–Держи гада!!! Уйдёт!

–Не уйдёт!

И началась погоня.

Я, дико вымотанная бессонной ночью и дневным переходом, быстро выдохлась и дышала, кажется, через раз. Или даже через два. А свежеспасённую птицу уже почти ненавидела. Но и сдаваться не собиралась, прекрасно понимая, что теперь в лучшем случае меня побьют, а в худшем поднимут на вилы. Спустя ещё пару минут, осознав что на прямой как стрела улице мне не оторваться, я решила маневрировать и резко свернула влево, ужом просочившись между домами. И чуть не зарыдала от досады – передо мной смертельным приговором предстал тупик. Немного постояла, собираясь с духом и обернулась. Петух, всё это время самозабвенно горланивший какие-то свои петушиные ругательства подозрительно затих у меня подмышкой. Селяне нахмурились, подходя поближе и сплочая ряды. Я попыталась провалиться сквозь землю, на всякий случай прижимая к себе странно обмякшую птицу.

–Слышь, недомерок, петуха верни, – почти дружелюбно посоветовали мне. Вот только глаза у них были недобрые… мягко говоря.

Я упрямо мотнула головой.

–Да на кой он тебе? – полюбопытствовал другой голос.

На этот вопрос я и себе ответить не могла, не то что уж кому-то другому.

Я с тоской посмотрела на их довольные рожи, щерящиеся щербатыми улыбками в предвкушении новой забавы, в простонародье именуемой мордобоем, ещё раз повинилась перед своими хранителями, мимоходом отметила что начал дёргаться левый глаз и мысленно совершила уже три самоубийства, причём все разными способами. Петух безмолвствовал.

–Ты чего, немой что ли? – в который раз за этот день спросили меня.

Я радостно закивала, в тайне надеясь, что убогого бить не будут. А если и будут, то не так сильно.

–Мужики, да чего мы с ним разговариваем?! – грянуло сбоку. – Я против этой курицы ощипанной три медяка ставил! Кто мне деньги теперь вернёт?

Я скосила глаза на голос и увидела… огромного детину необъятных габаритов. В одной руке он сжимал здоровенную орясину, которую я с перепугу приняла за кузнечный молот.

"Мама дорогая. Да он же меня зашибёт и не заметит…"

Мужики гневно зароптали. Я съёжилась под их взглядами и возненавидела петуха окончательно. А заодно и себя. За повышенную тупость. Внезапно в толпе произошло какое-то шевеление, и я подумала, что – вот оно, начинается, и даже приготовилась умереть достойно. Но тут мне в голову пришло, что достойно умирают вроде бы с мечом и на поле боя… Нет, ну вы когда-нибудь видели героя, забитого в безымянной деревне толпой полупьяных мужиков?! А у меня и меча-то нет, только этот долбаный петух, будь он неладен!.. И вообще, умирать-то не хочется, ни достойно, ни как-либо ещё…

Но тут, прервав мои душевные метания, ко мне пробился маг. Вот так просто, без особого труда, взял и растолкал селян, освобождая себе проход. Он был зол и решителен. И я поняла, что если он спасёт меня сейчас, то собственноручно придушит немного погодя. В напряжённой тишине наёмник поравнялся со мной и развернулся лицом к возмущённым народным массам. Массы настороженно переглянулись. Молчание продлилось не больше минуты.

–Пусть хоть петуха вернёт, – вякнул тот самый детина, разумно оценив расстановку сил.

Маг, нахмурившись, обернулся ко мне. Я традиционно утонула в его глазах, не особо уже удивляясь своему странному, будто подвешенному состоянию.

–Ты чего улыбаешься? – вернул меня к действительности его голос.

–Что ты, я совсем не улыбаюсь.

–Отдай петуха, придурок, – склонившись к самому моему уху прошипел наёмник.

По телу пробежали мурашки. Табуном.

–Не отдам, – пискнула я и почувствовала, как запылали румянцем щёки.

Он ещё раз взглянул мне в глаза и, кажется, понял – не отдам ни при каких обстоятельствах.

–Петух наш, – сообщил он селянам, бросив в пыль несколько монеток.

Мужики недовольно загалдели, но денежки подобрали и ушли.

–Ну и нафига тебе дохлый петух? – устало спросил наёмник, как только мы остались наедине. Я удивлённо уставилась на зажатую подмышкой тушку. Птица печально свесила голову и признаков жизни действительно не подавала.

–Но как же… Он был живой!

–Хорошо. Зачем ты спёр живого петуха? – маг был само терпение. – Я же дал тебе денег на еду!

–Ну… Я… Мне… Понимаешь, они ставили деньги, а петухи дрались, а я просто шёл в корчму… Короче, птичку жалко.

–Понятно. Ну, поздравляю – твоя забота окончательно эту птичку доконала. По-моему, ты так ревностно оберегал этого пернатого великомученика, что ненароком придушил в дружеских объятьях.

–Я не хотел, – сообщила я, с трудом сдерживая рвущиеся наружу слёзы. – И, вообще, может, его кондрашка хватил? Ну перенервничал пока я его спасал, с кем не бывает?

–Сомневаюсь, – ответил наёмник и дал мне по шее. Не больно, конечно. Но обиднооооо. Я подавилась рыданиями и вытаращила глаза.

–За что?!

–За глупость, – последовал невозмутимый ответ.

Я сердито засопела, но спорить не стала. Маг был абсолютно прав. Поэтому я просто молча пошла вслед за ним, небрежно помахивая петухом из стороны в сторону, попинывая небольшие камешки и думая о том, что жизнь ко мне всё-таки несправедлива.

–Давай договоримся, – тем временем вещали мне, я от нечего делать слушала. – Пока ты со мной – я за тебя отвечаю. Пока я за тебя отвечаю, ты слушаешься меня во всём и не попадаешь в ситуации подобные этой. Если что-то похожее повторяется снова – извини, нам с тобой не по пути.

–Но ведь я тебя нанял! – возмутилась я.

–За ту сумму, которую ты мне пообещал, тебя не взялся бы охранять ни один здравомыслящий наёмник. Так что считай, что работаю я на добровольных началах. Я на эту плату согласился и, будь спокоен, сумею защитить тебя от разбойников, нежити и прочих неожиданностей. Но от твоей собственной глупости я тебя спасать не собираюсь. Это был первый и последний раз. Влипнешь ещё во что-нибудь – будешь выпутываться сам. Всё ясно?

–Ясно, – пристыжено кивнула я. – А куда мы сейчас?

–К старосте. Просится на ночлег.

–Почему к нему?

–Потому что благодаря одному чересчур мягкосердечному юнцу, возомнившего себя защитником всех сирых и убогих…кхм…петухов, в корчму нас теперь не пустят. А староста, как мой наниматель, просто не может меня не пустить.

–А меня? – поспешила уточнить я.

–А вот насчёт тебя поручиться не могу. Ну, в крайнем случае, переночуешь на сеновале.

–То есть как это?!

–Да как все. Может даже тебе повезёт и на сеновал забредёт какая-нибудь девица. Вдвоём-то оно веселее ночь коротать. Ну, чего молчишь? Видел я здешних девиц – кровь с молоком! Хороши, чертовки!

"Боги Всевышние! Я не хочу этого слышать. Пожалуйста, пусть он заткнётся" – молилась я, мрачно глядя в спину наёмнику и прикидывая как бы так в эту самую спину плюнуть половчее, чтобы мне потом за это ещё и ничего не было. По всему выходило – никак. А ещё я молилась о том, чтобы в старостиной избе нашлось местечко и для меня.

И – о чудо! – местечко нашлось. Я на радостях во Всевышних уверовала окончательно и принялась молиться ещё усерднее на предмет удачного завершения своего путешествия. Правда, наёмнику пришлось солгать, обозвав меня своим учеником, но это уже были его личные трудности. О чём я ему и сообщила. Но бесправному ученику отдельного койка-места не полагалось и мне пришлось довольствоваться жёсткой лавкой, которая к тому же ещё и стояла у самого входа. Однако, в сравнении с сеновалом (и, избавьте Боги, с какой-нибудь внезапной девицей) это явно было меньшим злом. Тем более, это были уже мои личные трудности. Это мне так маг сказал. Ну и ладно.

Староста звался Кузьмой и при ближайшем рассмотрении оказался кряжистым мужичком с добрым лицом, бородой-лопатой и пышными усами. Обилие растительности на лице с лихвой компенсировалось блестящей лысиной. Сражённая наповал таким неслабым контрастом, я пару минут давилась здоровым девичьим хохотом и сосредоточенно кашляла в кулак, пытаясь за кашлем этот самый хохот скрыть. Но, получив от мага затрещину, сразу всё осознала, утихла и даже решила обидеться. Кузьма как-то настороженно на меня поглядывал, а Ян отчаянно пытался его уверить в том, что ни скоротечной чахоткой ни уж тем более слабоумием его ученик не страдает.