Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Бремя проведения корректировок во время рецессии легло в основном на государственный сектор. Цены на жилье упали, особенно в США, но это падение было значительно меньше, чем в других западных странах, включая Соединенное Королевство, а к 2014 г. на рынке жилой недвижимости начал созревать новый «пузырь». В отсутствие роста инвестиций в деловую активность были предприняты осторожные попытки создать условия для нового потребительского бума в англо-американских странах за счет очередного значительного увеличения кредитования. В противоположность этому, политика жесткой экономии в Европе строилась в первую очередь на сокращении государственных расходов и уменьшении доли государственного сектора. Сжатие экономики в 2009 г. привело к резкому увеличению доли государственного сектора в экономике, при том что изначально ставилась задача ее сокращения. К этому добавлялись и расходы на спасение банков. Но, хотя сокращение дефицита в государственном секторе стало проверкой фискальной политики, считавшейся необходимым элементом при закладывании основ восстановления экономики, становится понятным, что никакого восстановления не произойдет, если потребители снова не начнут брать кредиты. Лишь в этом случае компании смогут уверенно делать инвестиции. Экономика большинства западных государств подтвердила свою жизнестойкость в том смысле, что ей в конце концов удалось восстановиться. Но она все еще остается очень хрупкой [Wolf, 2013].

Если изменилось нечто существенное

Многие финансовые кризисы, имевшие место в течение последних 60 лет, сказались на экономике различных стран и регионов. Азиатский кризис 1997–1998 гг., например, стал суровым испытанием для роста многих новых рыночных экономик региона, но его последствия носили лишь временный характер [Haggard, 2000]. Финансовый крах 2008 г., затронувший в основном страны ОЭСР и экономику североатлантических стран (хотя и не все члены этой организации пострадали в одинаковой мере), тоже можно рассматривать с этой точки зрения. Об этом речь пойдет в главе IV. Кризис 2008 г. отличает то, что, во-первых, он затронул ведущие финансовые центры мировой экономики – Нью-Йорк и Лондон [Gowan, 2009]. Во-вторых, значительный сегмент либерализированной международной финансовой системы попал под удар обратной волны кризиса, и это в конечном счете сказалось на мировой экономике в целом. В-третьих, не произошло быстрого отскока, как это случилось после азиатского кризиса. В экономике многих западных стран задолженность по-прежнему превышала доходы, а перспективы восстановления были незначительными и неравными.

Кризис может проявляться в самых разных формах. Одним из важнейших различий, которое более подробно рассматривается в следующей главе, является различие между экзистенциальным кризисом и глубоким, или структурным, кризисом. Первый представляет собой критическую ситуацию, чрезвычайное положение, момент опасности, кульминационный момент, когда принимаемые решения и реакция действующих лиц имеют жизненно важное значение. Второй возникает в результате медленно нарастающих сил и тенденций, которые, хотя и обусловлены действиями и выбором человека, зачастую ограничивают людей, а не контролируются ими. Не приходится сомневаться, что кризис 2008 г. представляет собой экзистенциальный кризис, действительный момент опасности. Финансовые власти были ошеломлены, захвачены врасплох, и, несмотря на их незамедлительную реакцию, ситуация висела на волоске. Мало кто сомневается в том, что если бы реакция на кризис была иной, то в 2008 г. произошел бы финансовый обвал, сравнимый по своим масштабам с событиями 1929 г., и этот обвал имел бы далеко идущие политические и экономические последствия, включая экономический спад масштаба 1930-х годов. Этого удалось избежать, правда, с большим трудом [Paulson, 2010; Darling, 2011]. События, приведшие к кризису 2008 г., свидетельствуют о серьезных просчетах и недосмотрах в регулировании, об утрате контроля, которые едва не стали причиной классического кризиса капитализма, считавшегося невозможным после того, что произошло в 1930-х годах.

Был ли это просто временный экзистенциальный кризис, короткий резкий шок с возвратом к нормальной ситуации и привычному порядку вещей, или это был сигнал о существовании гораздо более глубокого кризиса, для разрешения которого потребуется длительный период адаптации и восстановления? Если второе, то финансовый крах 2008 г. можно считать началом нового тектонического сдвига в истории капитализма. Такой сдвиг может означать и внезапную конвульсию, и коренное изменение основ существующего порядка. Разумеется, кризис 2008 г. был внезапной конвульсией. Вопрос в том, подтолкнет ли она к изменению существующего порядка, и если да, то каким он будет?

Первая причина считать, что финансовый кризис вызвал существенные изменения, – это сам масштаб происходящего. Многие обозреватели сразу после кризиса заговорили о смене посылов, определявших политику на протяжении трех десятилетий. Длительному отступлению государства был положен конец. В чрезвычайной ситуации именно государство должно было спасти рынок. Различные нелепицы об эффективности рынков на поверку нелепицами и оказались. Многие поспешили заявить, что силовое вторжение государства, направленное на спасение банков, подтверждает правоту Кейнса [Clarke, 2009; Skidelsky, 2009; Скидельски, 2011] и что спустя 30 лет, на протяжении которых кейнсианство высмеивалось как несостоятельный и устаревший метод управления экономикой, вдруг стало ясно, что дело обстоит совершенно иначе и теперь потребуются значительные изменения [Eatwell, Milgate, 2011; Mirowski, 2013]. Многие утверждали, что прежняя политика настолько изжила себя, что уже не подлежит коррекции, и необходимы радикальные преобразования как на национальном, так и на международном уровнях [Stiglitz, 2010; Стиглиц, 2011; Reich, 2011; Райх, 2012].

Никаких радикальных преобразований так и не произошло, до сих пор не определены основы новой политики. Но не произошло и полного возврата к прежнему политическому курсу, хотя имеют место определенные изменения, которые со временем могут привести к переменам долгосрочного характера. По ряду направлений государство вновь выступает в роли активного игрока, в частности, в финансовом регулировании. Однако наиболее убедительным подтверждением существенных изменений стали сроки, в течение которых удалось приступить к восстановлению. Исключительные меры, такие как снижение процентных ставок почти до нуля и количественное смягчение, оказались не временными, предназначенными для борьбы с кризисом. Они оставались необходимыми и через пять лет после кризиса, в 2013 г. Продолжительность рецессии, а также масштабы и сроки участия правительств и центральных банков в поддержании экономики свидетельствуют о глубине кризиса и значительных трудностях, связанных с возвратом к условиям, существовавшим до кризиса. Политикам пришлось действовать в новых реалиях: теперь вместо инфляции, представлявшей собой главную экономическую проблему в 1970-х годах, приходилось опасаться дефляции [Summers, 2014; Cassidy, 2014] и раскручивания дефляционной спирали, подобно тому как это происходило в 1930-х годах. Попытки остановить такое опасное развитие событий с помощью бюджетных стимулов и валютных послаблений вызвали новую стагфляцию, которая на этот раз сопровождалась устойчивой тенденцией превращения в дефляцию, а не инфляцию.

Теперь казалось, что двадцатилетний опыт Японии, до тех пор считавшийся уникальным и возможным лишь в обстоятельствах, сложившихся в этой стране, может иметь гораздо более широкое распространение. После 1990 г. Япония пережила серьезный финансовый кризис, а за ним последовал длительный период медленного роста, темпы которого значительно уступали темпам, достигнутым в предыдущие 40 лет. Экономическое восстановление страны шло по L-образной траектории: падение производства было остановлено, но рост производства был крайне незначительным. Это явление продолжилось и в XXI в. и получило название «потерянного для Японии десятилетия». На протяжении 40 лет Япония относилась к числу быстрорастущих стран. Ее экономика росла столь стремительно и непрерывно, что не только заняла второе место в мире, но и стала восприниматься как потенциальная соперница США. Книги с заголовками типа «Япония на полосе обгона» можно было увидеть во всех книжных магазинах в аэропортах. К 2000 г. такие книги уже почти не печатали. К началу финансового краха Япония еще оставалась третьей крупнейшей экономикой мира, однако темпы ее роста замедлились, население страны старело, и ее все чаще считали не растущей, а приходящей в упадок страной. В 2013 г. новое правительство во главе с Синдзо Абэ решило изменить ситуацию, приступив к выполнению радикальной программы по борьбе с причинами спада. Большинство этих причин имели глубокие корни и отражали геополитические, демографические и ресурсные ограничения. Но в самой Японии и за ее пределами широко распространилось мнение, что столь внезапный выход Японии из числа претендентов на ведущую роль в мировой экономике был ускорен ее действиями во время финансового кризиса, охватившего страну в конце 1980-х годов. Япония попала в дефляционную ловушку, и ей прежде всего нужно было избавиться от дефицита и расплатиться по долгам. Это нарушало перспективы экономического роста и способствовало распространению пессимистических настроений относительно будущего и нежелания инвестировать в экономику страны [Koo, 2009; Hutton, 2013].

7
{"b":"631183","o":1}