Мама покупала все платья, которые нравились Леону, а потом дома, пока отец был на работе, наряжала его, сама переодевалась в один из папиных костюмов, и они играли в «короля и принца».

— Леон, папа пришёл! Пошли ужинать.

— Я сейчас, мам.

Минуту спустя ублюдок появился в столовой, и у Эммы потемнело в глазах: несмотря на все предупреждения, что это «большой-большой секрет», ублюдок напялил на себя купленное утром платье от Роберто Кавалли.

— Пап, смотри, какой я красивый!

Вещь и вправду была на загляденье: из лёгкого шёлкового шифона, расписанное экзотическими пионами, в пышных складках и рюшах — после примерки Эмме едва удалось уговорить ублюдка снять его.

Из руки потрясённого Дирка выпала ложка, взорвав повисшую в столовой гробовую тишину.

— Ты где это взял?! — на багровом от ярости лице ходуном заходили желваки.

— Мама купила, — пролепетал ублюдок, испуганный выражением отцовского лица. Эмма возблагодарила всех богов за то, что ублюдку хватило ума не добавить «мне».

Дирк подскочил как ужаленный, одним рывком стянул с сына платье и с треском разорвал пополам, а потом трясущимися пальцами вынул из брюк ремень и принялся так неистово стегать мальчишку, что Эмме против воли даже жалко его стало.

— Ты же его убьёшь!

— Лучше сразу убить, чем ещё одного пидора вырастить!

Дирк оставил его, только когда ублюдок, сорвав от крика голос, обмяк и забился в беззвучных конвульсиях.

— Откуда эта дрянь в доме?! — покончив с сыном, набросился он на жену.

— Я в подарок для дочки Сильвии купила, — оправдывалась Эмма. — Пакет оставила в гостиной. Откуда я могла знать, что он до такого додумается? Мне что теперь, всё под замок прятать?!

Дирк молчал, видимо, устав от потрясения и воспитательного процесса. И это воодушевило и придало смелости Эмме.

— Может, дело всё-таки не в воспитании, а в генах? — усмехнулась она. — Может, это у тебя в крови, раз и второй сын пидором получился? Ты, случайно, втихаря на мальчиков не подрачиваешь?

Дирк с размаху залепил ей пощёчину и, громко хлопнув дверью, выбежал из дома. Со двора послышался шум мотора. Эмма, стоя у окна, глядела вслед удаляющейся машине, потирала пылающую щеку и улыбалась.

Оставшись наедине с избитым ублюдком, Эмма прикладывала холодные компрессы к его опухшим ягодицам и тихо приговаривала:

— Видишь, какой у тебя злой папа. Совсем тебя не любит. Не хочет, чтобы ты был красивым.

— Я его ненавижу, ненавижу! — бормотал осипшим от крика голосом Леон. — Это было моё любимое платье.

— Теперь ты понял, что о наших с тобой секретах никому нельзя рассказывать?

— Я больше никому не скажу, — судорожно всхлипнул ублюдок.

— Вот и хорошо, умница, — легонько гладила она по голове измождённого от плача мальчонку. — А платье я тебе завтра новое куплю, точно такое же.

— А он… он… опять… — зашёлся в плаче по новой уже было успокоившийся ублюдок.

— Нет, — заговорщически улыбнулась мама. — Теперь всё будет хорошо. Мы его перехитрим!

— Как? — шмыгнул носом Леон.

— Ты будешь наряжаться, только когда отца нет дома. Это будет наш с тобой большой-большой секрет. А потом ты вырастешь, и в тебя влюбится самый настоящий король. Он заберёт тебя к себе, и ты сможешь одеваться, как сам захочешь.

— Мам… — у ублюдка было такое виноватое лицо, что Эмма замерла от плохого предчувствия.

— Что, сынок?

— Я рассказал… про Короля.

Сердце у Эммы подпрыгнуло.

— Кому?!

— Биллу.

— Какому ещё Биллу? — Эмма перевела дыхание — лишь бы не Дирку.

— Каулицу. — Увидев, что мама больше не сердится, Леон осмелел и затараторил скороговоркой: — Это мой новый друг из второго «А». Ты не думай, он никому не проболтается! Я предупредил, что это большой-большой секрет.

Эмма молчала, лихорадочно раздумывая, что с этим делать.

— Биллу так понравилась сказка про Короля! — захлёбывался от восторга ублюдок и, затаив дыхание, спросил: — Можно, он будет приходить к нам слушать, как ты рассказываешь?

— Этот Билл тебе нравится?

— Очень! — выдохнул Леон. — Он самый лучший мальчик в мире! И такой красивый.

— Ну, раз так… — мама сделала вид, что задумалась, и лучезарно улыбнулась: — Тогда можешь с ним дружить. Пригласи его к нам завтра.

— Спасибо, мамочка! — Леон от переизбытка чувств крепко обхватил её руками и прижался головой к животу. — Я тебя очень люблю! Ты самая лучшая!

Маленький ублюдок очень привязался к своему новому дружку. Только и слышно было: «Билл то, Билл сё, а вот Билл, а мы с Биллом». Очень скоро они стали не разлей вода. Этому способствовало и то обстоятельство, что в родной семье до Билла, похоже, никому не было дела: отец его целыми сутками пропадал на работе, а мать — известная в Гамбурге светская львица — на тусовках; у старшего на десять лет единокровного брата-подростка была своя компания. Мальчишка, предоставленный самому себе, быстро привязался к Леону и проводил у них всё свободное от школы время.

После занятий Эмма забирала их на машине из гимназии, кормила дома обедом, а потом, когда с уроками было покончено, для мальчишек наступало золотое время — они закрывались с мамой в комнате Леона, и она хорошо поставленным голосом разыгрывала в ролях очередную сказку про «Короля и Принца». Принцев со временем стало двое — нужно было подстраиваться под требования целевой аудитории. То, что поначалу задумывалось как извращённая месть, постепенно затянуло её, и теперь Эмма, пожизненная домохозяйка, сама уже испытывала большое удовольствие от творчества. Сказки и вправду получались увлекательные: они уже давно вышли за рамки пародий на всем известные народные и превратились в современные авторские — если бы не сомнительная для детской аудитории любовная линия, их вполне можно было бы издать. Ну да ладно, не ради писательских же лавров она их сочиняет. Помимо самореализации, сказкотворчество служило для неё и своеобразной терапией — Эмма с удивлением ловила себя на том, что сказки, которые она задумывала для приёмного сына, на самом деле получались о родном. Каждая сказка неизменно хорошо заканчивалась, и Эмме легчало на душе — может, её мальчик тоже найдёт своего короля. Мать желала ему одного: пусть не с принцессой, как мечтали они с отцом, пусть с королём, как того хотел он сам, но пусть будет счастлив.

Мальчишки слушали, затаив дыхание, — ещё бы, где ещё такое услышишь?

— Классная у тебя мама! — завистливо вздыхал Билл.

— Да, — соглашался довольный Леон, — мать у меня что надо! Зато с отцом не повезло.

— Да ладно, мой тоже не сахар, — ещё горше вздыхал Каулиц.

…Время летело, мальчишки росли; взрослая реальность всё больше расходилась с детскими мечтами, и сказки про Короля всё меньше интересовали Леона. Всё чаще случалось так, что единственным слушателем Эммы был Билл.

— Тебе что, больше не интересно? — удивлённо спрашивал он друга.

— Ну это же сказка! — фыркал девятилетний Леон и подначивал: — Или ты и вправду веришь, что Король существует?

— Да! — с тихим упорством отвечал Билл, и было в его голосе что-то такое, что Леон не решался больше над ним подшучивать. — Когда-нибудь я его обязательно встречу, и мы будем вместе.

Со временем и Билл позабыл о сказках — на смену им пришло новое увлечение: в преддверии выходных мама Леона скупала ворох глянцевых журналов, они устраивались поудобнее втроём на диване в гостиной, рассматривали красочные фотосессии со звёздами и топ-моделями и с азартом обсуждали последние веяния моды. По просьбе Билла Эмма начала учить их краситься.