Еще при входе бросился в глаза тот факт, что узкая и длинная прихожая когда-то была частью дворцовой рекреации. Простукивание подтвердило некапитальный характер стен – оштукатуренная с обеих сторон деревянная основа. Слышимость здесь соответствующая, даже несмотря на развешанные по стенам ковры.

В коридоре, ведущем в мои внутренние покои, располагались комнаты для прислуги – по две с каждой стороны. Далее шла большая светлая гостиная с огромным окном чуть не во всю стену. Из гостиной одна дверь вела в мой личный кабинет, другая – в спальню. Не так уж много для царского воспитанника и друга царевича, но и не так уж мало для князя, имеющего привилегию квартировать в царском дворце.

По дороге в спальню я ухватил за рукав подвернувшегося под руку Сушкова и осведомился по поводу своей прежней набожности.

– Увы, Михаил Васильевич, – Кузьмич состроил скорбную мину на лице, – не отличались. За что неоднократно получали нагоняй и от митрополита, и от царя-батюшки. В церкви-то вас с Алексеем Ивановичем можно было видеть лишь по большим праздникам.

– А почему царевич меня Холодом называл?

– Так это ваши приятели вас промеж собой нарекли «Князь Холод» или просто «Холод», вы ж хозяин Холодного Удела!

Вон оно как, ну, Холод так Холод. Мне без разницы. А вот то, что поход на утреннее богослужение действительно нетипичный для Алексея поступок, означает, что мой приятель всерьез опасается чужих ушей. Следовательно, есть шанс завтра разговорить его и немного прояснить ситуацию. А то как-то всё непонятно, неправильно. Если уж государь Иван Шестой считает меня за члена семьи, то почему дошло дело до ссылки? И почему друзья какого-то там Воротынского имеют наглость покушаться на мою жизнь? Может, ссылка как раз была попыткой убрать меня из столицы, отправить подальше от чьих-то длинных рук? Хм, возможно. На севере людей мало, все чужаки видны, как на ладони, подобраться ко мне было трудно. Но всё же подобрались. Однажды целая засада была из бывших сослуживцев графа Воротынского, а второй раз тот самый Сахно прибыл по мою душу, да Игнат с солдатами его втайне от меня спровадил из Белогорска – это я узнал от своего денщика уже по пути в подвалы Сыскного приказа.

Версия неплохая, правда, непонятно, как учитывать преодоленную ныне чахоточность князя Бодрова? Я так понял, что болезнь зашла далеко и никакие доктора уже не в силах были помочь. Так, может, меня умирать отослали с глаз долой, чтобы настроение не портил? Ух, всё! Голова раскалывается от обилия вопросов, на которые она не в состоянии дать ответ. Спать!

Вопреки ожиданиям, спал я из рук вон плохо. Поначалу-то удалось провалиться в сон, который, казалось, может оборваться только ожидаемым утренним пришествием царевича Алешки. Но нет, посреди ночи я проснулся от жуткого холода. На дворе стояла глубокая осень, во дворце было холодно и сыро, но не до такой степени, чтобы стучать зубами под двумя одеялами. Тем более что мерзляком никогда не был. Да и очаг слуги затопили еще до моего возвращения с допроса, так что стена, общая для спальни, кабинета и гостиной, уже успела неплохо прогреться. Тем не менее, меня била крупная дрожь – все-таки накрыл меня нервный срыв! Ну, а как вы хотели? Чужой мир, чужое время, дуэли, допросы, дворцовые интриги. За что это все мне? Я не лидер, не герой, не чудо-инженер, лихо начинающий воплощать в жизнь давно изобретенные в своем мире полезные вещи. А мне бы просто выжить…

Еще вот интересно то, что в книгах почти всегда при переселении в чужое тело «попаданцу» достается бонусом память прежнего владельца, а у меня и здесь глухо, как в танке. Как я ни старался, как ни напрягал память, никаких знаний настоящего Бодрова в ней не всплывало, вот ни капельки!

И тело мне досталось самое обыкновенное, да еще с плохой кредитной историей и изрядно подмоченной репутацией. Судя по всему, родство с царской семьей сыграло с Михаилом злую шутку – получилось, что вырос он в среде местных мажоров. И вел себя, как мажор, что само по себе нехорошо, а когда так ведет себя человек, не являющийся мажором на самом деле, – нехорошо вдвойне. По сути дела, ведь он в этой компании лишний. За его спиной не стоят высокопоставленные родители, богатого наследства князь не получил, ведь обширные по площади земельные владения на самом деле крайне скудны материальными и людскими ресурсами. Фактически все бодровское достояние – это звучная фамилия древнего рода. Но Миша изо всех сил старался соответствовать, быть своим в этой компании, чего бы это ни стоило. Вот и создал себе поганенькую репутацию к своим двадцати с небольшим годам. А мне теперь расхлебывать.

Почему-то в памяти всплыло лицо той хорошенькой барышни, с которой я едва не столкнулся у лестницы перед дуэлью. То, что Бодров был с ней знаком, – это неоспоримый факт. Так же, как и то, что встреча с таким знакомым не вызвала у девушки никаких радостных эмоций. Лишь досаду и отвращение. И это было очень обидно, гораздо обиднее того презрительного отношения, которое выказала мне ставшая свидетелем поединка с Сахно толпа.

Вот так, мысленно перебирая все обрушившиеся на меня трудности, я постепенно успокоился. А с обретением спокойствия удалось и дрожь унять, и согреться. Еще какое-то время сидел, привалившись к спинке кровати, вспоминал мельчайшие подробности дуэли, анализировал свои действия. По всему выходило, что фехтование – это пока единственная область, в которой я чего-то стою. Не хочу сказать, что являюсь прямо-таки мастером клинка, но по местным меркам уровень у меня неплохой. Нужно не забывать практиковаться и сократить до минимума размен в обоюдных атаках. Сегодня-то удалось отделаться неглубокими порезами и уколами, в другой раз может и не повезти. С этой мыслью я и заснул.

Разбудил меня вовсе не царевич, а денщик-телохранитель Игнат. В гостиной жизнь уже кипела: слуги вовсю шуршали по хозяйству, Сушков с умным видом скрипел гусиным пером на дальнем конце стола. Так что к приходу Алексея я успел умыться, наскоро перекусить и морально подготовиться к выходу в свет.

– Другое дело! – буркнул себе под нос явно не выспавшийся царский сын, обозрев мой утренний наряд. – Немного старомодно, но ты же полгода отсутствовал.

Небольшой храм находился на территории Крепости. Народу собралось много, но давки не было и в помине. Поэтому мы с царевичем в начале службы постояли в центре, у всех на виду, а минут через пятнадцать начали потихоньку смещаться влево. Маневр завершился у подпиравшей потолок круглой колонны. Здесь вообще было малолюдно и, развернувшись в пол-оборота, можно было обозревать присутствующих людей.

– Вон, смотри, – толкал меня локтем в бок оживившийся Алешка, – между двух старых матрон, девица Лебедева. Хороша?

– Ничего.

– А вон, видишь, у противоположной стены, возле второго окна – дочь генерала Юзина Дарья. Видишь?

– Вижу.

– Ничего себе, правда?

– Ага, – снова согласился я, хотя было видно, что собеседника мое мнение не особо интересует. Да и рассмотреть чье-либо лицо в толпе, да еще среди укутанных в платки женских голов представлялось мне делом нелегким.

– А вон Сулицкая! Помнишь ее? Ах, да, ты же ничего не помнишь!

– Ты вчера так резко свернул разговор, словно боялся, что нас подслушают.

Видя, что друг мой не спешит переходить к серьезным темам, я решил сам подтолкнуть его в нужном направлении.

– Ну, так в тот раз-то подслушали, – лицо Алешки исказила злобная гримаса, – подслушали и донесли! А тут еще этот дурак Воротынский со своей перепиской! Тебя сослали, меня чуть не отправили в медвежий угол, вроде твоего Холодного Удела, только на юге. Чтобы от тебя подальше.

– А что было-то? Чего мы такого натворили? – прошептал я в ухо царевичу.

– Обычная пьянка была, Миха, – прошептал в ответ Алексей, – пили-гуляли-веселились. В какой-то момент стали обсуждать батюшкино правление, умничать по всяким поводам. Как всегда, Федьку ругали, мол, он со своими неуклюжими реформами доведет страну до бунта. Ну, тут Воротынский и заявил, что лучше бы государь мне доверил армию, я бы дров не наломал с этими нововведениями, как Федор. И вообще, мол, лучше будет, если я стану первым наследником престола.