Впервые в жизни я видел вблизи царствующего монарха. Королева была прекрасна! Ее одежды были подобраны самым изысканным образом. Вся бижутерия Испании, все, что можно было нанизать на пальцы и надеть на шею, было нанизано и надето.

Нас представили. Вернее, меня представили королеве. Я говорил все положенные слова из заранее написанного текста.

– Он разговаривает? – спросила королева и, не дожидаясь ответа, развернулась и ушла.

Все было нормально. Ничего другого я и не ожидал. Опять недостатки. Вечная моя неучтивость и хамство. Не словами, а действиями должен я был доказывать свою преданность испанской короне. За две недели до нашей встречи по телевизору показывали нового гражданина Испании. Йохану Мюлеггу, немецкому биатлонисту, король Испании Хуан Карлос Первый пожаловал испанское гражданство и ежемесячное содержание в 600 € в месяц. Да пребудет милость неба над всеми королями и королевами Испании! Я был виновен и не стану отпираться. Я не только не хожу на лыжах, я не уверен даже, что смогу нажать на спусковой крючок винтовки. Ни стрелять, ни бегать я так и не научился.

Музей королевы Софии. Музей как музей, ничего особенного. Раз пригласили, надо идти. Я всегда откликаюсь на приглашения. Оказалось, что меня пригласили посмотреть не музей. Меня пригласили посмотреть на пандус. Видно было, что его соорудили очень быстро и очень плохо. Пандус был деревянный. Пандус был криво сколочен на скорую руку. В моей коляске установлен мощный мотор, но я все равно боялся подниматься по этому пандусу. Мне объяснили, что пандус был построен исключительно для меня. Они думали, что я буду польщен этим фактом. Я не был рад, мне было неприятно пользоваться вещью в одиночку. Удивительно, но меня поражает такая несправедливость. Пандусы надо строить для всех, а не только для знаменитостей. Меня, конечно, радует внимание к знаменитости, но тяга к справедливости во мне выше. Все блага мира и так достаются богатым и знаменитым. Строить пандус исключительно для меня несправедливо. Несправедливо даже то, что я был искренне убежден, что этот пандус долго не простоит. Меня заверили, что это временный пандус, построенный к какой-то годовщине. Но нет в мире ничего более постоянного, чем временное.

Ничего особенного не было в этом музее. Фотографии королей и королев. Доказательство благородного происхождения королевы Софии. Каждому же понятно, что лучше родиться богатым, чем бедным.

Мне понравились солдатики короля Испании Филиппа VI. Солдатики были красиво и с умом раскрашены. У солдатиков была даже копия настоящей пушки.

Там, в далекой северной стране, где я родился, у меня не было таких красивых игрушек. Мне вдруг захотелось купить комплект солдатиков. Не знаю зачем. Просто так. Мне хотелось бы расставлять солдатиков на полу, заряжать почти настоящую пушку и мечтать о несбывшемся испанском детстве.

– Аурора, купи мне солдатиков.

– Не могу, они дорогие. Хочешь, я куплю тебе одного солдатика?

– А сколько стоит один солдатик?

– Семьдесят евро.

– Не надо, не покупай.

Мы идем с мамой по музею.

– Рубен, ты жалеешь, что не можешь купить набор солдатиков?

– Нет. Совсем не жалею. Просто представил себе маленького испанского мальчика. Ему никогда не купят набор королевских солдатиков. И пушку не купят. В России нет такого жадного короля. Целый набор солдатиков для одного человека. Знаешь, мне ведь в детдоме дарили игрушки родители других детей. Не часто, но дарили. Зачем мне солдатики, зачем мне пушка? Ведь в детстве у меня был танк. Почти настоящий танк, только маленький. Т-34.

Мне часто говорили, что у меня в голове компьютер. Люди не хотели меня обидеть. Они всего лишь хотели сказать, что я очень умный.

Я лежу на матраце. Я лежу на животе. Мне так удобно. Аурора уходит на работу.

– Тебе что-нибудь нужно? – спрашивает она.

– Компьютер.

– Какой именно? Или ты хочешь выбирать сам?

– Я выберу сам.

Мы с Сашей идем в магазин, покупаем компьютер. Мы приходим домой и устанавливаем на этот компьютер мой жесткий диск. Все. Я выиграл. Я вне России, и у меня есть компьютер.

Аурора приходит с работы.

– Прости, Рубен, я забыла купить по дороге наклейки с русскими буквами. Много работы.

– Ничего, я уже приспособился. Давай сегодня закажем пиццу!

– Тебе не понравилось то, что я приготовила вчера?

– Нет. Ты же знаешь, что мне почти все равно, что есть. Давай закажем пиццу и ты расскажешь мне о русских писателях.

– Я рассказывала тебе о них.

– Расскажи еще раз. Можно я буду спрашивать, а ты будешь отвечать, только не очень длинно?

– Можно, – улыбается Аурора. – Но зачем тебе русские писатели? У тебя огромный провал в знаниях. Хочешь, я расскажу тебе про Гертруду Стайн?

– Хочу, но не сегодня. Сегодня у меня есть компьютер.

Мы едим пиццу, Аурора рассказывает. Она рассказывает забавные истории про чудаков, почти постоянно пьющих водку. Русские писатели пьют водку, женятся и разводятся. То, что возмущает Аурору, не возмущает меня. Из рассказов Ауроры я узнаю самое главное: они люди, просто люди, всего лишь люди. В их образовании тоже огромный провал. Главное не это. Если смогли они, смогу и я.

Я не очень умный. И, конечно, никакого компьютера у меня в голове нет. Я наблюдательный, мне обязательно надо, просто необходимо, точно анализировать жизнь вокруг меня. Я вынужден планировать все.

Я лежу на матраце. Мне удобно лежать на матраце. Два локтя прочно упираются в него. Лежать на кровати не так удобно. Если лежишь на матраце, в твоем распоряжении вся площадь квартиры. Кровать намного хуже матраца. Если лежишь на кровати, в твоем распоряжении только небольшие участки кровати справа и слева от компьютера. С кровати можно слезть. Можно, но тогда останешься без компьютера.

Я лежу на матраце. Мне неудобно лежать. Мне неудобно, очень неудобно лежать, но матрац тут ни при чем. Я лежу на правом локте. Лежать на правом локте очень неудобно. Правый локоть болит. Правый локоть болит очень сильно, но я ничего не могу с этим поделать. Левая рука нужна мне для другого. Время от времени я переношу вес на обе руки, но лишь ненадолго. Отдыхаю. Я не могу себе позволить долгий отдых. Если расслабишься – проиграешь. Боль можно перетерпеть, боль – вечный спутник моей жизни. Когда я понимаю, что перестаю соображать от боли, я переворачиваюсь на спину, отдыхаю подольше. Переворачиваюсь на живот. Стараюсь убедить себя, что правая рука болит немного меньше, ведь я отдохнул. Я отдыхаю долго, очень долго – минут десять. Указательным пальцем левой руки я забиваю в память компьютера мои буквы. Мои белые буквы на черном фоне.

Аурора приходит с работы. Я нажимаю кнопку, принтер выводит на печать несколько страниц.

Я привык. Я уже привык к тому, что мимика Ауроры меняется в зависимости от языка, на котором она говорит в настоящий момент. На этот раз Аурора не меняет языка, она говорит со мной по-русски, принтер также выдал листки с русским текстом. Аурора надевает очки. Такой я ее не видел никогда. Она внимательно читает.

– Хочешь, я распечатаю всё? У меня много рассказов.

– Распечатай всё, – говорит Аурора, особенно выделяя слово «всё», и я понимаю, что вижу ту Аурору, которая каждый день приходит на работу сосредоточенная и подтянутая.

Аурора читает. Она аккуратно перекладывает страницы из стопки в стопку. Стопка прочитанных страниц стремительно растет. Я терпеливо жду, пока Аурора дочитает.

– Тебе понравилось?

– Понимаешь, Рубен. Я могу рассказать тебе все про издателей и переводчиков. Ты должен научиться давать интервью и держать удар. Книга понравится не всем. И это даже забавно – я полжизни работала среди писателей, а теперь даже не знаю, что и делать. Я мать писателя.

– Ты считаешь, что я писатель?

– Я думаю, что с этим делать. – Аурора смотрит на меня, и я понимаю, что все серьезно. – Ты русский писатель, а я не знаю, что и как говорить русским. Без публикации в России Запад тебя не примет.