– А этого точно никто не знает. Но можно сказать определенно, что исанит не вполне минерал, и в этом кроется его тайна, – Макарский решил не обращать внимания на напористый тон ученика. – То есть, он вообще не минерал в классическом понимании этого слова. При определенных условиях он начинает проявлять себя как живое существо. Однако и растением его назвать невозможно. Даже простейший вирус на много порядков сложнее организован, чем молекулярная структура исанита. То есть он как бы и живой, и неживой одновременно. В чем же здесь хитрость? Посмотрите на его кристаллическую решетку. Исанит не отвечает ни одной из известных сингоний, характерных для минералов. Его симметрия – пятилучевая, что встречается только в растительном и животном царствах, а между тем формы его застывшие, и кристаллическая решетка плотна и стабильна. К тому же, он, хоть и тверд, но обладает некоторыми характеристиками жидкости и даже газа. Помните, как ведет себя сера при нагревании: она то плавится, то снова твердеет при повышении температуры, то превращается в горючий газ, то в виде жидкости начинает возгораться от трения с воздухом. И это всего лишь обычная сера. А с исанитом вообще полная чехарда. Это какая-то новая форма агрегатного состояния, доселе не известная человечеству, не побоюсь этого слова. Нечто отдаленно напоминающее вышеуказанные свойства исанита еще в начале восьмидесятых описал израильский ученый Дан Шехтман, работавший с различными сплавами. Полученная им картина дифракции содержала резкие пики, типичные для кристаллов, но при этом в целом имела симметрию икосаэдра, то есть, обладала осью симметрии пятого порядка, невозможной в трехмерной периодической решетке.

– Вы говорите о квазикристаллах? Я правильно понимаю.

– Совершенно верно. Шехтман впервые открыл квазикристаллический сплав, который впоследствии был назван в его честь шехтманитом. Помнится, научный мир тогда принял в штыки эти исследования, а критики, так просто засмеяли. Но работники наших секретных лабораторий, к тому времени уже много лет занимавшиеся исанитом, отнеслись к разработкам Шехтмана более чем серьезно.

– Значит, шехтманит имел икосаэдрическую симметрию? – уточнил Сергей.

– Не совсем так. Это в исаните мы наблюдаем икосаэдрическую симметрию во всей ее красе, а в экспериментах Шехтмана, предрекших скорое открытие неведомой формы вещества и по сути новой структуры организации материи, мы видим лишь ее следы, хотя более поздние и тонкие эксперименты доказали, что симметрия икосаэдра присутствует на всех уровнях квазикристаллов, вплоть до атомного. К сожалению, квазикристаллы Шехтмана нестабильны и проявляют свои свойства только в начальных фазах затвердевания расплава, состав которого значительно отличается от состава твердой фракции.

– Мне сразу же вспоминаются таблицы предельных групп симметрии Кюри. Он ведь тоже выделял икосаэдрические формы как одну из возможностей организации материи, – рассуждал вслух молодой ученый.

– Естественно, и тем самым предвосхитил открытие и исанита, и квазикристаллов, предположив возможность икосаэдрической симметрии в кристаллических формах неживой материи, – поддержал его Макарский.

От услышанного у Паганеля закружилась голова:

– А чем будет заниматься наш проект?

– Вот тут мы и подходим к самому интересному. Наша задача выдать родине на-гора нужный объем качественного исанита, причем, обеспечить его стабильный приток в промышленных масштабах, – назидательно проговорил профессор с легким укором за прежнюю нетерпеливость и ершистость ученика.

– Неужели мы будем искать месторождения исанита? – восхищенно воскликнул Паганель, начиная осознавать масштабы предстоящих исследований.

– Увы, мой юный друг, кроме точечных колумбийских выработок, к величайшему сожалению, исанита на земле больше нет нигде, – Лев Михайлович развел руками. – Это доказано многолетними исследованиями и экспедициями академика Ковтуна. С его отчетами и полными материалами вы, конечно же, сможете ознакомиться, как только оформите соответствующие документы и дадите подписку о неразглашении. Вы ведь должны понимать, на каком уровне нам предстоит работать, и какие силы подключились к реализации этого проекта.

– Так что же нам тогда предстоит делать? – не унимался Паганель.

– Мы будем заниматься научными разработками в области синтеза исанита, – твердо проговорил профессор и внимательно посмотрел в глаза аспиранту.

– Синтеза? Я не ослышался?

– Да, синтеза.

– Разве это возможно? – Сергей был изумлен. – Мы до сих пор не знаем что такое исанит, как же нам тогда его синтезировать? Как-то страшновато… Даже оторопь берет. А что если у нас ничего не получится.

– Получится. Дорогу осилит идущий, – подбодрил ученика Макарский. – Тем паче, мы ведь не с нуля начинаем. Вы еще не знаете, сколько всего уже сделано на этом поприще. Поверьте пока на слово, коллега, первые результаты уже есть, и они впечатляющи. Исследования клеточной структуры павлиньего хвоста как спутника месторождения исанита показали, что в тканях растения присутствует микроскопические проявления этого минерала. Причем вещество это не привнесено извне, живой организм сам синтезирует его примерно так же, как он выделяет кислород из воды и углекислоты в процессе фотосинтеза. Здесь нам нужен серьезный прорыв. За океаном ведь тоже не дураки сидят, работают так, что аж дым коромыслом. Надо срочно ускорить обороты, и мне нужны толковые помощники. Вы со мной?

Гущин не стал долго размышлять:

– Разумеется, да! – взволнованно вскричал он в ответ.

– Отлично! Детали и формальности обговорим после, а сейчас предлагаю вернуться к нашим милым дамам.

Лев Михайлович осушил бокал и встал из-за стола, намереваясь покинуть кабинет.

– Одну минуточку, профессор, – задержал его Паганель. – Дайте дух перевести. К тому же, у меня есть еще пара вопросов с вашего позволения.

– Ну, давайте ваши вопросы, – благосклонно выдохнул Макарский, возвращаясь в свое рабочее кресло.

– Вы сказали, что Виктор Ефимович предпринимал попытки найти исанит.

– Естественно. Он ведь был в той экспедиции с Вавиловым и Великановым, даже самолично бил шурфы и держал в руках первые найденные шаманские камни.

– А что было дальше?

– Дальше… – Лев Михайлович задумался. – Вернувшись в Москву, он активно помогал Юрию Александровичу в его научно-исследовательской работе и был свидетелем всех достижений и открытий, связанных с исанитом, в частности, его изменяющегося лучепреломления при повороте кристалла на 72 градуса вокруг вертикальной оси: сначала двойного при 18 градусах, как у кристаллов исландского шпата, затем при новом повороте до 36 градусов – тройного, и еще раз двойного при 54 градусах, и наконец снова одинарного при закрытии пятилучевого сектора. Или же взять хотя бы образование спектральных окантовок при аналогичном повороте кристалла вокруг горизонтальной оси, перпендикулярной противоположным граням в центральном поясе десяти треугольников, и изменения его цвета. Все двенадцать вершин икосаэдра лежат по три в четырех параллельных плоскостях, образуя в каждой из них правильный треугольник – эту геометрическую особенность заметили еще древние. Десять вершин икосаэдра лежат в двух параллельных плоскостях, образуя в них два правильных пятиугольника, а остальные две – противоположны друг другу и лежат на двух концах диаметра описанной сферы, перпендикулярного этим плоскостям. И как ни крути кристалл, в каждом направлении оптико-спектральные показатели изменяются! Фантастика!

Исанит поистине оказался чудом анизотропии, которая проявлялась не только в его оптических свойствах, но и в электромагнитных. При низких температурах он демонстрировал аномально высокое электрическое сопротивление, а с ростом температуры сопротивление прогрессивно уменьшалось, превращая идеальный изолятор в прекрасный проводник. Та же катавасия и с магнитными свойствами. При определенных условиях исанит вел себя как классический диамагнетик, однако стоило изменить условия, как он тут же, как по волшебству, становился парамагнетиком. Что там происходит с атомами в узлах его кристаллической решетки, уму непостижимо!