Возвратившись к Парани, я обхватываю ее руками и поднимаю. Она слишком тяжелая для меня, чтобы забросить ее на плечо, как это сделал Ролан. Проклиная свою слабость, которая не имеет никакого отношения к спекторию, я пробую другой способ, чтобы поднять ее, но терплю неудачу. Это занимает слишком много времени. Придется тащить ее по песку и надеяться на лучшее. Кажется, она понимает, что я помогаю ей; кладёт голову мне на грудь и крепко держится за меня. Ее перепончатые руки уверено лежат на моей спине, и она не издает ни звука несмотря на то, что камни и галька должно быть царапают ее плавник. Я надеюсь, что слухи о жесткой коже Парани правдивы, и ее боль не так сильна, как кажется.

Ее плавник оставляет след на песке, который ведёт к реке. Ролан и Чат легко смогут последовать по нему за нами.

Нам нужно двигаться быстрее.

Мы обе кряхтим, когда я, спотыкаясь, продолжаю идти и пару раз падаю. Река недалеко, всего в нескольких шагах, когда я слышу позади нас крики. Мы были недостаточно быстры.

Хотя мои мышцы болят, а руки трясутся от тяжелой ноши, я поднимаю Парани выше и сильнее упираюсь ногами в песок, чтобы увеличить скорость. Я задыхаюсь, а моя напарница снова начинает хныкать. Она, так же, как и я, понимает, что мы не успеем.

Когда мы достигаем кромки реки, я забрасываю ее в воду, топая и плескаясь, тяну глубже в реку.

— Плыви! — кричу я, бросая лезвие в реку, ей за спину.

В ее темных глазах я вижу отблески факелов наших похитителей. Если она сейчас не исчезнет, они снова ее поймают.

Рука ложится мне на плечо. Большая рука, которая может принадлежать только Чату.

— О чём ты думала? — ревет он. — Ты отпускаешь нашу еду!

Но я не отпускаю ее. Или лучше сказать, она не уходит.

О, нет.

Перепончатая рука с силой хватает меня за запястье, рывком вырывая из рук Чата. Она поднимает мои пальцы ко рту, и я уверена, что она хочет укусить меня, поэтому сопротивляюсь. Теперь, когда мы в ее стихии, она в силах одолеть меня. Используя силу своего плавника, она устремляется вперед и проводит два раза языком по моей ладони, чтобы нарисовать на ней ядом Х. Затем исчезает под водой, не оставив за собой даже ряби.

Я не могу понять, что болит сильнее, горящая от яда Парани кожа или ребра, которые при каждом шаге Чата ударяются о его плечо, на которое он меня забросил, в то время как несёт назад к лагерю. На полпути мы встречаем Ролана. Его глаза снова потемнели и полны яда, а теперь они еще и припухли снизу от внезапного пробуждения.

— Ты заплатишь за это, — рычит Ролан.

Чат тащит меня обратно в лагерь, бормоча и ругаясь себе под нос. У меня возникает чувство, что мы с Чатом больше не друзья. Банкет из Парани много значил для него, а я ее отпустила.

Я приняла неверное решение, спасла неблагодарную Парани, которая оставила мне болезненный памятный подарок за моё великодушие.

Чат снова прислоняет меня к камню и поворачивается к Ролану.

— Что теперь с ней делать? У нас больше нет веревки.

Уперев руки в бёдра, Ролан яростно на меня рычит.

— Как ты освободилась?

— У меня был нож, спрятанный под юбками.

Он прищуривает глаза.

— Еще один тайник, верно?

Я качаю головой.

— Карман. Ничего особо секретного. В моем нижнем белье.

Это хорошая ложь. Я только надеюсь, что они не обыскивали меня, когда я была без сознания. Если обыскали, Ролан раскусит меня так же, как когда они проверяли мою сумку.

— Я должна была сказать вам об этом. Мне жаль, — говорю я спокойно и почтительно, опустив голову.

От Ролана исходит такой гнев, что я начинаю бояться. У меня больше нет поддержки Чата. Я уверена, что он согласится с любым наказанием, которое придумает Ролан. В данный момент я не могу придумать наказания сильнее, чем яд, жгущий мою ладонь и от которого немеют пальцы.

— Храм Теории, ты профессиональная лгунья, да? Чат, проверь ее нижнее белье, чтобы удостовериться, что она не скрывает там деревни и лошадей, — он поворачивается ко мне со злой усмешкой. — И это меньшее, что мы можем сделать.

Чат мешкает.

— Я не могу этого сделать, Ролан. Она — приличная барышня.

— Приличные барышни не носят с собой ножи, Чат.

— Это не подобающе, Ролан. Это просто не подобающе.

Что ж, возможно, моя ложь была всё же не настолько хороша, как я думала. Хотя Чат и не готов нарушить благопристойность, однако Ролан, напротив, ждёт этого с нетерпением. Он направляется ко мне, и я напрягаюсь. Мои инстинкты кричат, что я должна сопротивляться. Но мне снова нужно добиться их доверия. Я нуждаюсь в них, чтобы они отвезли меня в Аньяр. Видимо, они в состоянии найти еду, поэтому смогут накормить и меня и обеспечить пресной водой. За те деньги, что они ожидают получить за меня, они, вероятно, даже понесут меня, если я буду не в состоянии идти наравне. А если я не смогу создавать, то так и будет.

Я должна позволить Ролану прикоснуться ко мне.

Схватив меня за запястья, он рывком поднимает меня на ноги. Он тщательно прощупывает каждый дюйм моих юбок, поворачивая меня по кругу. Когда его руки скользят по моей груди и попе, я мысленно съеживаюсь и знаю, что краска заливает мои щеки, когда мы снова оказывается лицом к лицу. И когда я, наконец, осмеливаюсь поднять на него взгляд, уголки его рта опущенны вниз.

— У нас нет веревки, как сказал Чат, барышня Сепора, — говорит он, сжимая кулак.

Я судорожно сглатываю.

— Я не убегу, обещаю. Я знаю, что мне безопаснее передвигаться с вами. Я не буду рисковать.

Он наклоняет голову и смотрит на меня.

— В виде исключение ты говоришь правду. Отчего такое перемены, барышня?

— Мне с вами безопаснее, — признаю я, сбитая с толку его проницательностью.

— Но ты собираешься сбежать, как только мы доберемся до Аньяра?

Я поднимаю подбородок.

— Нет.

Он откидывает голову назад и ревёт в прохладную ночь.

— Если бы мы смогли продавать твою ложь, то разбогатели бы, барышня.

Тарик снимает драгоценные ожерелья, украшающие голову и спину Патры. Она встряхивается всем телом, как будто сбрасывает оставшийся вес своей роскошной ноши. Он чувствует такое же облегчение, как и она. Сегодня один из немногих драгоценных дней, когда он предоставлен сам себе. И он намерен принять приглашение Целителя Сая, и навестить его в Лицее. Только он не собирается пойти туда, как фараон.

Против желания Рашиди и наперекор его протестам, он одевает синий, украшенный бусами нагрудник — символ королевского слуги. Высокопоставленного, но всё же слуги. Он ощущает чувство свободы из-за того, что на нём одеты только нагрудник и простая набедренная повязка-шендит, обхватывающая его талию и доходящая до колен. Одежды и золотой головной убор, а также искусная золотая краска, которая наносится на лицо и тело, когда он проводит совет или суд, или просто выступает как король — для него бремя.

Патра следует за ним через весь дворец, внимательно навострив уши и шагая более аккуратно, чем обычно; она знает, что этой дорогой они идут только тогда, когда сбегают от обыденности дворца и всего того, что составляет бытие королевской кошки. Он сожалеет, что не может отпустить ее, чтобы она могла свободно следовать своим охотничьим инстинктам, вместо того, чтобы её день за днем кормили с рук отборным мясом, без конца чистили, расчесывали, холили и баловали.

Иногда он думает, что это медвежья услуга, держать кошек в таком великолепии и комфорте, тогда как их самочувствие зависит от инстинктов выживания. Но изменение этого традиционного закона и запрет содержать кошек-защитников, привело бы высший класс в неистовство, а сейчас он не может себе этого позволить. Нужно, чтобы высший класс оставался довольным, иначе очень скоро они переедут в более сговорчивое государство.

Королевство Хемут уже соблазнило многих из высшего класса приобрести ледяные пещеры и, несмотря на сильный мороз и ледяной ландшафт, регулярно проводить там отпуск. Хотя, как помнит Тарик из своего детства, когда они с отцом ездили в Хемут, о холоде легко забываешь при виде великолепия и красоты местных ледяных зданий и сооружений. Они с Сетосом до сих пор с теплом говорят о Ледяном Выстреле, горе с многочисленными высеченными горками, чтобы дети королевства могли на ней резвиться. И к тому же, можно одеть много одежды, в то время как в Теории снять можно только то, что разрешено этикетом.