- Да, так было до недавнего времени, но встреча с монстром перевернула с ног на голову мою жизнь, а встреча со мной твою. Просто тебе ещё не ведомо это.

 - Но откуда об этом знаешь ты?

 - То короткое время, что блуждала между жизнью и смертью, мне было видение...

 - Говорят, что перед взором умирающего проносится вся его жизнь, - перебил Сандру жрец, но та лишь отмахнулась от его слов.

 - Ничего такого я не видела. За то взору моему открылся огромный город с массивными крепостными стенами и башнями такими высокими, что облака своим брюхом цеплялись за шпили. И я въезжала в него в карете запряжённой двумя парами богато убранных лошадей, и ты скакал рядом на вороном коне и был в доспехах рыцаря, а толпы черни, высыпавшие нам на встречу ликующе приветствовали меня как свою королеву. И не было вокруг не единого капища вашего бога, но зато возвышался над всеми сверкающий позолотой храм Непорочной Девы-Матери. Я не видела наших лиц, но уверенна, что то были мы. И да, я передумала умирать, ибо не жертва я, а карающий меч, в руках Богини, опускающийся на головы грешников. Астарта уже решила, на чьей ты стороне. Просто ты ещё не знаешь об этом, - повторила она вдохновлённо, по-прежнему лёжа со скрещенными на груди руками.

 - В твоём видении нет смысла, вернее в нём нет меня, ибо я избран служить Триолану и от судьбы своей не отступлюсь, что бы ты не сулила мне, женщина, - сурово возразил ей отшельник.

 - Что толку в красивых словах, когда мы лишь пешки в руках Богов, - усмехнувшись, ответила Сандра, поднимаясь с ложа. Зачерпнув черпаком воды из бочонка в углу, она жадно утоляла жажду, будто долго не пила и Бернард, возмущённо качая головой произнёс: - Хватит об этом! Тебе не искусить меня лживыми словами и не поколебать моей преданности Триолану. Скажи лучше, что собираешься делать дальше, ведь ты обещала покинуть мою обитель. Это время пришло.

 - Ещё нет, - мягко сказала девушка, с грустью глядя на него, понимая, что творится в его неискушённой душе. - Но ты на время покинешь эти места. Отправишься в Полонию или Добробран, ведь ты всё равно собирался туда за провизией на зиму. Заодно привезёшь нечто, что поможет мне, избавится от мерзкого чада, растущего во мне. В моём видении его не было. Если я не могу убить себя, это не значит что плод нельзя вытравить или выскрести из моего чрева пока ещё не поздно. Я не собираюсь ждать, когда чудовище появиться на свет.

***

    Его не было семь дней. Три дня ушло на дорогу, и ещё четыре он провёл в Добробране, остановившись в Академии - славной обители братьев при Храме Солнца, проводя с ними время в молитвах и общении. В свободный от этого час Бернард собирал провизию для долгой зимовки, в преддверии сильных морозов и снежных бурь, закупая на пожертвования муку и провизию, которую нельзя было найти или вырастить в лесу. Хотя всё было куплено почти сразу, юноша оттягивал своё возвращение.

 - Вижу, что-то беспокоит тебя, сын мой, - заметив его состояние, улучив момент, сказал ему Бальтазар, один из Экзархов - верховных жрецов Триолана - часто бывавший в обители и симпатизировавший молодому жрецу за фанатичную преданность вере. Глядя на юношу он узнавал себя и видел в нём свою достойную смену в будущем. Они были вдвоём в храмовой библиотеке, где в трёх рядах огромных стеллажей большого круглой залы с высокими арками окон хранились свитки священных писаний, проповеди Ария и других пророков, религиозные рукописи, а также кодексы о строительстве, военном деле и лечении болезней. Взглянув на свитки в руках Бернарда, в которых речь шла о ядах и исцелении от недугов, Экзарх добавил укоризненно: - Для того чтобы вылечить больного, необязательно его убивать.

 - Вы всё не так поняли, отче, - смутившись, ответил на это молодой жрец. - Болен не я, а один человек, что пришёл ко мне в поисках убежища от преследующих его невзгод.

 - Но мы не вмешиваемся в отношения паствы с королём, ибо, как известно тебе всякая власть есть от Бога и вмешиваться в то, что не касается веры не слишком благоразумно. Лучше позаботься о спасении его души.

 - Но ей совсем не нужно это! - в отчаянии воскликнул отшельник и, поняв, что проговорился, потупил взор. - Прошу Вас, отче, оставить меня в храме, где мог бы я в молитве и полном уединении искупить свой грех!

 - Чем же так болен тот человек? - спросил собеседник, сбитый с толку неожиданным признанием.

 - Он не болен в привычном понимании, - произнёс юноша, подбирая слова, всё также не глядя на Бальтазара и наконец, выпалил: - Он... Она беременна. По её словам дьявол, что был недавно убит у Красной скалы, поселился в её чреве, и теперь она хочет вытравить его, дабы не появился он на свет.

    Лицо верховного жреца вытянулось от удивления и наконец, Владыка, ещё совсем не старый мужчина спросил: - Это твой ребёнок?

 - Нет, нет. Что вы? Конечно же, нет! Но дьявол в ней слишком силён, как и решимость уничтожить этого ребёнка. И теперь я пытаюсь найти в рукописях хоть что-то, что поможет мне уберечь мир от несчастий.

 - Не стоит взваливать на себя эту ношу, ибо крест твой - служение Богу. Если кто и сможет ей помочь, то лишь колдун или ведьма, ты же должен молиться за спасание её души, ведь слово твоё Бог услышит быстрее. Возможно, мне придётся поехать с тобой, дабы самому разобраться во всём. А может лучше обратиться к королю?

 - Как Вам будет угодно, отче. Тогда её точно сожгут на костре, как колдунью, - безропотно ответил послушник, но лицо его напряглось, став, словно высеченным из камня, а Экзарх изрёк смиренно: - На всё воля божья.

    Делая закупки на взятые из общих денег братьев храма, он вдруг увидел собравшуюся на рыночной площади толпу и, подойдя ближе, услышал слова городского глашатая, читавшего со свитка в  своих руках:

 - ...она обвиняется во многих тяжких грехах, в том числе в сожительстве с дьяволом. Все кто знает о местонахождении этой погрязшей в грехе особы или видел её, должен не медля доложить об этом за вознаграждение в десять монет серебра, а кто сможет доставить её живой либо мёртвой, тот получит от бургомистра Полонии лорда Ойгена Эшли десять монет золотом. - Глашатай, закончив, свернул свиток, а его помощники выставили на всеобщее обозрение рисованный на большом куске кожи портрет явно молодой женщины. Толпа хлынула к возвышению, на котором стоял глашатай, пытаясь рассмотреть изображение, давя друг друга в жестокой давке, но Бернард уже шёл прочь от людной площади. Пусть рисунок был не очень удачным, и сходства с оригиналом в нём практически не было, молодой жрец легко узнал на нём свою случайную знакомую.

    Погружённый в свои думы он быстро шёл к Академии, не заметив как, отделившись от толпы за ним, следом увязались два невзрачных на вид мужчины средних лет. Пусть внешне они рознились, но имелось в них что-то общее, что делало их похожими друг на друга. Несмотря на то, что были одеты они как крестьяне, в них чувствовалась военная сноровка и поселившаяся в их душах жестокость. Негромко переговариваясь между собой, они шли за Бернардом на приличном расстоянии, не пытаясь его догнать, или не потерять из вида, ведь они и так знали, куда он идёт.

***

    Загрузив собранный провиант на подводу, Бернард в компании храмового служки Эйнара, что должен был вернуть телегу в обитель, ранним утром седьмого дня отправился в обратный путь. Он узнал всё что смог и дальнейшее его пребывание в Храме, не имело смысла, да и потом, чем дольше он отсутствовал, тем больше переживал за оставленную в одиночестве девчонку, ведь теперь по её следу шли шайки охотников за головами. Думая о Сандре, он злился на неё, за дурные слова о Боге, и сам не желая того начинал сочувствовать ей, ведь по сути, она была не виновна в том, что с нею произошло.

    Выехав из города на запад, он оставил Эйнара в придорожном постоялом дворе, дав припрятанную серебряную монету на эль, сам же отправился на север, под предлогом того, что ему нужно закончить одно не терпящее отлагательств дело. Послушник не стал спорить, обрадованный неожиданным подарком, жрец же, погоняя лошадь, направился к городской заставе у Северных ворот, за которыми жила Тёмная Эльза.