У них там всё в минуту решилось — мы едва ставки сделать поспели. Сент-Вир резко так ударил, с силой, а Арчер охнул и захрипел, и кровь вслед за клинком брызнула, как Сент-Вир выдернул меч. Вот и всё.

Студент уж тут как тут был. Застыл, будто истукан, даже руки не поднял, заслониться от кровяных брызг. У него вся мантия была в черных лоснистых каплях. А он на тело уставился, будто сроду такого не видывал.

Сент-Вир развернулся и пошел в таверну.

Розали притащила ему выпивку. Ей по душе было, что он к ней захаживает. Клиентов залучает. И если нобили с Холма мечника нанять хотели, то к Розали своих челядинцев за Сент-Виром и посылали. Это ей тоже было по душе.

Школяр зашел вслед за ним. Сказал Розали:

— Я тоже выпью.

А она ему:

— Ты деньги сперва покажи.

— С него ты денег не спросила.

Розали фыркнула.

— Сент-Вира я знаю. Ты-то что за фрукт?

— Никто, — он ей резко. — И зовусь никак.

А она снова:

— Ты кто будешь? — Этим своим голосом, от которого завсегда находится наличность.

Он обернулся, глянул на нее сверху вниз.

— Алек, — говорит.

— И всё?

— Просто Алек.

Фехтовальщик на это всё и ухом не повел. Пил, привалившись к стойке, спиной к ним обоим — только рука на рукояти меча, по обычаю.

Юнец тогда в голос:

— Сент-Вир, — говорит. Волосы с лица откинул, даже не заметил, что кровь размазал по щеке. И враз опасностью снова потянуло. Может, дело в голосе было, в том, как он имя произнес. — Сент-Ви-ир, — повторил, тягуче и тихо. Слыхал я, как господа так говорят на Всхолмье, когда велят слугам чего-то сделать. Ну да. Была у меня там разок работенка. Но разок только. Они лениво так говорят, будто при них всё время мира. Которое при них и есть.

Фехтовальщик голос услышал. Повернул голову:

— Да?

— Ты Ричард Сент-Вир?

Фехтовальщик кивнул.

— И ты убиваешь людей.

Сент-Вир оглядел его от макушки до пят. Даже шею чуть вытянул — парнишка-то что твоя жердь. Да увидел, должно, то же, что все: желторотый, тощий, голодный, сварливый, без гроша и не в своей тарелке.

— Иногда.

— А ты убиваешь просто потому, что от них никому никакого прока?

— Нет. Такого не припомню.

— Ладно. — Парень отступил на длину меча. — Хотя прискорбно. Зачем тогда ты это делаешь?

— Иногда просто тренируюсь.

— Как сейчас, например? Ты тренировался?

Взгляд Сент-Вира метнулся в угол, где девчонка Арчера устроила жуткий гвалт, воя и стеная. Сьюки и Энни пытались унять ее дешевым бренди. Как для мечника, Сент-Вир парень благодушный. Но шумиху никак не жалует.

— Отчасти.

— Очень, должно быть, утомляет, убивать стольких людей.

— Не слишком.

— Значит, ты убьешь опять. Скоро.

Фехтовальщик снова глянул на него. Сент-Вир был нынче в фаворе на Всхолмье, сражаясь на вечеринках за всякую дребедень для аристократов. Балаган, а не поединки: до первой крови, а чтоб до смерти — ни-ни. Ясно, отчего ему нравилось упражняться в Приречье. Нобили — те, чуть что, нос тут же воротят. Только бьюсь об заклад, этот голос был Сент-Виру куда как знаком: низкий, мурчащий — так этот оборванец и говорил.

— Ну-ка, — ему Сент-Вир тогда, — у тебя есть для меня работа? В этом все дело?

Студент подергал свою обтрепанную манжету.

— Работа? Откуда? У меня нет и на кружку пива.

— Тогда чего ты хочешь?

— Вряд ли ты убьешь меня бесплатно.

На лицо фехтовальщика просочилась улыбка.

— Нет.

— Может, потренируешься?

— Ты сражаться умеешь?

Школяр распахнул плащ, показывая, что при нем и ножа не найдется.

— Вообще-то, нет.

— Тогда извини. Я люблю вызов.

— Увы. — Юнец развернулся к выходу. — Значит, в другой раз. Но помни, — бросил он через плечо, — шанс у тебя был.

***

Ричард Сент-Вир смотрел, как долговязый сам-один выходит из таверны. Нобили, бывало, перерядившись, спускались в Приречье, хохмы или дури ради. Тень на плетень наводили. Но этот немыт был, не только обшарпан. Лицо юное, а худое, щеки запали, как от голода. Бедствующий дворянин? Охальник-лакей? Гувернер в опале?

Ричард покачал головой. Бедняга. Что бы ни привело его в Приречье, скучать ему не придется. Может, надо было угостить его пивом, для поднятия духа. В первый день здесь всегда нелегко.

***

Я и не ждал увидеть этого Алека снова.

Но слухом земля полнится. Говорили, он скитается по Приречью, аки погибшая душа, силясь попасть не в койку, а в расход — да кто б сомневался. Вроде, делов-то. Способ он выбрал верный — оскорблял здешних, лабусню спрашивал… только всё дело в том, что он был безоружен. И денег при нем не было. Смешил, бывало, людей, говоря такое, о чём у всех рот на замке. Так что грех на душу брать никто не хотел. Он, верно, юродивый был. Дело гиблое, да не так.

У Розали он через день-другой опять объявился. Я как раз те отменные серебряные ложки оглядывал, что Хэл раздобыл в каком-то доме наверху, как этот тщедушный малец вошел, да прямиком туда, где Розали накладывала рагу Фабиану Гринспену.

— Это еда? — спрашивает. — Или пытаешься избавиться от мыльных помоев?

— Тебе и того, и другого не помешало бы, — отбрила Розали.

Фабиан захихикал. Аж суп, что он ел, через нос полился.

— Смотри-ка, — оголец говорит, — он еще и лечебный.

Фабиан прям затрясся. Для него еще раным-рано было — едва за полдень, вот Розали и хотела его накормить, пока он не принялся пить и не пришлось выставлять его за дверь.

И у Алека спросила:

— Голодный?

— Едва ли. Люблю, знаешь ли, гнилые груши и срезанную с сыра плесень. И нашел, где их лучше раздобыть. Тебе надо попробовать. Худит.

— Эй, полегче, — ощетинился Фабиан. Розали ему нравилась.

Парень глянул вдоль своего длинного носа. — С возрастом толстеешь, не правда ли?

— Эй, — взревел уже Фабиан и двинулся на мальца.

— Эй, — раздался другой голос, поспокойнее. И мечник Сент-Вир стал меж Фабианом и этим фруктом Алеком.

— Привет, Ричард, — как ни в чем не бывало вступила Розали. — Рагу хочешь? — Ей, коли кто не по душе, так и бровью не моргнет.

Безусый школяр как к полу прирос. Видать, не задирал его дотоле дядёк с похмелья. А может, он к небреженью был не привыкший.

— Ричард Сент-Вир, — протянул. — Не в свою игру играешь.

— Нет, — Сент-Вир говорит. — Я поел. — Он учтивый всегда, хоть бы и с пьянью.

— Я ждал от тебя большего, — гнул свое школяр.

Тут уж фехтовальщик — весь внимание — к нему обернулся.

— Это почему?

От внимания фехтовальщика всякому, конечно, не по себе. Меня — так даже в дрожь бросило. У мальца глаза блестели, как в лихорадке, а сам бледный, будто перед последним броском.

— Три дня прошло. А ты не убил ни души. Я заметил, не думай. Даже на жука не наступил. Пожалуй что тебя перехвалили. Или в чём дело, хватку потерял?

Фехтовальщик поднялся.

— Пойдем-ка со мной.

Ну вот, решили мы. Прощай школяр.

У него руки дрожали — я почти рядом стоял, так всё и видел. Но он только голову вскинул и пошел за Сент-Виром из таверны.

Красивой смерти там не маячило. Станет Сент-Вир возиться с безоружным. Но я побился об заклад с Хэлом, вот мы и увязались за ними.

Школяр стоял у стены, белее белого на фоне грязного камня и своей черной мантии.

— Помни, — частил он хрипло. — Одним ударом, в сердце. Говорят, ты скор.

Эти молокососы эдакими бывают ослами. Школяр школяром, а мальчишка-мечник, которого все тут кличут Фраер Дэн, не к добру, видать, вознамерился Сент-Вира впечатлить. Такие, как он, думают — в поединке главное дерзость и кичливые позы, вот он одну и принял.

— Дай, я, — слышу, говорит, и меч выдернул.

Но Сент-Вир — он Сент-Вир и есть. Ох, не махать бы Дэну тем мечом у него под носом. Кто другой мог и промешкать чуток, да заметить, что клинок не в его сторону смотрит. Но Ричард Сент-Вир — он на руку скор.

Такого попробуй невзлюбить. Меч выхватил и рубанул сбоку прямо по Дэну — отменный выпад, никто другой и развернуться не успел бы. Ну, Дэн взвизгнул и упал, а Сент-Вир чертыхнулся, как понял, что натворил.