Сталин немного помолчал, видимо обдумывая мои слова, потом медленно сказал:

– Я полагаю, что эта тема нуждается в дальнейшем развитии и углублении. Мы займемся этим вопросом позже, в более спокойной обстановке. А теперь, пожалуйста, покажите мне ваши знаменитые супертанки.

– Сюда, товарищ Сталин, – а сам подумал: человек он умнейший, трудоголик, плюс семинарское образование. Остроту момента чувствовал, как никто другой, и при этом никогда не был догматиком. Поговорить, конечно, надо в спокойной обстановке, а не как древнегреческие философы на прогулке. Тем было хорошо, у них были храмы и оливковые рощи, а у нас снег и елки. При минус двадцать вести философскую беседу как-то несподручно.

В танковом парке Сталина по-настоящему потрясли даже не Т-72, а САУ МСТА-С, огромные, как деревенская изба. Нет, можно сказать, что и у танка КВ-2 уже была 152-мм гаубица, но боже ж мой, какой это уродец! Короткий ствол, стрельба только прямой наводкой и только уменьшенным зарядом. А тут длиннющий ствол с набалдашником дульного тормоза.

Когда Сталин попросил полковника Искангалиева показать, как высоко самоходка может его поднять, то ствол по зенитному уставился в небеса. Шестьдесят восемь градусов – это вам не шутки. Еще чуть круче, и снаряд прилетит вам обратно на голову.

Не надо говорить, что Сталин не разбирался в военном деле. Разбирался он достаточно для Верховного. Посмотрев сначала на меня, потом на полковника Искангалиева, он сказал:

– При нынешнем уровне нашей промышленности мы, наверное, не сможем скопировать такое замечательное самоходное орудие. – Он повернулся к Берии. – Ведь так, Лаврентий?

Берия только кивнул. На невозмутимом лице полковника не промелькнуло и тени эмоции, Сталин же, прищурившись, посмотрел на меня, ожидая, сдамся я или буду отстаивать свою идею.

Тогда я пожал плечами:

– В таком случае урежем требования к ТТХ. Возьмем за базу шасси танка КВ. Перекомпонуем ее, как на МСТЕ, двигатель спереди-справа, механик-водитель – спереди слева, боевое отделение – сзади. За основу артсистемы можно взять серийно выпускающуюся пушку-гаубицу МЛ-20. Угол поворота башни можно ограничить тридцатью или сорока пятью градусами в обе стороны. Если это сложно из-за слишком широкого погона башни, то как вариант можно предложить комбинацию неподвижной рубки и подвижного артиллерийского щита со скосами. Вот так примерно, – я набросал эскиз на снегу. – Тогда все обойдется установкой готовой МЛ-20 на самоходное шасси на базе танка.

Хотя, конечно, хотелось бы иметь самоходку с полноценной поворотной башней, а не паллиатив, – я задумался. Сталин и Берия тоже пока молчали. – Оборудование для расточки погона большого диаметра должно быть на судостроительных заводах, где до войны строили крейсера с башенным артиллерийским вооружением. Николаев пока для нас потерян, остается Ленинград. Крейсеров сейчас не строят – значит, оборудование простаивает.

Заказать им даже не бронекорпуса, а крышу боевого отделения с расточенным погоном. Так можно ускорить и выпуск среднего танка с 85-мм орудием и тяжелых танков со 100–122-мм орудием. Это на то время, пока не появятся дополнительные расточные станки большого диаметра для каждого танкового завода.

Я вздохнул: ну вот вроде и все. А может, зря я так разговорился. Как в тот раз, наделают рубочных САУ, пригодных лишь для стрельбы прямой наводкой, фактически противотанковых, и будут ходить счастливые, что есть самоходное орудие. Наклепали их тогда и на базе КВ-1С, и на базе ИС-1 более трех тысяч восьмисот штук… Но эту задачу прекрасно могли решить и специализированные самоходные противотанковые пушки калибром в 100–122 мм. Делать их можно на шасси средних танков, и обойдутся они куда дешевле.

Сталин кивнул:

– Мы подумаем над вашим предложением, товарищ Бережной. Наверное, вы правы, таким мобильным частям и соединениям, как ваше, нужна именно полноценная самоходная артиллерия. Скажите, сколько орудий вам нужно на корпус?

Я решил – наглеть так наглеть, и брякнул:

– Думаю, что для решения профильных для нас задач в составе корпуса должна быть тяжелая артиллерийская бригада пятидивизионного состава.

Но, товарищ Сталин, когда я говорю дивизион, я имею в виду по привычным мне штатам восемнадцать орудий, а не шесть. Итого девяносто орудий калибра 152 мм и столько же более легких самоходных орудий калибра 122 мм для непосредственной поддержки пехоты и танков.

Вон, товарищи, посмотрите туда. Это плавающие самоходные орудия поддержки десанта «Нона-С». Кроме того, когда у немцев появятся более совершенные танки с мощными пушками и более толстой броней, то для корпуса понадобится самоходный противотанковый артполк четырехдивизионного состава. Противотанковые самоходки могут быть классической схемы, без башни, и с передним расположением рубки. Делать его желательно с орудием калибра 85–100 мм и уже на базе танка с поперечным расположением двигателя. Тогда рубку можно будет отнести ближе к центру корпуса и установить лобовой лист под острым углом…

Я говорил, зная, что и Берия и Сталин обладают абсолютной памятью и ничего не забывают. Записи они сделают потом, уже вернувшись в свои кабинеты, когда надо раздавать поручения исполнителям.

Берия вдруг спросил:

– А почему противотанковый артполк должен быть именно четерехдивизионного состава?

– Товарищ Берия, в корпусе четыре механизированные бригады. В случае ведения оборонительных действий можно будет закреплять один противотанковый дивизион за каждой бригадой, или использовать весь полк на самом опасном направлении.

Разговаривая на артиллерийские темы, мы дошли до конца парка, где стояли БМП-3Ф.

– Ведь те бронетранспортеры, что смогут поставить союзники или произвести наша промышленность, не будут иметь такого мощного вооружения, как те, что пришли с нами из XXI века. Крупнокалиберный пулемет, максимум авиационная пушка, вот и все вооружение. Значит, при встрече с вражескими танками их должны будут поддерживать противотанковые средства.

– А как же гранатометы? – Берия поправил пенсне. – Мы уже начали над ними работу.

– Гранатометы не панацея, – ответил я, – дальность стрельбы танковой пушки до двух километров, а граната даже в наше время летела только на восемьсот метров, причем только сто пятьдесят из них прицельно. Гранатомет хорош в городе, или на пересеченной местности, где гранатометчику легко укрыться. В чистом поле гранатомет, как и ручная противотанковая граната, всего лишь средство противотанковой самообороны пехоты, оружие последнего шанса. А вот ПТО способно выбивать немецкие танки с замаскированных позиций на дистанции в два – три километра. Это совсем другая песня, так как на долю пехоты может ничего и не остаться…

Тем временем мы дошли до конца ряда с гусеничной техникой из XXI века, обогнули крайнюю БМП, прошли мимо Т-34 и вышли туда, где стояли герои этих лет – Т-34 и КВ-1, потрепанные, но непобежденные. Было тихо, между зачехленными танками посвистывал ветерок. Лишь слышно, как поскрипывает снег под ногами часового и где-то за танками о чем-то спорят несколько человек. Голоса доносились как раз оттуда, где располагалась танкоремонтная палатка.

Сталин прислушался к неразборчивым словам.

– Кажется, наши инженерные светила? Интересно тут у них. Лаврентий, пойдем – посмотрим?

По узкому проходу между двумя КВ-1 мы пробрались к ангару. Я еще подумал: а ведь в Сталине до сих пор сидит лихой джигит, который устраивал забастовки и ходил на эксы… Вон как крадется – мастерство не пропьешь. Только снег по-предательски скрипел под ногами. Но ничего, наши глухари так токуют, что ничего и никого, кроме себя, не слышат.

Так, Морозов, Чупахин и Трашутин о чем-то спорят с капитаном Искангалиевым и подполковником Деревянко. Наших также изредка поддерживает Шашмурин.

Огибаем палатку и входим. Сталину сегодня и так хватило бронетанковых впечатлений. Но тут картина маслом (или в масле?). Несчастная тридцатьчетверка выпотрошена уже почти полностью. На земле расстелен брезент, а на нем в лужах масла элементы ходовой, фрикционы, КПП, сцепление…