Существо подскочило к ним. Шелк едва подавил вопль паники и весь сжался. Но Шелменат подняла руку в приветствии. Маг застыл на месте и тут же, к своему удивлению, пал на одно колено. Ему казалось, что предел ужаса уже достигнут - но тут зверь заговорил, испуская вполне членораздельные для такого чудища слова.

- Шелменат, привет тебе, - прорычал он грубо и скомкано. - Мой враг... моя любовь.

- Не ищу твоего внимания, - сказала она, - но спасибо.

Выпрямившись, тварь заслонила их, словно бледное облако. Указала когтистой лапой на Шелка. - Что это, твоя ловушка? Любимая, я должен отвлечься, и он нанесет гибельный удар?

Защитница покачала головой: - Нет. Не ловушка. Всего лишь тот, кто станет беречь мою спину на равнинах. Боюсь, путешествие по ним опасно.

Ответом стало нечто среднее между заполошным лаем и смехом. - Поистине. И я говорю: ловушки не нужны, ибо ты уже пленила меня.

Улыбка Защитницы была мягкой, но и грустной. - Это станет очередной историей о разлученных звездами любовниках? Древней сказкой об ужасном чудовище и рабстве красоты?

- Ты ужасаешь меня, верно.

Шелменат засмеялась так легко, что Шелк ощутил в животе укол ножа зависти. Но ее улыбка погасла. Женщина крестила руки на груди. - Я ищу твоего согласия. Хочу, чтобы ты напал на захватчиков из Кана.

Зверь глухо зарычал, сама почва под ногами Шелка завибрировала. - На равнинах много куда более легкой добычи, - ответил он неохотно.

- Ты отвергаешь мою просьбу?

Зверь не отвечал. Лишь хриплое дыхание оглашало рассвет. Он оглядывался, словно ища врагов.

Он чего-то боится, сообразил Шелк. У Шелменат есть что-то против него.

- Мне отменить запрет на торговлю и путешествия по равнинам? Пусть фактории строятся на месте каждой стоянки? У каждого брода и на каждом крутом холме? Что станет с сетийцами? Что будет с тобой, когда города возрастут вокруг охранных постов? Когда добычи станет мало, когда плуги взроют почву? Куда же ты убежишь?

Тварь махнула тяжелой лапой, рыча и шипя. - Здесь ты чудовище, Шелменат. Ответ тебе ведом.

Она вздернула подбородок, поджала губы. - Отлично. Повинуйся же.

- Да будет по-твоему. Любовь остается величайшим моим врагом. И та, что пленила меня.

Шелка посетило видение подземной камеры, каменного гроба и лязгающих, шелестящих во тьме цепей. Зверь наделен предзнанием? Возможно, дар пророчества все же делает его неким богом.

Шелменат вежливо кивнула. - Мы закончили. Гони их из северного края.

Зверь склонил громадную уродливую голову: - Сделаю как приказываешь, - и тут же повернулся и встал на все четыре лапы, почти сразу ускорившись быстрее любого коня.

Шелк и Шелменат следили, как он пропадает меж холмов. Солнце взошло на востоке. Волшебница протяжно вздохнула и потерла руку. Шелк нашел, что ее настроение стало меланхоличным, даже полным сожалений. А он, не ведающий подобных переживаний, ощущал лишь ревность.

***

Она стояла на крыше в ночной тишине, озирая большой двор на северной стороне города. Казалось, странный феномен, пробуждение Куральд Галайна, Старшего Садка Тьмы, возник именно там.

Ей хотелось разгадать тайну, но она осторожничала. Это изменница, жрица Старшей Тьмы? Или одаренный исследователь-тавматург, выходец с Джакуруку? Возможно, это даже кто-то из ее братьев или сестер. Не все учтены. Столкновение может вызвать ссору... и город вряд ли ее переживет.

К"рул не будет доволен.

Она опустила взгляд на руки, поворачивая их, словно увидев в первый раз. Такие грубые, такие неловкие инструменты. Как тяжело быть последней. Последней, дающей себе роль, личность или манифестацию - назовите как угодно. Не то, чтобы ей остался большой выбор в изменении пути... Верховный Король позаботился, прокляв ее.

Но королевство смертных остается ее владением. Как и участь каждого смертного.

Она сжала кулаки. Ощутила, как скользят сухожилия, сходятся кости; почувствовала пульс крови. Что за хрупкий сосуд. Удивительно, что им хоть что-то удается. А ведь творят чудеса!

Вот загадка за пределами возможностей разума. Как такое возможно? Ей и сородичам чего-то недостает? В них таится порок? Что ж, она решила провести жизнь в поисках ответа.

Тут она скорее ощутила, нежели услышала легкие шаги, и голова опустилась в разочаровании. - Я думала, мы достигли соглашения с вашими хозяевами, - произнесла она.

- Мы признаем лишь одного хозяина, - ответил голос сзади.

Она обернулась и увидела четыре фигуры в черном облачении. - Идите назад, спросите, какова его воля.

- Мы не примем приказов от тебя, - сказал другой.

Она поглядела на него. - Это был не приказ. Путь выхода. Советую им воспользоваться.

- А мы советуем тебе покинуть город. Иных привилегий не обещаем.

Она глубоко вздохнула, усмиряя негодование. Сказала медленно и размеренно: - Никогда я не участвовала и не желала участвовать в ваших мелочных спорах.

- Тогда ты вынуждаешь нас действовать, - ответил второй. Все четверо зашевелились, готовя бойцовские клинки, черные как ночь.

Она застыла лишь на мгновение, и тут же черепица под ногами покрылась слоем льда, воздух затрещал вокруг. От нее бежали струйки тумана, завиваясь и распространяясь. Она указала рукой на одного Ночного Клинка, и тот задохнулся, хватаясь за горло и давясь кристаллами инея. Повалился навзничь.

Остальные напали на нее.

Женщина отмела все выпады. Запястья первого противника сломались, промерзнув. Клинок второго разлетелся на осколки, едва коснулся ее, тело третьего упало в одну сторону, голова в другую, когда ребро женской ладони продавило шею, будто тонкую ткань.

Двое первых сипели, не в силах даже закричать. Вскоре они умерли.

Женщина склонилась около одного, изучила лицо под капюшоном. Лед блестел на одежде. Она следила, как кристаллы наползают на глазницы, превращая молочно-белые глазные яблоки в подобие камня. - Я Сестра Холодных Ночей, - сообщила она трупу. - Не испытывайте мой гнев.

Выпрямилась, снова поглядела на руки и тихо выругалась. Не этого ожидал от нее К'рул. Женщина перешла крышу и спустилась на улицу, все еще раздраженная: испорчено одно из лучших мест для наблюдения.

***

Халленс держала всех в полной готовности дни и ночи после откровения Ночного Клинка об атаке на Защитницу. Но ничего не менялось. Не было ни тревоги, ни обысков, задержаний и обвинений. Персонал дворца не выказывал смятения и беспокойства. Пищу приносили, как всегда; белье забирали без лишних напоминаний.

Это, думалось Айко, самый странный из домашних арестов. Единственная перемена была определена самими Танцовщицами: никто не ходил в одиночку, ночные дозоры удвоились, для прочих был назначен своего рода комендантский час.

Вопросы относительно нового порядка встречались Халленс молчанием. Айко тоже оставалась для сестер мишенью насмешек. Возможности побеседовать с командиром наедине не выпадало.

Ситуация требовала от нее терпения большего, нежели она могла проявить. Презрение и надменность сестер злили ее сильней, чем она ожидала. Неужели положение так значимо? В конце концов она разочаровалась в себе.

Уже давно она привыкла считать чужое мнение совершенно не важным. Знала себе цену, а те, что не понимали, казались ей дурами. Но сейчас, глядя через закрытое ставнем окно, яростно сжимая кулаки, она начала сознавать, кто оказался в дурах. Если все вокруг считают тебя глупой - так оно и есть. Так она и войдет в историю. Интересующиеся прошлым скажут: "Эта дурочка? Бесполезна". Так и будет записано, ибо история аккуратна, как ее летописцы.

Как назло, сейчас худшие противницы собрались вокруг нее. - Это по твоей милости, значит? - спрашивала Ивонна.

Отвернувшись к окну, но отлично их понимая, она отозвалась: - Что по моей милости?

- Новые правила. Запреты.