелвилла и в следующем сне злодеем сделать Крестоманси – пока не вспомнила, что следующего сна может и не быть, если Крестоманси не поможет ей.

– Я не понимаю, – сказала она.

– Тогда давай поговорим о самих снах, – предложил Крестоманси и указал на голубую-голубую воду бассейна внизу. – Там ты можешь видеть мою воспитанницу Дженет. Это светловолосая девочка, которую остальные как раз сталкивают с трамплина. Она любит твои сны. У нее есть все девяносто девять, хотя, боюсь, Джулия и мальчики весьма презрительно к ним относятся. Они говорят, твои сны – сентиментальный вздор и всегда одинаковые.

Естественно, Кэрол была глубоко оскорблена тем, что кто-то мог назвать ее сны сентиментальным вздором, но ей хватило ума не сказать это вслух. Она снисходительно улыбнулась грандиозному всплеску, в котором скрылась Дженет.

– Дженет надеется встретиться с тобой позже, – сказал Крестоманси.

Улыбка Кэрол стала шире. Она любила встречаться с поклонниками.

– Когда я узнал о твоем приезде, я взял у Дженет последнюю Общедоступную Подушку.

Улыбка Кэрол немного сузилась. Крестоманси не походил на человека, которому могут понравиться ее сны.

– Мне понравилось, – сообщил Крестоманси.

Улыбка Кэрол стала шире. Хорошо!

– Но, знаешь, Джулия и мальчики правы, – продолжил Крестоманси. – Твои счастливые концы ужасно сентиментальны, и в них всегда происходит одно и то же.

Улыбка Кэрол снова заметно сузилась.

– Но они очень яркие, – сказал Крестоманси. – В них так много действия и так много людей. Мне понравились все эти толпы, которые реклама называет твоим «многотысячным кастом», но должен признаться, я не нахожу твои декорации убедительными. Те арабские декорации в девяносто шестом сне были ужасны, даже со скидкой на твою юность. С другой стороны, твоя ярморочная площадь в последнем сне демонстрирует задатки настоящего таланта.

К этому времени улыбка Кэрол становилась то широкой, то узкой, как улицы в предместьях Дублина. Крестоманси почти застал ее врасплох, сказав:

– И хотя сама ты никогда не появляешься в своих снах, несколько персонажей появляются снова и снова – под разными личинами, конечно. Я насчитал пять-шесть главных актеров.

Это было слишком близко к тому, о чем Кэрол не рассказывала даже маме. К счастью, некоторые репортеры уже делали подобное наблюдение.

– Таковы сны, – сказала она. – Я лишь Смотрящее Око.

– Как ты и сказала «Манчестерскому Стражу», – согласился Крестоманси. – Если, конечно, они это имели в виду под «Отраще Ойо». Теперь я вижу, что это была опечатка.

К облегчению Кэрол, он выглядел крайне отрешенным, и, похоже, не заметил ее испуга.

– А теперь, – произнес он, – я предлагаю тебе уснуть, чтобы я посмотрел, из-за чего твой сотый сон пошел так неправильно, что ты отказалась его записать.

– Но не было ничего неправильного! – запротестовала Кэрол. – Я просто не видела сон.

– Так я и поверил, – сказал Крестоманси. – Закрывай глаза. Можешь храпеть, если хочешь.

– Но… Но я не могу просто заснуть посреди визита! – воскликнула Кэрол. – И… и те дети в бассейне слишком шумят.

Крестоманси небрежно положил ладонь на плиты террасы. А потом его рука поднялась, как будто он что-то тянул от камней наверх. На террасе воцарилась тишина. Кэрол видела, как дети плескаются внизу, а их рты открываются и кричат, но до ее ушей не доносилось ни звука.

– Закончились отговорки? – спросил он.

– Это не отговорки. И как вы узнаете, вижу я сон или нет, без правильной катушки снов и квалифицированного мага-сонника, чтобы прочесть ее? – вопросила Кэрол.

– О, осмелюсь предположить, я прекрасно справлюсь без всего этого, – заметил Крестоманси.

Хотя он произнес это мягким сонным голосом, Кэрол внезапно вспомнила, что он кудесник с девятью жизнями и более важная персона, чем она. Наверное, он считает, что сам по себе достаточно могуществен. Что ж, пусть. Она подыграет ему. Кэрол установила свой голубой зонтик так, чтобы он защищал ее от солнца, и устроилась в шезлонге, зная, что ничего не произойдет…

И она была на ярморочной площади, на которой закончился ее девяносто девятый сон. Перед ней расстилалась широкая грязная лужайка, засыпанная клочками бумаги и другим мусором. Вдали, за хлопающими палатками, наполовину разобранными ларьками и еще одной высокой штуковиной, которая, кажется, была частью спиральной горки, виделось Колесо обозрения. Место выглядело безлюдным.

– Ну, в самом деле! – воскликнула Кэрол. – Они до сих пор ничего не убрали! О чем только Марта и Пол думают?