Индуистский храм – это отдельный мир, удивительной красоты архитектурный ансамбль из мрамора, гранита, известняка и камня. Даже самый маленький храм в какой-нибудь затерянной индийской деревне построен как маленькая копия своего грандиозного оригинала с повторением всех необходимых элементов стиля, со статуями Кришны, Вишны, Шивы, Ганеши, Кали. По-другому статуи индийских богов называются мурти, то есть «материальная форма бога», по-другому это можно выразить словом «идол». В процессе установки статуи священнослужители из высшей касты индийского общества брахманы проводят специальный обряд прана-пратиштха, в ходе которого просят бога воплотиться в эту статую. Каждая деталь статуи, каждый ее атрибут имеют определенное значение. Например, полумесяц в прическе бога Шивы – это сосуд с нектаром бессмертия, он символизирует собой контроль над умом.

В индуизме духовное начало называется Брахман. Брахман – это абсолютное начало всего существующего во вселенной, оно не хорошее и не плохое, оно бесстрастно, бесконечно и неизменно. Оно безкачественно. Брахман состоит из трех богов – Брахмы-силы, которая создает, Вишны-силы, которая охраняет, Шивы-силы, которая разрушает.

Ты входишь в храм и ступаешь по прохладному, белому, чистому мрамору, идешь навстречу улыбающемуся индийскому богу и тоже улыбаешься ему в ответ, в воздухе висит сладкий аромат индийских благовоний. Атмосфера благости, добра, любви обволакивает, как облачко, и твое сердце оттаивает, забывается все, что находится по ту сторону храма. Потом приходит понимание, что ты один на один на этой Земле с богом, что ты приходишь в этот свет один и живешь один, а вокруг тебя только он, Бог, обличенный в тела людей, явления и события. Он принимает формы разных людей и обстоятельств, и каждый раз задает тебе свои вопросы.

Согласно индийской философии душа невежественна. Она будет перерождаться снова и снова, участвуя в круговороте жизней и смертей, который называется «колесо Сансары», пока не познает истину. Одна душа в каждой жизни рождается в разных телах – она может быть микробом, насекомым, животным, человеком, в конце перерождений чистая душа становится частью Брахмы. В процессе круговорота душа отправляется в чистилище, где ей предстоит искупать грехи за совершенные деяния, или, наоборот, она обретает покой за хорошие дела при жизни.

Итак, мы зашли в храм. Я и сестра моего будущего мужа остались внутри, а он сам и его отец после разговора со служителем храма вышли. Я и его сестра с ребенком долго сидели на чистом новом полу из белого мрамора.

Что мы делали и зачем там сидели, я не понимала, спросить было не у кого, сестра не знала английский, кроме некоторых общеизвестных слов, а я не знала хинди, чтобы спросить у нее. Мы время от времени мило улыбались друг другу и сочувственно переглядывались, сетуя на неимоверную жару. Вентилятор гонял раскаленный воздух. Мне принесли стакан сока, который я с удовольствием выпила. Прохладная струя свежего напитка была как нельзя кстати.

В Индии делают сок прямо при клиенте. Стоит небольшая торговая лавка на улице с ковшами и соковыжималкой вроде мясорубки. Рядом с лавкой много фруктов. Из любого понравившегося фрукта клиенту тут же готовится сок.

В ожидании прошло два часа, потом пришел молодой человек с отцом. Меня попросили подойти к алтарю. Священник повесил нам на шеи по цветочной гирлянде и что-то говорил на хинди. Потом каждому из нас поставили пятно на лбу красной краской. Я думала, что это какая-то предварительная процедура перед свадьбой.

Мы отошли от алтаря, и молодой человек брезгливо стер с себя пятно на лбу, опасаясь, что кто-нибудь может увидеть.

– Теперь все думают, что ты меня заставила жениться, сотри краску со своего лба тоже, – злобно прошипел он.

– В каком смысле?

– Мы только что поженились с тобой, – грубо ответил он, развернулся и вышел из храма.

Когда мы вышли из храма и сели в машину, друг моего мужа Мандип поздравил нас и сказал, что теперь мы стали парой.

Вечером мой новоиспеченный муж купил бутылку дешевого вина и самосу. Самоса – это как наша видоизмененная самса, только не плоская, и внутри вместо мяса овощи.

Моя радикально настроенная против нашего союза свекровь ни на секунду не отходила от нас, и при ней отношение мужа ко мне всегда менялось на резко негативное.

Сделаю короткое отступление и опишу свекровь. Моя свекровь, по моим подсчетам, была старше меня на восемь-девять лет, а свекор ровно на десять. Муж был младше меня на десять лет. Свекрови было около 42 лет, но выглядела на все пятьдесят. Она не училась нигде, кроме нескольких классов школы. Когда-то свежее, смазливое лицо ее с огромными, блестящими, как сапфиры, глазами в обрамлении длинных, махровых, веерообразных ресниц, было покрыто морщинами, а когда-то лаково-черные густые волосы почти все были редкими и седыми. Ее отличала почти скотская грубость в поведении и принужденный смех. Она носила шальвар-камиз и сверху покрывала голову полупрозрачной тканью дупаттой, как и полагается всем замужним женщинам. Правое плечо ее всегда было заметно ниже левого. Она почти всегда ходила в одной и той же одежде. На тощей, морщинистой шее она носила золотой кулон на черной веревке, в ушах она носила небольшие золотые серьги-кольца. Что же касается точки на лбу, то моя дорогая свекровь ее рисовала себе, только когда выезжала в город на базар. У нее была одна черта, которая придавала ей шарма: когда она в моем присутствии ссорилась с кем-то и кричала, делая страшные глаза, одновременно смеялась кокетливым, неестественным смехом.

…И в день нашей свадьбы было то же самое. Мы сидели втроем в спальне на нашей кровати – я, он и его мать. Было поздно, но она не уходила. Они о чем-то разговаривали на хинди между собой, мне даже показалось, что они ругались, стараясь не подавать виду.

Мы не праздновали это событие в ресторане. Ничего праздничного не было – ни гостей, ни красивого сари, ни украшений из золота, ни медового месяца. Я выходила замуж в пенджаби сьюте цвета морской волны, который мне купили, когда я приехала в Индию. А вместо ресторана Тенардье купил дешевое вино с самосой, и так мы собирались отпраздновать вдвоем. И даже этого свекровь не давала сделать.

– Мама, иди к себе, мы только поженились, дай нам посидеть вдвоем и отпраздновать свадьбу, – сказал мой новоиспеченный муж.

– Я никуда не пойду, – ответила ему мать и злобно смотрела на меня в упор.

– Иди, я сказал, – настоял он, и свекровь в итоге ушла, а мы остались вдвоем и сидели молча.

Свекровь ушла, и муж разлил вино по бокалам. Мы немного посидели и легли спать.

Ночь накрыла деревню тяжелым покрывалом. Еще минуту назад слышались голоса прохожих на улице, издалека доносился лай злой собаки, и вдруг все стихло разом.

Муж выключил свет в нашей спальне, и мы легли спать.

Я забилась на самый край постели и лежала с закрытыми глазами, отвернувшись к краю кровати, накрытая одеялом.

Через минуту я почувствовала прикосновение к своему плечу сзади.

Тенардье развернул меня к себе и стал страстно целовать.

Он гладил мои волосы, нежно обнимая меня и прижимая к себе.

В пространство между двумя шторами ласково лился на нас лунный свет. Он освещал наши лица в темноте.

– Я люблю тебя, милая. Я люблю тебя, моя жена. Ты теперь моя жена, ты моя жизнь, – повторял Тенардье, влюбленно глядя в мои голубовато-серые глаза. – Я тебя обожаю, моя жена.

– Ты же не хотел жениться, – обиженно сказала я.

– Я хотел жениться. Если бы я не хотел жениться, никто бы меня не заставил, – сказал он.

– Я тебе не верю.

– Послушай, если бы я на самом деле не хотел жениться, я бы просто сказал тебе, что нас отказались женить в храме. И ты бы ничего с этим не смогла сделать. А я разве так говорил?

– Я хочу уехать назад в Москву. Мне здесь делать нечего. Твой отец спасен, подарки ты получил. Все довольны. А я возвращаюсь в Москву.