Пытаясь сесть, я чуть не свалилась с крыльца. Слезы слишком сильно выматывали. Я так давно не плакала. Я уже забыла, сколько сил это отнимает. Может быть, Дарла так устала плакать, что уже просто не могла продолжать.

========== История будущего Глори ОБрайан ==========

Старая Америка в конце концов соберет достаточно сильную армию, чтобы охранять границы. Новая Америка за девять недель захватит почти два штата. После девяти недель сражений Недрик Святоша станет все чаще и чаще появляться на публике. Он объявит, что у него в запасе есть еще более огромная армия. Он заявит, что всех старше шестидесяти нужно подвергнуть эвтаназии. Он скажет, что нужно закрыть все государственные школы, а в Новой Америке открыть свои собственные. Он провозгласит, что женщины годны только на одно, но не уточнит, на что именно. Жители Новой Америки перестанут отвечать на вопросы репортеров крупных американских СМИ. Недрик прокомментирует: «Это не их собачье дело». Девушки из пограничных штатов будут пропадать с огромной скоростью – от двадцати до сорока за ночь. Повсюду будут слышны плач, стоны, грохот сошедших с рельс поездов и лязг разбивающихся машин. Я не видела, что будет с девушками, но я знаю достаточно, чтобы предположить, что их либо продадут, либо посадят в здания под номерами.

========== Как ты думаешь, что в тебе особенного? ==========

Папа работал с включенным телевизором. Я в полусонном состоянии ела мюсли и наблюдала за ним. Потом спросила:

– А у тебя еще есть друзья? Кажется, я никогда не видела тебя с друзьями.

– Люди дерьмо.

– Не все.

– Ну, большая часть из них.

– Ага.

– А к чему вопрос? – спросил папа, поднимая глаза от ноутбука. Послание от папы: «Его далекий предок насадил на пику пять круглоголовых Кромвеля».

– Не знаю, – ответила я. – У меня тоже нет друзей.

– То есть ты вчера серьезно говорила про Элли?

– Ага.

– Вы просто переросли друг друга?

– Переросли, – соврала я. – Кажется.

– Добро пожаловать во всю оставшуюся жизнь. Поэтому я даже не заморачиваюсь. Хотя мог бы попробовать, если бы…

– Если бы?..

– Если бы мы переехали в другое место, – признался папа.

– Думаешь?

– Не знаю. Большинство моих ровесников просто смотрят спортивный канал и обсуждают всякую хрень.

– Все обсуждают всякую хрень, – согласилась я.

– Точно.

Дожевывая мюсли, я осознала, что история будущего – это не хрень. Да, она могла оказаться полным безумием и побочным эффектом летучей мыши, но хренью она не была. Она показывала мне кое-что: «Прошлое – это будущее – это прошлое – это настоящее – это будущее – это прошлое – это настоящее».

Факт: у прошлого, настоящего и будущего есть одна общая деталь – я. Я жалела, что не могу их сфотографировать. Сделать все это настоящим. Вклеить себе в тетрадь, а не просто написать историю о том, что я видела в чужих глазах. Зачем люди делают снимки? Чтобы сделать что-то настоящим. Или более настоящим. Или хоть чем-то. Чтобы помнить о том, что потеряли. Чтобы помнить даже то, что предпочли бы забыть.

Я решила прожить день без Элли. Я хотела съездить в торговый центр и поискать там старика в бейсболке. Потом у меня зазвонил телефон, и я, не подумав, ответила.

– Ты что, не открывала мои голосовые сообщения? – спросила Элли.

– Я была занята, – ответила я.

– Давай снова съездим в торговый центр, – предложила Элли (здесь была смеховая дорожка).

– Н-ну… я не знаю, я… ну, у меня сегодня дела дома.

– Неправда. Ты просто избегаешь меня, потому что вчера я вела себя как стерва.

– Ну…

– Да, я вела себя как стерва. Да, я это признала, довольна? Давай съездим туда еще раз. Я хочу попытаться увидеть твою войну, а ты, наверно, хочешь увидеть побольше, да?

– Наверно, – ответила я.

– Значит… приду через три минуты? – Я подождала несколько секунд:

– Ладно.

Не знаю, почему я согласилась. Элли была моей вредной привычкой. Было слишком рано. Мой мозг еще недостаточно проснулся, чтобы убедительно соврать Элли, что я занята.

Она пришла на мое крыльцо в новой блузке.

– Красивая вещица, – заметила я, не упоминая, что Элли расстегнуло как минимум одной пуговицей больше, чем нужно.

– Спасибо.

Примерно в таком духе мы и разговаривали по дороге в торговый центр. Просто поддерживали разговор. Доехав, мы разошлись в разные стороны и договорились встретиться в час на фудкорте и вместе поесть. Я сразу же зашла в самую гущу толпы и в ожидании старика в бейсболке старалась поймать побольше посланий. Послание от сидевшей рядом женщины: «Ее внук откроет ген человеческого генома, являющийся носителем редкого заболевания с зубодробительным названием. По иронии судьбы, этой болезнью заболеет его сын, умрет и будет похоронен на том же кладбище, что и мать Дарлы. Его будут звать Лоуренс Джулиан Харрисон. Он доживет до девяти лет. В свой последний учебный день он научится умножать дроби. Эти знания никогда ему не понадобятся». Послание от старого латиноамериканца в отглаженной гавайке: «Правнука его сестры депортируют во время девятидневного штурма Недрика. После этого его оставшиеся в живых дети станут изгоями. Они будут жить на деревьях и питаться на помойках. Его потомков в восьмом поколении пригласят стать первыми жителями ЭкоКупола на Луне».

Осматриваясь в поисках новых посланий, я заметила парня с ухоженной козлиной бородкой и отросшими русыми волосами. Он был одет так, как в молодости одевался папа – в стиле гранж с иголочки: обрезанная фланелевая рубашка, футболка, поношенные, но не грязные мешковатые шорты. Берцы. Браслет татуировки на правом предплечье. Он явно был старше меня… но вред ли сильно старше. Он поймал мой взгляд и улыбнулся. Он был совершенно неотразим. Мне было стыдно ловить себя на этой глупой мысли, но я ее уже подумала. У него была очень загорелая кожа, как будто он много работал в огороде или что-то такое. У него были очень мускулистые руки. Мне было странно, что я вообще замечала такие вещи. Как будто я никогда не собиралась взаимодействовать с мужчинами. Я улыбнулась в ответ.

Послание от горячего парня, которого я изо всех сил старалась не сравнивать с папой в юности: «Однажды он женится, и будет до беспамятства любить жену, с которой познакомится в торговом центре в июне 2014 года». Ни больше, ни меньше. Я отвернулась. А потом посмотрела на него снова. Послание от парня, который может однажды жениться на мне: «Они с женой будут спасаться от Общества Хорьков. Владелец красного фургона не сможет их поймать. Они испортят много вещей, принадлежащих армии Новой Америки, например, сорвут наклейку “У другой моей игрушки есть сиськи” с красного фургона. Он будет сапером, она – снайпером. В восемьдесят шесть он умрет у нее на руках».

Парень снова улыбнулся мне, и я отвернулась, а потом он уселся через три скамейки от меня. У него в руках был планшет. При виде него я почувствовала себя глупо, потому что до этого я думала, что он улыбается мне. На самом деле он, наверно, просто что-то записывал. Когда я снова подняла глаза, лицом к лицу со мной стояла маленькая девочка с леденцом во рту. Послание от девочки с леденцом: «Прабабушка рассказывала ей о том, как пережила Вторую мировую войну. Это пригодится, когда придется жить на болоте, спасаясь от армии Новой Америки».

– Привет, – произнес тот самый совершенно шикарный парень. Я и не заметила, как он подошел. Теперь, стоя напротив меня, он выглядел моложе. Но все еще старше меня. Впрочем, какая разница?

– Привет, – ответила я.

– Питер, – представился он, протягивая руку. Я пожала ее.

Я попыталась посмотреть, что лежит у него на планшете, но не могла разглядеть. Интересно, он попросит дать ему денег? Поставить подпись? Подписаться на журнал?

– Я Глори. – Он хихикнул. Все всегда хихикают. «Глори» – звучит как имя порнозвезды. Сценический псевдоним стриптизерши. – Это уменьшительное от Глории, – добавила я, разглядывая его обувь. «Док мартенсы». Поношенные. Цвета бычьей крови.