– Все не так плохо, как можно было ожидать, – вполголоса подвел итог собственным размышлениям Альбус, откладывая в сторону стопку официальных бумаг. Он чуть потянулся, выпрямляя спину, а затем и вовсе встал из-за стола, намереваясь размять мышцы. Подойдя к окну, Дамблдор в который раз восхитился видом из своих апартаментов: вся территория Хогвартса была как на ладони. Студенты, наслаждаясь стоявшей в последние дни чудесной погодой, разбрелись по всему двору. С высоты директорского кабинета их маленькие фигурки походили на крошечные живые игрушки. Заметив, что кто-то чересчур близко подобрался к Запретному лесу, Альбус применил к себе заклинание, улучшающее зрение, желая узнать, кому это правила не писаны. – Лонгботтом, Томас, Корнер, Смит и Аббот… Явно что-то замышляют, – Дамблдор недовольно нахмурился. – Нужно проконтролировать их. Нам дополнительные хлопоты ни к чему, – не снимая с себя чар, он внимательно присмотрелся к другим ученикам, отдыхавшим на свежем воздухе, отыскивая в их поведении следы нарушений правил и дисциплины. У озера на камнях он увидел уединившегося Поттера и тут же позабыл об остальных, решив выяснить, как на того повлиял вчерашний разговор. Все-таки на голову парня свалилось слишком тяжкое испытание, и посильная поддержка не будет ему лишней.
Уже через десять минут Дамблдор, воспользовавшись своим чудо-проходом, перенесшим его сразу к выходу в вестибюль, добрался до берега и с удовлетворением отметил, что Гарри по-прежнему сидел в одиночестве, а следовательно, никто не должен помешать им поговорить. Место, облюбованное Поттером, отличалось весьма надежным прикрытием от любопытных глаз из зеленой стены деревьев и густого кустарника (лишь с высоты птичьего полета или из окон директорского кабинета эта часть двора была открыта для постороннего взгляда).
– Сегодня прекрасная погода. О чем задумался, мой мальчик? Ты такой печальный.
– Разве у меня нет причин печалиться? Да и поразмышлять есть о чем, сэр, – Гарри оглянулся. Он даже не вздрогнул, неожиданно услышав голос Дамблдора совсем близко за своей спиной – зелье работало изумительно, снимая нервозность.
– Как бы ни хотелось, чтобы было иначе, но ты прав, – директор присел на соседний валун. – Ты замечательно держишься и не опускаешь рук, а это значит, что половина победы у тебя в кармане.
– Профессор, простите, что я вчера начал задавать вопросы, не относящиеся конкретно к тому, зачем мы собирались, но…
– Гарри, тебе не за что извиняться. Ты вправе знать мотивы моих поступков, имеющих непосредственное отношение к твоей судьбе. К тому же я и сам хочу… нет, не оправдаться, потому как считаю, что поступал верно, но все же объясниться. У тебя ведь остались вопросы?
– О! У меня их еще достаточно, – Гарри угрюмо усмехнулся. Его в некоторой степени даже обрадовало то, что директор пришел составить ему компанию – это должно было основательно отвлечь от тревог за Северуса.
– Если никуда не спешишь, можешь немного расспросить меня прямо сейчас, – предложил Дамблдор, который действительно желал поскорее расквитаться с прошлым, чтобы больше не оглядываться и не переживать, что окажется недопонятым.
– Было бы неплохо. Вы вчера так и не пояснили, почему в детстве отправили меня к Дурслям.
– Гарри, я полагал, что это станет самым лучшим вариантом для тебя. Откуда мне было знать, что сестра твоей мамы отнесется к тебе с таким… безразличием? – Дамблдор с трудом подобрал слово, чтобы описать отношение Петунии Дурсль к племяннику. – Я всегда был уверен, что у Эвансов дружная семья. К тому же Лили провела защитный ритуал – жаль, что она так и не рассказала, какой именно – и я посчитал удачной мысль усилить кровную связь между тобой и тетей, продлив действие охраняющего тебя колдовства. Это я и сделал в ту ночь, когда оставил на пороге дома в Литтл Уингинг годовалого мальчика – Гарри Поттера, – директор тепло улыбнулся воспоминаниям. – Я разбудил Дурслей магией, а сам спрятался за живой изгородью. Гарри, твоя тетя не выглядела бессердечной, когда прижимала тебя к себе и вполголоса ругала того, кто посмел «бросить крошку без присмотра». Она мне показалась тогда очень заботливой и доброй. Прости, что я понадеялся на отчеты миссис Фигг и лично не проверил, как тебе жилось в то время. Но ты должен согласиться – я у всех на виду, и мои визиты могли привлечь ненужный интерес. Есть много способов, чтобы отследить кого-либо, если возникает такая необходимость, – Дамблдор развел руками, догадываясь, что запоздалые оправдания мало что значат для того, кто по его вине с младенчества был лишен любви и заботы. – Конечно же, я не ограничился лишь этим и поставил на доме чары отвлечения внимания, рассчитанные на волшебников. Пожиратели Смерти долго не успокаивались, разыскивая тебя.
– Поэтому, когда я поступил в Хогвартс, вы сначала практически не расспрашивали меня о том, как ко мне относятся Дурсли, полагая, что у меня нормальные отношения с теткой. А позже появились другие причины, по которым меня, несмотря ни на что, следовало держать подальше от магического мира, – сделал вывод Гарри и по взгляду, полному раскаяния, понял, что не ошибся. – Ну что же, с этим разобрались. Скажите, профессор, разве вы не знали, что Квиррелл оказался захвачен Риддлом? Кстати, он являлся хоркруксом или это было что-то иное? Мне тоже грозит такое? – Гарри брезгливо скривился, вспомнив бывшего преподавателя ЗОТИ.
– Нет, не думаю, – ответил Дамблдор с самым серьезным видом. – Ты ведь рассказывал, как жутко выглядела голова с двумя лицами… – он передернулся, представив ужас, который пережил ребенок, встретив подобного монстра. – Обычный хоркрукс вряд ли трансформировал бы тело, потому что помещенный в него ритуалом осколок души не в состоянии такого осуществить. Он слаб для этого и не имеет необходимого магического потенциала. Вероятнее всего, душа Тома после событий в Годриковой Лощине, будучи с помощью созданных хоркруксов привязанной к этому миру, скиталась бесплотным духом, а затем завладела телом профессора Квиррелла, всецело подчинив его сознание. Так что если и считать Квиррелла хоркруксом, то точно уж – особенным. Именно поэтому так кардинально изменилось его поведение, а вовсе не из-за опыта, приобретенного в экспедиции в Албании, как он утверждал. К сожалению, я не заметил подвоха.
– Даже учащиеся смеялись над его нелепым тюрбаном, – бросил Гарри.
– Квиринус и раньше отличался некоторой эксцентричностью, вечно строил какие-то грандиозные планы, занимался неординарными исследованиями вроде изучения языка троллей, – Дамблдор пожал плечами.
– А что с философским камнем? Что же вы его так ненадежно спрятали, что трое простых первокурсников…
– Гарри! Прежде всего, ты и твои друзья – далеко не простые студенты. Возможно, по отдельности вы и не добились бы чего-то необычного, но вместе… – глаза Дамблдора зажглись восхищением. – Это прямо-таки удивительно, ведь ваши таланты идеально сложились, став весьма значительной силой. Знаешь ли ты, что среднестатистический маг в одиночку никогда не прошел бы всех испытаний, защищавших путь к философскому камню? Как-то так складывается, что логика не является сильной стороной основной массы волшебников, так что загадки и игра в шахматы для большинства из них стали бы довольно серьезными препятствиями. К тому же цербер – тот трехголовый щенок, что охранял вход – исключительно редкое животное, и о его повадках в курсе единицы. Я уже не говорю о ловкости, которой необходимо обладать, чтобы догнать и поймать ключ-снитч, его же зачаровали не реагировать на любое колдовство призыва. Пройти все преграды было по плечу лишь достаточно могущественному колдуну или троице одаренных проказников, засунувших свои носы туда, куда их не просили. Я по некоторым еле приметным странным переменам в жизни магического общества заподозрил что-то неладное и спрятал артефакт, служивший источником для животворительного эликсира, но ухищрения нескольких профессоров не стали преградой для трех неугомонных детей. Получив сообщение от сигнальных чар, окружавших барьером зеркало Еиналеж, я поспешил выяснить, кто подобрался к философскому камню. Гарри, тебе удалось преодолеть даже мое сложнейшее колдовство, с легкостью проникнув за зеркальную гладь. Именно тогда я убедился, что ты – настоящее дитя пророчества.
