Выпив рюмку водки и заказав кофе, я сел в дальнем углу у окна.
«Завтра Новый год. Шампанское, оливье, красная икра, мандарины, запах елки, «С легким паром» и ожидание чуда. Чуда не будет. Будет 1 января, чувство тяжести в желудке и пустота бездействия до самого Рождества. Хорошо, что заказал путёвку в Буковель…»
– Привет, Андрей. Что, после Дня рождения отходишь? Слабак! Я в твои годы по три дня дни рождения гулял. Сейчас уже так не могу. Сейчас после праздника утром рюмочку выпиваю – и к своей Марковне под одеяло греться, – присаживался за мой стол дед Миша, девяностолетний сосед с хитрыми, чуть раскосыми живыми карими глазами и редкими свалявшимися седыми волосами над покрытым старческими пигментными пятнами лицом.
Официантка Катя поставила перед дедом Мишей графинчик с водочкой и тарелку с нарезанной селедочкой, украшенной по краям лимоном и маслинами.
– Спасибо, внучка! – приобнял за талию Катю старик. – Иди, дорогая! – и игриво шлепнул официантку по аппетитному заду.
– Так что грустишь, Андрюша? – озорно метнул в меня карие глаза дед, – тяпнешь со мной водочки?
– Я грущу? Дед Миша, с вами вся грусть Вселенной кажется лёгким недоразумением. – я поднял рюмку, – за ваше здоровье!..
…В этом году мне исполнится 48 лет. И я очень хочу встретить 30 декабря в старой «Шарманке» у Саши деда Мишу.
Часовщик
Осенний холодный ветер катал кленовые листья по узким латкам асфальта на пешеходных дорожках старого сквера. Именно осенью, когда солнце перестает играть, заглядывая лучиками во дворы, и бить светом в старенькие, видавшие интервентов и Мишку Япончика, окна, Молдаванка под стать погоде становится для случайно забредшего сюда туриста серой, холодной и неуютной. Именно такая погода гонит и местных жителей в свои теплые, с индивидуальным отоплением квартиры в закрытых глухих дворах или в уютные местные кафе и пивные с неприглядными вывесками, но с домашней обстановкой, вкусной, для своих, закуской, свежим пенящимся неразбавленным пивом и ароматом свежезаваренного кофе.
– Тосечка, мене кофе, – крикнул я полногрудой ярко накрашенной молодящейся блондинке за стойкой, присаживаясь за дубовый стол.
– С коньяком, Андрюша? – приветливо улыбнулась мне Тося.
– Давай с коньяком, – поежился я, глядя на начинающийся дождь за окном.
В кафе было пусто, тихо стонал блюзом саксофон. Но это сейчас пусто. А вечером, когда Тосю за барной стойкой сменит её муж Семёныч, в кафе, будет полно разношерстного люда…
Будут не дострелянные в 90-е, пережившие своё время широкоплечие квадратнолицые поседевшие и обрюзгшие бандиты, переквалифицировавшиеся в хозяев СТО или шиномонтажа, также будут худые и юркие, как подростки, воры-опиатчики, степенные, видавшие виды таксисты, случайные, прячущиеся от непогоды загулявшие парочки. И за всей этой публикой, опершись могучими волосатыми в наколках руками на барную стойку, будет зорко следить Семёныч…
– Вот твой кофе, Андрюша, – оторвала меня от созерцания дождя за окном Тося.
– Спасибо, Тосечка. Семенычу привет.
– Передам. Что-то ты совсем нас забыл, не заходишь.
– Да замотался я. Прихожу домой усталый и сразу спать.
– Не забывай нас.
– Договорились, – улыбнулся я Тосе.
– Вы таки хотите знать, где я потерял эту чертову ногу? – вырвал меня из плена задумчивости хриплый простуженный голос.
Я с недоумением поднял глаза и увидел присаживающегося за мой столик одноногого, на костылях, старика, одетого в серый чистенький, с потертым воротником пиджак поверх застегнутой на все пуговицы синей рубашки. Тося принесла ему бокал пенистого темного пива.
– Люди перестали общаться, – сделал глоток пива одноногий. – Вы там тыкаете пальцем в свой телефон и думаете, что это и есть общение. Иллюзия! Что в общении может заменить глаза собеседника? Его выражение лица? Его голос? Вот то-то! А вы говорите – телефон. Ерунда ваш этот телефон! Симулякр!
Я с интересом слушал.
– А ногу я в Афгане потерял. В 88-м. По нужде отошел, ну и подорвался. В себя пришел, когда меня несли обосранного и без ноги к вертушке. Вернулся героем, квартиру дали, женился, пошел работать. Я тут рядом, на Алексеевской работаю, часы ремонтирую…
– Точно! А я все думаю, где мог вас видеть! Вы мне отцовские «командирские» чинили.
– Да-а… – не слышал меня старик, – а потом, когда не стало моей страны, я перестал быть героем. «Мы вас туда не посылали» – говорили они мне, когда я пересмотра пенсии добивался. Зина моя померла. Сердце. Говорят, что в Германии можно было вылечить. Но кто я и где та Германия! Я бывший герой и часовщик. На Германию денег не было, и моя Зиночка умерла…
Старик дрожащими губами допил пиво, взял костыли, шумно встал из-за стола и медленно направился к выходу.
– Если что с «командирскими» будет не так – заходите. – оглянулся он в дверях и устало, вымученно улыбнулся…
«А ведь по годам службы выходит, что он мой ровесник!!!» – вдруг холодом обдало мне затылок…
Брошенная жизнь
Лежу на диване в темноте с закрытыми глазами. Тишина. И темнота. Вот так бы хоть пару дней. Никого, совсем никого и ничего не видеть, не слышать. Ни рекламно-навязчивой пропаганды телевизора, ни кричащего яркими фейками и новостями интернета, ни сводящего скулы тёрпкостью айвы телефона. Тишина… Вот так хотя бы пару дней… Или недель…
«Я прошу, хоть не надолго,
Боль моя, ты покинь меня,
Облаком, сизым облаком,
Ты полети к родному дому,
Отсюда к родному дому»… –
запел любимым Штирлицем ненавистный телефон, и я с досадой ответил:
– Да!
– Привет, Андрей, – услышал я голос старинного, как сама моя жизнь, друга Саши. – Я тут возле твоего двора, у меня 0,7 «Столичной», маслины, грибочки, сыр, капусточка, сырокопченая колбаска и томатный сок.
– Проблемы с Ларисой? – спросил я.
– И откуда ты уже всё знаешь? – с ревнивым подозрением поинтересовался Саша.
– Ой, тоже мне новость! А чего ещё ты будешь крутиться с водкой и закусоном в 10 вечера у моего двора? Шурик, не делай мене тут хохму на ночь.
– Ну да, ты прав, с Лорой проблемы… – как-то совсем тускло ответил Саша.
– Думаю, что томатный сок таки будет лишним. И що ты там стоишь, а ещё не здесь? – раздраженно ответил я, понимая, что спокойного вечера в тишине уже не будет, а завтра не будет здоровья как минимум до обеда…
– Ну и что они тебе предложили? Опять идешь мотористом за эти несчастные полторы тысячи евро в месяц? Саша, разве я выходила замуж, чтобы сидеть дома и за полторы штуки ждать тебя и растить твоего сына пока ты болтаешься где-то в море как дерьмо в проруби?
– Лора, ты за кого выходила замуж? Ты что, не знала, что я моряк? Что я моторист?
– Вот именно, что я вышла замуж за моториста и за 25 лет ничего не изменилось! Ты как был четверть века назад мотористом, так им и остался! Вон другие, тот же Толик, уже капитан! У них уже и дом на 15-й Фонтана, и домик в Испании. А мы как жили на этой вонючей Молдаванке – так и живём.
– Если тебя я не устраиваю таким, какой я есть, то я силой не держу.
– Значит, развод! – зло поставила точку в разговоре и в совместной жизни с Сашей Лариса.
– Вот такие дела, Андрюша, – подытожил свой рассказ друг, разливая по рюмкам водку, – она меня бросила, выкинула из своей жизни, как будто и не было ни общих двадцати пяти лет жизни, ни общего сына.
– Знаешь, Саня, это она не тебя бросила, это она себя бросила. И свою жизнь. И уже вряд ли сможет её найти…
В следующий рейс Саша ушёл уже холостяком.
…Прошло два года. Как-то вечером зазвонил телефон.
– Андрюшенька, привет! Как дела? – промурчал игриво голос Ларисы.
– Привет!
– Слушай, у нас тут с мужем некоторые трудности с банком. А! Ха-ха, ты же не знаешь! Я вышла замуж, супруг бизнесмен, и у нас временные трудности с банком. Его квартира под кредитом, и мы решили продать мою, что осталась от родителей, чтобы вложить в бизнес. Ты нам поможешь с продажей?..
