Гриша Брянский был мужчиной сорока двух лет, как он шутил сам, среднеевропейского размера и роста, с тёмно-русыми волосами и карими глазами, лицо его украшала двух дневная щетина и пара шрамов, на перебитом в переделке носу и под левым глазом. Былые боевые отметины не портили лицо Брянского, а предавали ему бравый и бесшабашный вид и заранее предупреждали возможных недоброжелателей от необдуманных поступков. Одевался наш герой просто, но дорого, зауженные джинсы «Just Cavalli» и серое шерстяное швейцарское пальто братьев «Strelson» подчёркивали стройность его фигуры и придавали всему облику изысканную элегантность, двухцветные сине-бардовые лакированные туфли «Thomas Munz» и тонкий бардовый шёлковый шарф «Brioni», который был завязан лёгким Парижским узлом, а также насыщенный терпкий аромат «Armani» выдавали в нём ещё готового взбрыкнуть жеребца, с претензией на женское внимание. Неброский, классический хронограф «Tissot», с безукоризненно зеркальным рубиновым стеклом и спортивной рыжей строчкой по чёрному кожаному ремешку, являлся его единственным украшением.
Офис Брянского располагался на улице Фокина 22, на втором этаже пятиэтажного сталинского офисного здания с лепными капителями и видом на гостиницу «Чернигов». Втиснув машину на стоянку перед офисом, Брянский пройдя мимо консьержа поднялся на второй этаж и проверив по привычке на косяке двери секретную метку от проникновения посторонних, открыл ключом замок и зашёл в свой офис. Агентство Брянского называлось «Rinegoold», в память о его боевом друге Ромке Рейнгольде, который будучи по рождению таджикским немцем из Душанбе, однажды в Чечне, прикрыл его спину во время спецоперации в горах Итум-Кале. Во время другой операции спину Гришину никто не прикрыл и служба Брянского в УБОП закончилась к счастью не очень тяжёлым ранением и отправкой на заслуженную пенсию. Другим повезло меньше и им упали золотые звёзды на грудь, жалко только посмертно. Гриша не любил с посторонними обсуждать то время на войне, много там было плохого и кровавого, не для посторонних глаз и ушей, а с теми с кем бы мог вспомнить былое они встречались редко, от случая к случаю, но при встрече обнимались шумно по-кавказски, как родственные души.
Выйдя на пенсию, Брянский не долго печалился без оперативок и ночных дежурств, и в скоре, по совету друзей, открыл детективное агентство. Друзья-опера дали обязательства не забывать приятеля и подкидывать полезную для работы информацию, а знакомые адвокаты обещали привлекать для розыска свидетелей и поиска доказательств по своим делам. «Ну, не в торгаши же идти!» – решил Гриша и получил лицензию, причём начальник разрешительного отдела подполковник Чалый смотрел при этом на Гришу явно сочувственно, как на душевно больного, но учитывая былые заслуги соискателя отказывать не стал. Начиналось все с трудом, не шатко не валко, но постепенно молва о «свободном художнике» распространилась среди горожан и клиенты пошли к Грише со своими бедами и проблемами, на кого-то наехали бандиты и надо было разрулить конфликт, кражи всякие от машин до мобильных телефонов, которые полиция заваленная ежедневной рутиной полиция или не хотела, или не могла раскрыть. Кому-то искал должника и его имущество, чтобы вернуть долги, а оставшиеся без внимания супруги хотели доказательств неверности своих благоверных, но от таких склочных дел Брянский отбивался обеими руками и не брался за них ни за какие гонорары.
Стоя у окна детектив занимался утренней разминкой с небольшой кривой штангой, и между делом, по-привычке рассматривал людей входящих и выходящих из гостиницы, на парадный вход которой выходили окна его офиса, тренируя память, запоминая их внешний облик и одежду. В это время зазвонил телефон. Гриша взял трубку, на экране горело «номер не определён»:
– Алло, слушаю вас внимательно? – ответил Григорий.
– Привет дружище! – Брянский узнал голос своего знакомого антиквара Ивана Ивановича Нагенса, его антикварный магазин «Старый сундук» находился в этом же здании на первом этаже. – Уже на работе? Заходи ко мне кофейку попьём.
Гриша поприветствовал приятеля и через несколько минут спустился в магазин. Нагенс занимался сигаретным бизнесом, имел деньги и от рекламы известного табачного производителя «Philip Morris» и несколько ларьков на автобусных остановках по Брянску, а также оптовый склад сигарет, что приносило ему постоянные неплохие доходы. В своём большом двух этажном доме, на первом этаже он держал продуктовый магазин с весёленьким названием «Сытый кот», скоре всего, чтобы самому далеко не ходить за продуктами, так как поесть Иван Иванович любил сытно и вкусно. Для души же Нагенс занимался русской стариной, держал один из первых антикварных магазинов в городе Брянске, скупал у населения и перепродавал старые вещи, всё начиная с монет, икон, картин, фарфора, старинных церковных книг и дворянской мебели, до самоваров, лаптей, старых рушников, прялок и другой деревенской всячины. Так же он арендовал торговое место в городе Москва, на Вернисаже в Измайлово, куда возил по выходным особо ценные предметы. Магазинчик «Старый сундук», как и другие подобные антикварные лавочки, представлял собой малый лубок народного творчества, где на 15 квадратных метрах смогли каким то причудливым образом уместиться стеклянные витрины с монетами, царскими банкнотами, медной славянской пластикой и православными плашками с библейскими сюжетами жития святых и крестами с перегородчатыми многоцветными эмалями, шкапами с фарфором: вычурной дворянской посудой, статуэтками и китайскими вазами, старинными медными и серебряными самоварами разных размеров и форм, украшенных штампами медалей выставок его императорского двора фабрики братьев Баташовых и еже с ними. Здесь же на стенах висели в старинных резных киотах старообрядческие и православные иконы различного письма и размера, на золоте и серебре, с ценниками от десяти и до трёхсот тысяч рублей. Тут же со стен свисали старо-тканные рушники и плетёные из лыка лапти, расшитая крестьянская рубашка и парадный френч полковника царской армии. А ещё и матрёшки, гжель, дымковская игрушка и другие замечательные вещи. Словом музей да и только. Здесь же в магазине работали две продавщицы, немолодые уже, но ещё привлекательные особы гувернантской наружности, пропитанные нафталином, которых Нагенс несколько лет натаскивал определять подлинность и стоимость антиквариата и потому дорожил ими наверно больше чем своей молодой женой. Продавщицам же он доверял полностью и бесповоротно, они были не раз проверены на порядочность и лояльность, что бы не купили чего-нибудь помимо магазина и мимо кармана хозяина. Женщины получали хорошие оклады и имели премиальные с выгодно купленной или проданной ими вещи, выглядели вполне довольными текущей жизнью, служили у Ивана Ивановича уже по семь-десять лет и о другой доле не мечтали.
Иван Иванович выглядел мужчиной сладкой наружности. 45 лет от роду, чуть выше среднего роста, уже начинавший немного полнеть, что отмечалось вывалившимся за дорогой кожаный ремень брюк небольшим животиком. Лицо Нагенса носило печать аристократизма, несмотря на обычные и исконно русские имя и отчество, его прибалтийская фамилия только подтверждала, что в венах антиквара текла кровь родовитых немецких баронов и высокомерных лабусов. Хотя, конечно может быть мы и преувеличиваем, но аристократический высокий лоб, красивые вьющиеся тёмно-русые волосы, зачёсанные назад и большие влажные губы невольно обращали на себя внимание собеседников, а прозрачная фарфоровая кожа лица и фактурный с горбинкой нос, а также умные и ироничные карие глаза, только усиливали впечатление врождённого благородства.
Одевался Иван Иванович не броско, но со вкусом и дорого, в этот день на нём были мягкий оливкового цвета пиджак, голубая набивного рисунка шёлковая рубашка, с завязанным под ней на шее цветастым, розовых оттенков платком и зауженные синие брюки в мелкую полоску, розовые носки в цвет шейного платка помещались в изысканные, мягкие кожаные итальянские туфли, пошитые на манер турецких мокасинов. Изысканный перстень белого золота, с бриллиантом в два карата на безымянно пальце левой руки и классические золотые швейцарские часы венчали образ антиквара, как человека состоявшегося и живущего в достатке.
