Из чего можно сделать два вывода. Во-первых, немцы практически не имеют шансов догнать нас на своих двоих. Во-вторых, любой из нас, кто потеряет или поломает лыжи, тут же сразу и безнадежно отстанет.

Для перевозки важных пленных мы имеем с собой четверо специальных саней-волокуш. В каждые сани могут впрячься два-три бойца. К счастью, нам не надо умыкать Геринга – на эту тушу потребовалась бы волокуша, которую тянет как минимум танк. Почему четверо саней, когда Гейдрих один? Гениальная фраза генерал-майора Бережного:

– Один пишем, три в уме… Товарищ капитан, там не только Гейдрих может быть достоин похищения – мало ли с какой важной шишкой он едет в одной машине. Обычный полковник из штаба группы армий «Центр» тоже тянет как минимум на «Красную Звезду». Даже если кроме Гейдриха никого не удастся поймать, то у тебя или у Серегина могут быть раненые. Это война, а не учения, и даже в состоянии крайней необходимости бросать своих нехорошо.

Ну, а уж если меня заставили взять эти санки, то по дороге к засаде мы по полной загрузили их оружием, боеприпасами и взрывчаткой.

– Тихо, – сказал я и прислушался – колонна приближается. Уже ясно был слышен лязг гусениц головного танка. Радист протянул мне гарнитуру с микрофоном, и я сказал в него: – Первый звонок.

Где-то далеко в небе эту фразу услышал капитан Покрышкин, и его Су-25, прекратив кружить в зоне ожидания, лег на курс, который должен был привести его к рубежу атаки над дорогой. Подкрыльевые пилоны Су-25 были оснащены блоками 80-мм НАРов. У пилота был только один категорический запрет – он не должен был обстреливать легковые машины. Как мы узнали от высотного разведчика, предполагаемое место нахождения нашей цели – середина колонны. Будет обидно, если Гейдриха разорвет на куски реактивный снаряд прямо на наших глазах.

Головной немецкий танк прошел мимо нашей засады, и я дал следующую команду:

– Второй звонок.

Вскоре в ответ прозвучало:

– Цель вижу, – и я вернул гарнитуру радисту. Теперь «третий звонок» прозвучит для немцев в исполнении лучшего советского аса всех времен и народов.

Покрышкин атаковал, догоняя конвой курсом с запада на восток и приглушив двигатели. Поэтому, пока не разорвался первый НАР, немцы оставались в счастливом неведении о его намерениях. Потом по немецкой колонне прокатилась волна взрывов, и все окутал плотный белый дым. Каждый пятый снаряд в блоке был дымовым. Выждав еще секунд пять, я вдавил кнопку подрывной машинки, и две огромные ели, подняв облако снега, легли на дорогу.

Картина получилась фантасмагорическая. Через густой белый дым было видно, как ярким веселым пламенем горит следовавший прямо перед «Хорьхом» БТР. Еще что-то такое горело в голове колонны, и кажется, не в единственном экземпляре. Туда же, под шумок, полетели граната из РПГ и две «мухи». Одновременно длинными очередями вдоль колонны ударили «Утесы», прижимая к земле все живое. Надеюсь, головной бронированный кулак немцев уничтожен и пехота к земле прижата. Сзади должно было происходить то же самое.

Ну, Господи, благослови! Я и ребята из группы Змея, вскакиваем, суем ноги в лыжи и большими белыми птицами несемся к дороге. Белые маскхалаты, белый снег, белый дым. К счастью, он пока не рассеялся, и немцы бродят в нем, как слепые.

«Хорьх» до половины ушел в сплошную мешанину еловых ветвей. Из него выбирается водитель и еще двое. Водитель нам совершенно не нужен, поэтому один из ребят Змея дает короткую очередь, неслышную в царящей вокруг какофонии, и водитель падает. Высокий худой человек в черном кожаном эсэсовском плаще не спеша, как в замедленном кино, поворачивается в мою сторону и поднимает руку с пистолетом. Первый выстрел – мимо! Это точно Гейдрих! Я ухожу вниз и в подкате сбиваю его с ног. Еще секунда, и навалившиеся на него парни бьют наци номер четыре в морду, обезоруживают, заламывают руки и защелкивают на запястьях браслеты. Все за какие-то секунды.

На губах вкус крови. Нет, кажется, ничего серьезного, просто, когда уходил от пули, неудачно прикусил губу. Рядом ребята пакуют еще одного типа в генеральской шинели. Это как раз тот случай, про который говорил мой друг и наставник полковник Бережной. Что это за тип, разберемся уже дома, а сейчас – ноги!

Откуда-то рядом, от двух легковушек, едва видных в дыму, хлопает несколько пистолетных выстрелов и звучит очередь из МП-40. А ну вас на фиг! Змей поднимает свой любимый аргумент – пулемет «Печенег», и, как Рэмбо в известном фильме, прямо с рук проходится длинной очередью по фрицам. Ребята тащат добычу к лесу, а пулеметчики прикрывают наш отход. От легковушек больше не стреляют – «герои» то ли убиты, то ли до упора впечатлились широтой русской души. Второе вернее.

Все, мы у кромки леса, дело почти сделано, теперь надо только сбить со следа погоню. Пока мы привязываем нашу добычу к волокушам, саперы ставят растяжки. Пусть гонятся! С одного из уцелевших БТР бьет МГ. Но прицел взят слишком высоко, и пули только стряхивают на наши головы снег и мелкие веточки. Пулеметчики уже свернули свой «оркестр» – значит, и нам пора.

Капитан Серегин тоже летит с нами – в ближайшие несколько дней в этих лесах будет весьма неуютно. Но это ничего, пусть немцы позанимаются прочесыванием. Физические нагрузки на свежем воздухе полезны для здоровья и одновременно вредно влияют на моторесурс и запас топлива. Мы снова подселим капитана и его людей на то же место, но пусть сначала немцы перебесятся и все утихнет.

Наше возвращение по воздуху прикрывали аж два Су-33 – невиданный почет и уважуха! Причина этого почета была упакован в меховой спальник, подобно «Кавказской пленнице», и совсем не разделял нашего восторга. Да и хрен с ним!

А вот генерал вел себя вполне прилично, что вызывает в дальнейшем надежду на плодотворное с ним сотрудничество.

8 февраля 1942 года, полдень. Москва, Кремль

Помощник и личный представитель президента США

Гарри Ллойд Гопкинс

Вот уже трое суток я и мои люди мечемся по необъятной России, собирая для Френки всю необходимую информацию, на основании которой он сможет принять то самое единственно верное решение. Наша делегация облазила эти чертовы русские прерии, промерзла насквозь и насквозь же пропиталась запахом смерти.

Мне навсегда запомнится дорога Славянск – Сталино, по которой брели тысячные толпы немецких пленных, охраняемые немногочисленными кавалеристами монгольского вида на низких мохнатых лошадках. Тут же аккуратные штабеля трупов в фельдграу, сложенные их же товарищами из похоронных бригад. Повсюду мы видели кладбища сгоревшей немецкой техники.

Но мы видели не только это. Мы бродили по обугленным руинам Сталино, еще пахнущим сгоревшим тротилом. Мы знакомились с победителями. Я видел русских солдат во время своего прошлого визита в Россию, и должен вам сказать, что сейчас они совсем другие. О нет, они не походили на бравых солдат с вербовочного плаката, они были чертовски уставшими, многие в бинтах… Я долго не мог вспомнить, кого они мне напоминали… Потом я вспомнил! Средневековая картина, святой Георгий стоит, попирая ногой шею убитого дракона. Он изранен и устал, его оружие иззубрено, но дракон мертв. Он победитель. Так же и эти бойцы, разгромившие и уничтожившие две германские армии, после чего (как нам уже доложили) в Германии был объявлен недельный траур.

– Ну, что скажете, Джеймс? – тихо спросил я полковника Рэндолла, когда наша машина разминулась с идущим по дороге русским батальоном.

– Сэр, – так же тихо ответил он мне, – это пока не «старшие братья», но они ими непременно будут. Обратите внимание, как много у них трофейного оружия и особенно пулеметов. И учтите, это была первая немецкая армия, полностью уничтоженная в ходе этой злосчастной войны. Полякам и французам в тридцать девятом и сороковом годах не удалось ничего подобного.

Те же русские в течение лета отчаянно сопротивлялись, иногда отбрасывая зарвавшиеся немецкие части контрударами, но иначе как катастрофой итоги той кампании назвать нельзя. Контрнаступление под Москвой было несомненным успехом, но решительной победы в этой операции Сталину достичь не удалось. Немцам удалось отступить в относительном порядке и закрепиться на рубежах, не таких уж далеких от большевистской столицы.