Если мы попробуем проанализировать отдельные «куски» психологической системы Выготского – статьи, книги и даже целые теоретические построения, созданные в разные периоды времени, – то неизбежно придем к выводу о его «ориентации» на одну из известных нам теорий. При рассмотрении статей Выготского, опубликованных в 1924–25 гг., может показаться, что истоки его теории – в бихевиоризме. В то же время, «надо обладать удивительным воображением, чтобы распознать в авторе «Психологии искусства» (1925) бихевиориста» (Мещеряков, Зинченко, 2000, с. 114). «Мышление и речь» писал психолингвист, причем придерживающийся «конвергенционизма» в четвертой главе и поэтики – в седьмой[4].
Из сказанного можно сделать два вывода. Либо Лев Семенович Выготский на протяжении своего непродолжительного творческого пути с легкостью менял свои научные взгляды. И тогда удивительным выглядит интерес, который проявляют к нему серьезные психологи. Либо существуют изъяны в методологии «выготсковедения». А это означает, что необходимы новые попытки разобраться в принципах построения теории Выготского.
Анализ той или иной концепции может быть проведен на основании различных методологических установок. Можно, в частности, выделить три способа интерпретации концепций: а) в соответствии с одной установкой «внутриконцептуальной» позиции «интерпретатор видит свою задачу в том, чтобы достроить здание концепции, не завершенное, по его мнению, автором»; б) с точки зрения «надконцептуальной» позиции, «ценностью для исследователя-интерпретатора будет сохранение (точнее восстановление) целостности реконструируемого мира концепции, завершенного по замыслу, хотя, возможно, и не достроенного в деталях»; в) «при «межконцептуальной» позиции происходит критика фрагментов концепции под углом зрения возможности включения их в собственную теорию» (Постовалова, 1982, с. 7).
Вряд ли полноценный анализ может быть основан только на одном из перечисленных (или любых других) подходов. В то же время, та или иная преобладающая методологическая установка, «позиция», придает исследованию специфическую окраску. Используя описанную выше терминологию, можно сказать, что наш анализ прежде всего осуществляется с «надконцептуальной» позиции. Мы хотим, прежде всего, восстановить из сложной психологической системы одного из выдающихся мыслителей XX века главную линию и основное методологическое звено его исследований. Безусловно, в этом анализе будут представлены и элементы интерпретации с «внутриконцептуальной» позиции – в силу ряда причин система взглядов Выготского не может считаться завершенной. Наконец, трудно требовать от любого исследования, чтобы в нем отсутствовало влияние собственных взглядов автора[5], его теоретических построений. Более того, такое требование абсурдно – одним из критериев научности является оригинальность излагаемого. Поэтому нельзя исключить из данной работы моменты «межконцептуального» анализа. Однако, в первую очередь, повторю, в ее основании – надконцептуальный анализ.
В этой связи можно вспомнить слова Г.Г.Шпета, сказанные по поводу метода, который он использует, анализируя теорию Гумбольдта. Шпет, по его собственному утверждению, «ищет только уразумения смысла высказанных Гумбольдтом идей и диалектического истолкования их, сперва в общем идейном контексте его времени (включающем в себя, само собой разумеется, как составную часть и всю предшествующую идейную историю), а затем и последующего времени, вплоть до определения места его идей в современном научно-философском мышлении… Выводы интерпретации здесь могут и должны идти дальше того, что explicite заявлено самим автором, они могут даже вступить в видимое противоречие с открытыми заявлениями автора, но их оценка и критика может и должна иметь в виду только одно: признание внутренней плодоносности или пустоты самих идей и чисто логическую возможность интерпретативных выводов» (Шпет, 1996, с. 74).
Похожий метод применял А.Ф.Лосев, исследуя систему философских воззрений Платона. Вот как он излагал построение своего метода: «Мы должны рассмотреть каждый диалог Платона в отдельности и относительно каждого диалога решить вопрос: что он дает в смысле учения об идеях? А этот вопрос в свою очередь связывается с другими вопросами: в каком отношении, в каком логическом отношении этот результат данного диалога стоит к результатам всякого другого диалога? Ясно, что мы сразу же наталкиваемся на необходимость какого-то сравнения этих результатов и, след., какой-то их классификации. Эта классификация, конечно, не должна быть чисто формальной. Мы должны все время помнить, что перед нами – живое философствование живого человека и что, след., ему принципиально свойственен какой-то единый одухотворяющий центр, от которого и расходятся лучи – разной силы и разного смысла – по разным направлениям. Строго говоря, это уже не будет никакой «классификацией», ибо всякая классификация неизбежно статична и формальна. Но зато это было органической диалектикой философского развития Платона, органической диалектикой его системы. Мы изучаем каждую мысль Платона отдельно; смотрим, как оценивает ее тот или иной исследователь; объединяем эту мысль с другой мыслью; смотрим, какой из прочих мыслей Платона она больше соответствует, получается ли что-нибудь целое из объединения разных мыслей или не получается, и если получается, то какое именно целое, с каким смыслом, значением и структурой» (Лосев, 1993, с. 290–291).
В настоящем исследовании предпринята попытка разобраться в том, «какое именно целое, с каким смыслом, значением и структурой», представляет собой система психологических взглядов одного из величайших психологов XX столетия Льва Семеновича Выготского. Среди современных концепций сходный методологический подход видится в логико-семантическом анализе концепции Выготского, проведенном Б.Г.Мещеряковым. Цель этого исследования, как ее формулирует автор, «состояла в том, чтобы выявить и привести в систему понятийно-терминологический аппарат концепции Л.С.Выготского» (Мещеряков, 2000, с. 6).
Вместе с тем, представленный нами метод имеет существенное отличие. До сих пор исследования творчества Л.С.Выготского проводились без учета фактора развития теоретических построений этого мыслителя. Поэтому, как нам представляется, существует известная разноголосица в оценке его теории. Выготского называют бихевиористом, символистом, интроспекционистом (Чеснокова, 2000); в 30-е годы его называли агентом империализма, сегодня обвиняют в большевизме. Известны утверждения, в соответствии с которыми Л.С.Выготский – не психолог, а то ли искусствовед, то ли методолог науки.
Мнение автора состоит в том, что подобная разноголосица, редко встречающаяся в истории науки, не может быть вызвана случайной причиной. Необходимо найти фактор, определяющий систематичность подобного многообразия мнений. Мне кажется, таким системообразующим фактором является «временная ось», на которой располагаются теоретические концепты в системе Л.С.Выготского.
Как отмечалось в психологической литературе, в творчестве Выготского можно выделить несколько этапов (см.: Брушлинский, 1968; Радзиховский, 1979; А.Н.Леонтьев, 1982; Ярошевский, Гургенидзе, 1982; Эльконин, 1984; Ярошевский, 1996; А.А.Леонтьев, 2001). Временные границы этих этапов не вполне четки, но наличие концептуальных узлов в работах Выготского позволяет достаточно уверенно назвать основные годы, соответствующие этим этапам. Примерно до 1927 года научная деятельность Выготского направлена на определение своего отношения к существующей системе психологических точек зрения. Данный этап прежде всего характеризуется критическим осмыслением основных принципов поведенческой психологии и завершается созданием работы «Исторический смысл психологического кризиса». Период с 1927 до 1931 года, когда Выготский обратился к проблемам, рассмотренным им в «Истории развития высших психических функций», связан с разработкой основных положений культурно-исторической теории. Наконец, последний период посвящен созданию теории речевого мышления, которая наиболее полно изложена Выготским в работе «Мышление и речь». Пожалуй, к перечисленному вполне можно добавить самый ранний этап в психологическом творчестве Выготского, когда в центре его внимания находились литературоведческие вопросы. Итогом этого периода стала работа Выготского «Психология искусства».
