========== История будущего Глори ОБрайан ==========
Снайпер едва не убьет Недрика Святошу дважды. Первый раз – когда он будет ехать в красном фургоне своего лучшего друга. Второй раз случится около его дома, и он пошлет собак в направлении выстрела. Снайперу удастся спастись, но собаки найдут туннель. На следующей неделе армия правительства завоюет большую часть отделившихся штатов, и их жители будут счастливы. Никаких больше лагерей. Дети вернутся к матерям. Жены вновь обретут мужей. Общество Хорьков будет уничтожено. Зов Долга прекратит звать. Все мужчины Новой Америки, способные держать оружие, будут призваны отстаивать последний оставшийся под властью Недрика Святоши штат в последней битве. Они выйдут в бой, хотя будут заранее знать, что проиграют. Изгои пустятся в долгий путь домой. Они будут похожи на призраков – за их плечами будут три года войны и голода. Дети будут жутковато молчаливыми. Снайпер с повстанцами будет прятаться в туннелях. Ее муж будет закладывать взрывчатку на вражеской территории. Снайпер будет прочищать ружье. Они будут тихо сидеть, пока над их головами будут шагать вражеские войска. Они будут ждать нужного момента. И дождутся.
========== Как дела у Глори? ==========
В шесть вечера Элли позвонила мне и сказала, что ей нужна моя помощь с курами: у нее мало времени, и если она не успеет все закончить, она пропустит вечеринку при звездах (здесь была смеховая дорожка). Я как раз спала, и ее звонок меня взбесил, но в конце концов я встала и перешла через дорогу, любуясь закатом. Некоторые считают, что закат всегда яркий и красивый, но это не так. Бывают действительно очень красивые закаты. Сегодня был как раз такой. Синее небо позеленело, потом стало фиолетовым, потом – розовым, оранжевым, и наконец осталась только темно-красная полоска над самым горизонтом. Возможно, это был самый красивый закат в моей жизни. Я не знала, что это последний закат в жизни летучей мыши по имени Макс Блэк. Но, возможно, от этого он стал еще красивее.
Сначала я столкнулась с Жасмин:
– Как дела у Глори? – спросила она. Я посмотрела на нее – сквозь нее:
– У Глори все прекрасно. А у Жасмин?
Казалось, мой уверенный тон ее удивил.
– У Жасмин все шикарно, – ответила она. – Но ей надо сходить отпереть сарай с барабанами.
У них был отдельный сарай для барабанов. Как выглядит сарай для барабанов у нонконсьюмеристов? Конечно, его нет, и барабанов тоже нет, потому что все это – собственность, а собственность – это плохо. Возможно, мне стоило перечитать определение нонконсьюмеризма. А возможно, Жасмин стоило.
Когда я нашла Элли, она уже вычистила птичник. Она взяла опилки, смешала их с соломой и распределила по полу птичника, а потом присыпала все сверху какой-то странной пудрой, которая не даст завестись клещам. Коммуны, наверно, самое теплое в мире местечко для паразитов.
Когда мы шли к их дому, я обратила внимание, что нигде не было ни признака готовящейся звездной вечеринки – ни столов, ни табуреток. Даже костер еще не разожгли. Мы с Элли вымыли руки в умывальнике, а потом она сказала, что ей ненадолго нужно зайти внутрь, и попросила меня подождать. Пока я вытирала руки о шорты, ко мне подошел Рик.
– Она сказала, что у нее есть парень, – сообщил он. – Жасмин это не понравится.
– Жасмин? Или тебе? – спросила я. Потом посмотрела на него.
Послание от Рика: «Его дед был на борту USS Pledge в 1950 году, когда он налетел на мину в бухте Вонсан и затонул. Его и других матросов спасло другое судно, но взрыв мины застал его в неудачной части корабля и ему в спину прилетел большой кусок железа. К тому моменту, когда его выписали из американской больницы, его уже дважды исповедали, сказали, что он потеряет две ноги, и много раз повторили, что его ждет короткая жизнь в инвалидной коляске, а потом он точно умрет от инфекции. Он проживет еще семьдесят четыре года, то есть до девяноста трех лет. Ему нравятся кальцоне с фудкорта местного торгового центра».
========== Кто бы мог подумать? ==========
Элли вышла из дома, кинула злобный взгляд на Рика, который тут же ушел, и спросила:
– У тебя есть минута?
– Я же здесь, верно? – Я огляделась. Похоже, кроме нас, вокруг никого не было. Сарай для барабанов был закрыт. В большинстве фургонов на заднем дворе горел свет. Может быть, Жасмин отменила вечеринку. Я подняла взгляд: небо было чистым, – и снова посмотрела на Элли.
– Мне надо поговорить с тобой об одной важной вещи, – прошептала она.
– Хорошо, – прошептала я.
– Не здесь, – прошептала Элли. – Говорить об этом здесь опасно.
– Но здесь никого нет.
– Они здесь. Они всегда здесь.
– Ясно.
– Пойдем к тебе?
Элли уже зашагала к моему дому, так что я пошла следом. Я по инерции направилась к задней двери, однако Элли – редкий случай – пошла к главному входу. Мы с ней никогда через него не заходили. Она никогда не звонила и не стучала – сразу заходила. На секунду я увидела вместо нее Жасмин – они обе пользовались чужим имуществом не задумываясь – даже если этим «имуществом» был чужой муж.
В следующий миг меня едва не сбил с ног многоголосый ор: «Сюрприз!» Элли орала громче всех. В прихожую вышла тетя Эми и протянула ко мне руки. Обняв ее, я увидела, что повсюду висят шарики, растяжки и прочие украшения, которых я никогда раньше не видела в нашем доме. А еще пришла Жасмин. И Эд Хеффнер. И Рик (а с ним – неисчислимое множество юпитериан). И, наверно, вся команда выпускного альбома. И Стейси Каллен с несколькими моими друзьями из первого класса. И еще двое ребят, с которыми у нас был общий классный час. Я их не знала. Но они пришли.
– Вау, – сказала я. И не могла найти других слов, кроме этого: – Вау.
Потом я увидела, что папа каким-то чудом надел на себя нормальные шорты; он улыбнулся мне с измученным и смущенным видом – и я поняла, что нас с ним мучает и смущает одно и то же. Думаю, преимущественно нас обоих пугало, что к нам домой пришла Жасмин Блю Хеффнер.
Тетя Эми сказала что-то вроде «Поверить не могу, что ты уже выпускница!», или «Мы так тобой гордимся!», или «Как быстро летит время!». Все смешалось в кучу. Она была милее, чем я ее помнила. Ее силиконовая грудь все еще подпрыгивала при каждом движении – ну и что? Послание от тети Эми: «Ее сын женится на еврейке и примет иудаизм, а тетя даже глазом не моргнет».
– Ты видела торт? – спросила тетя, указывая на торт.
– Кто это сделал? – спросила я папу, пробиравшегося сквозь толпу, чтобы обнять меня. Я не получила послания от папы, потому что смотрела на его лоб – можно себе позволить вечер без посланий. Если получится.
– Это не я, Кексик, – начал оправдываться папа. – Ты просила меня этого не делать, помнишь?
«И не просто так просила, – хотелось сказать мне. – Постарайся, чтобы никто из коммуны не ходил в туалет и не садился на диван».
– В основном все сделала Элли, – объяснила тетя Эми. – Я позвонила ей, она объяснила мне, кого позвать, и…
В дверь позвонили. Папа пошел открывать. Пришли еще два парня из школы: парень Стейси Каллен и его друг. Друг прошептал: «А пиво есть?»
Элли сидела в углу гостиной и тихо разговаривала с Риком. Мне было стыдно, что я так на нее злилась, но я все еще злилась. А еще мне надо было поблагодарить ее за вечеринку, хотя мне не надо было никаких вечеринок. Или надо? Я запуталась. Я не умела веселиться. Я осознала это прямо посреди гостиной, забитой людьми, которые потрудились прийти ко мне домой и надарить мне подарков и открыток. Я не знала, как радоваться жизни.
Я пробралась к Элли:
– Спасибо!
Элли улыбнулась:
– Я думала, ты убьешь меня еще на слове «Сюрприз».
– Не, не буду. Это очень мило.
– Выпускной надо отпраздновать, – ответила Элли. – Это большое событие.