– Хорошо, – ответила Катя и выключила телефон.

Она не раз спрашивала себя, как легко она может пойти на интимную связь. Слушая откровенные признания Любы, которая после первых же слов любви была готова лечь в кровать, Катя понимала, что это не её сценарий. Само чувство любви она обожествляла, считала его даром божьим, и что только по любви возможна связь, но её, эту любовь, надо заслужить. Она была твёрдо уверена, что нельзя любить кого попало и просто так, ни за что. В школе за ней ухаживали самые достойные ребята. Умные, воспитанные из хороших семей. Но Катя отвергала их ухаживания по той причине, что считала себя недостойной их. Размышляя о своих родителях, она никогда не обижалась на папу. Она винила маму, считая, что та была плохой, от того отец не выбрал её. Под словом “плохая“ ею подразумевались такие черты, как доступность, необразованность, отсутствие гордости. Поэтому она поставила себе планку: пока не выучится, не обретёт профессию, о парнях не будет даже и думать, хотя её сердце вопреки разуму учащённо начинало биться, когда она хотя бы просто вспоминала Сергея, который безответно и преданно ухаживал за ней со школы. И сегодня, собираясь на свидание, она понимала, что, осуждая мать, сегодня или завтра станет сама такой же, как она. Катя отдавала себе отчёт, для чего она понадобилась старому худруку. Но она завела себе привычку: когда ей становилось совсем трудно, всегда вспоминала маленькую ладошку, которую когда-то вложила в её ладонь тщедушная девочка Люба

– Пусть хоть Любка будет счастлива! – с этими словами Катя решительно вошла в ресторан.

Худрук первым заметил вошедшую девушку и, поднявшись со своего места, помахал ей рукой, приглашая её пройти к его столику.

– Милая Катюша, я рад вас видеть, – Константин Степанович поднялся со своего места и подарил Кате великолепный букет алых роз.

Случайно, но он попал в самое яблочко, розы были единственными цветами, к которым Катя была неравнодушна. Их аромат всегда кружил ей голову, и Катя даже в какой-то мере боялась этих цветов, опасаясь за свою репутацию. Вежливо поблагодарив, она приняла цветы, и ей стоило больших усилий не зарыться лицом в это благоухающее обилие нежных лепестков, чтобы до исступления наслаждаться их ароматом, забыв обо всём на свете. Константин Степанович попросил официанта принести вазу с водой и принять заказ. Как бы Кате не хотелось есть, но она не желала, чтобы Константин Степанович подумал, что ей приятно его общество, потому от еды отказалась, заказав себе лишь чашечку чая с кусочком тортика.

– Я бы с удовольствием выпил с вами шампанского, но я за рулём. Так что и мне того же самого, что и девушке, – обратился он к официанту.

Катя сразу приметила папку, лежащую на столе, потому первая спросила:

– Я полагаю, вы хотели поговорить со мной о пьесе? – с серьёзным видом спросила она, устремляя взгляд на папку.

– Да, дорогая вы моя, именно о пьесе. Видите ли, – Константин Степанович достал листы рукописи. – В таком виде её не пропустит не один художественный совет. Забракуют.

И он стал зачитывать некоторые места, которые были совсем уж отвратительны.

Сказать, что Константин Степанович придирался, было бы не верно. Слушая текст со стороны, Катя и сама чувствовала фальшивость, искусственность многих фраз.

– Можно переделать, – неуверенно бросила она.

– Не всё так просто. Эту пьесу надо доводить и доводить до ума. Я знаю человека, который занимается этим профессионально. Его не интересует слава, потому за деньги он превратит любой посредственный текст в шедевр. Но не это главное. Главное в том, что пишут все или почти все, а публикуются лишь по связям. Раз попав на вершину горы, люди из кожи лезут, чтобы там закрепиться и беспощадно уничтожают новичков. Я понятно объясняю?

Катя сидела, слушала и с каждой секундой ощущала свою обречённость. Либо деньги, либо блат – третьего не дано, об этом её предупреждал и редактор газеты. “Слишком много амбициозной посредственности стремится преподнести себя как гениев”, – вспомнились ей его слова.

– Катенька, с тех пор как я увидел вас полтора года назад, я потерял покой.

Девушка удивлённо вскинула брови.

– Значит, вы меня не помните? А ведь мы с вами ехали в одном поезде. Саранск – Новосибирск. Я вас увидел ещё на перроне, вы были с Любой. У меня был купейный билет, но я заплатил проводнице, и она мне поменяла на плацкартный. Моё купе было соседним с вашим. Знаете, вы мне очень напоминаете…

– Вот только не надо говорить, что я похожа на вашу покойную жену, которую вы безумно любили.

– Но это правда!

– Вы хотите, чтобы я стала вашей любовницей? – напрямую спросила она.

– Да, – голос Константина Степановича при этом вздрогнул. – Катенька, я буду на руках носить вас.

Катю опять затошнило, но она взяла себя в руки.

– Так что по поводу пьесы?

– Пьесу мы поставим. Я дам вам адрес того человека, он её отшлифует, и всё будет прекрасно.

– У меня одно условие: все пьесы, которые Люба будет писать, вы будете ставить и платить согласно договору?

– Ну разумеется, дорогая.

– И ещё …ни при каких обстоятельствах Люба не должна знать о нашей сделке.

– Хорошо, как скажешь. Поехали ко мне.

Катя испуганно сжалась, но это длилось лишь пару секунд. Не в её правилах было отступать от принятых решений.

– Хорошо, – сказала она и решительно встала со стула.

Константин Степанович жил один в хорошо обставленной трёхкомнатной квартире. На какое-то время он приводил к себе очередную любовницу, которыми обычно были артистки его же театра, но на ночь он их обычно не оставлял. И, к тому же, как-то так получалось, что больше года любовницы не задерживались.

Константин Степанович планировал привезти сегодня Катю к себе домой, потому попросил домработницу приготовить им ужин. Катя впервые была в столь большой и красивой квартире, но она держалась холодно и не проявила ни малейшего интереса к обстановке.

– Проходи, милая, – после мытья рук хозяин дома пригласил Катю в столовую, где уже был накрыт стол на двоих.

– У меня домработница превосходно готовит. Я попросил её сегодня приготовить нам жаркое из кролика. Ела когда-нибудь?

Катя в знак отрицания замотала головой.

– Сегодня попробуешь. Это что-то!

Усадив Катю, Константин Степанович хлопотал над ужином. Через минуту ароматизированные зажжённые свечи в красивых подсвечниках уже бросали вокруг таинственные блики. В комнате стал чувствоваться дух сладострастного томления. Красное вино, разлитое в прозрачные бокалы из чешского стекла, пронизанное огоньками свечей, заиграло особой палитрой ароматов, нестерпимо манящих к себе и обещающих незабываемое блаженство. Вся атмосфера вокруг была полна ожиданием: для гостьи – чего-то ранее неведомого и пугающего, для хозяина – страстно желаемого. Жаркое было действительно вкусным, но страх и отвращение перед грядущим напрочь лишили Катю аппетита. Поклевав горячее и пригубив вино, она замерла в ожидании. Щёки её пылали огнём, и она вся дрожала. Константин Степанович включил музыку и, подойдя к Кате, галантно подал руку, приглашая на танец. Красивая музыка, дыхание, ставшее единым…. Его руки, минуту назад кружившие её в танце, вдруг решительно заскользили по спине девушки, прижимая её к себе в страстном поцелуе…

Когда всё наконец-то закончилось, и Константин Степанович, тяжело дыша, откинулся на подушку, Катя, стыдливо прикрываясь простынёй, сразу же стала одеваться.

– Полежи немного, отдохни, – он ласково провёл по её руке.

Катя с трудом сдержалась, чтобы в отвращении не отдёрнуть руку, но лишь быстрее стала одеваться.

– Уже поздно, мне надо домой.

– Подожди, я такси вызову.

Когда такси приехало, Константин Степанович, накинув халат, вышел проводить Катю.

– Мне ни с одной женщиной не было так хорошо, как с тобой, – сказал он на прощание поцеловав её в голову. Потом, как бы опомнившись, быстро достал из кошелька тысячную купюру.