Однажды Ричард Гир сказал: «Люди, вы не можете спрятаться от своего яда. Он есть, и он найдет вас, так что, как сказала мать моего друга: «Если бы я знала, что моя жизнь так закончится, я бы прожила ее по полной, наслаждаясь всем, что мне говорили не делать!» Никто из нас не выберется отсюда живым, так что, пожалуйста, перестаньте относиться к себе как к чему-то второстепенному. Ешьте вкусную еду. Гуляйте на солнце. Прыгайте в океан. Делитесь драгоценной правдой, которая у вас на сердце. Будьте глупыми. Будьте добрыми. Будьте странными. На остальное просто нет времени».

У каждого человека жизнь одна единственная. И каждый проживает ее по своему. Кто-то живет по уму, а кто-то живет глупо, странно, но интересно, как хочется ему одному.

Мы никогда не знаем, что готовит нам судьба. Это выражение приобрело для меня новый смысл. Когда однажды, неожиданно для самой себя вступила в переписку с незнакомцем из Индии, за которого впоследствии вышла замуж.

До нашего знакомства с будущим индийским мужем я не интересовалась Индией, но с детства была поклонницей творчества знаменитого индийского поэта Рабиндраната Тагора. Мои родители любили читать книги. Почти все имеющиеся в доме шкафы были забиты книгами разных писателей. У нас было полное собрание сочинений Тагора. Так же как индийский поэт, я любила покупать букетики свежих цветов и ставить их на стол, чтобы потом пить кофе в красивой обстановке из хорошего сервиза и на красивой скатерти. Мне так было радостнее жить. Как говорил Рабиндранат Тагор: «Конечно, я мог бы обойтись и без цветов, но они помогают мне сохранить уважение к самому себе, ибо доказывают, что я не скован по рукам и ногам будничными заботами. Они свидетельство моей свободы»[1].

До Индии я жила в Москве, где работала в международной правозащитной организации.

Я любила свою работу. Каждый день я ездила в тюрьму и работала с осужденными. Из тюрьмы я ехала в офис и изучала обращения граждан, составляя для них апелляционные, кассационные жалобы, ходатайства, заявления.

По утрам обычно ко мне приходили мамы с детьми-инвалидами и пенсионеры, которым я давала свою служебную машину, чтобы легче было ездить по больницам. Я добивалась для них бесплатных обследований и лечения в дорогих клиниках.

Как-то ко мне пришла женщина с ребенком. Она просила помочь ей с обследованием и лечением для ребенка. Я обивала пороги разных инстанций и учреждений, надоедала письмами чиновникам из здравоохранения. В конце концов нам удалось отправить ее с ребенком на бесплатное обследование и лечение. Таких случаев обращения у меня впоследствии было немало и для каждого я старалась как будто обратившийся мне приходился родным человеком независимо от национальности и вероисповедания.

К нам в офис регулярно приезжали американские сотрудники с проверкой деятельности, потому что наша организация спонсировалась из бюджета США.

Однажды, когда я сидела в своем офисе зимой, ко мне подошел мой начальник и сказал, что один рецидивист в тюрьме требует встречи со мной. На следующий день я поехала в городскую тюрьму.

Обычно я ездила по исправительным колониям, где отбывали наказание лица, которым вынесли приговор. В этот раз мне предстояло ехать в тюрьму, где находились лица, в отношении которых еще не вынесли приговор, либо ожидающие отправки в колонию. Все здесь дышало неизвестностью, угрюмой и беспросветной тоской. Заключенные, одетые в черные робы, за забором КПП, внутри тюремного дворика выполняли хозяйственные работы. В воздухе висела мрачная тоска по свободе. Я прошла КПП, дворик, еще один КПП, еще один дворик и вошла в здание тюрьмы.

Было сыро и пахло плесенью.

Меня попросили пройти в кабинет начальника тюрьмы.

В кабинете сидел седой мужчина со строгим лицом и ясными глазами.

– Человек, который вас хочет видеть, – старый рецидивист, это волк, который принес много горя людям. Зачем вы ему помогаете?

– Я защищаю не его, а его права. Если его права были нарушены, то мы обязаны исправить ошибку.

Ко мне приставили двух конвоиров-охранников с автоматами Калашникова, и мы прошли к рецидивисту в камеру. На стуле сидел русский дедушка лет 60, лицо его было наглым, выцветшие глаза – хитрыми, а руки напоминали кувалды.

– Здравствуйте. Вы сказали, что хотели со мной встретиться по поводу вашего уголовного дела, – поздоровалась я и затем назвала свою фамилию и имя.

– Это вы и есть? – посмеялся рецидивист. – Мне про вас столько рассказывали, что вы многим помогли, я думал, там такая женщина матерая придет.

– Я могу уйти, если вам больше не нужна моя помощь, – сказала я, пожав плечами.

– Нет, давайте я вам расскажу, какая мне нужна помощь.

– Рассказывайте, что вам нужно.

Около двух часов дедушка говорил, я записывала за ним, задавала вопросы, потом он сказал:

– Девочка, я не знаю почему, но я тебе верю. Мне кажется, ты и правда поможешь. По глазам вижу. А в людях я разбираюсь.

Я попросила показать мне все документы его дела.

– Принесите из моей камеры мои документы, – попросил он конвоиров. Когда они принесли документы, мы их вместе рассматривали и обсуждали каждый листочек.

Потом он обратился ко мне.

– Я отдам вам все оригиналы документов моего дела, я вам верю, помогите мне.

– Я не обещаю, но постараюсь.

На том мы и расстались.

На следующей неделе я написала запросы в разные инстанции, подготовила жалобы. Когда подготовка к обжалованию приговора подошла к концу, я отправилась в Верховный суд.

Прием в Верховном суде длился как обычно, я объяснила суть дела, показала все свои бумаги, ответы, полученные на мои запросы из разных учреждений, жалобу и прочие документы.

Через некоторое время пришел ответ из Верховного суда о том, что Верховный суд рассмотрел мою жалобу и согласен с моими доводами и поэтому отправляет дело моего подзащитного на пересмотр по первой инстанции, то есть в городской суд. В определении судьи было написано, что данное лицо подлежит оправданию, и были перечислены доводы, в том числе и те, которые я изложила в своей жалобе.

Еще через некоторое время состоялся суд по первой инстанции. В итоге того рецидивиста оправдали по всем статьям по делу, за которое он уже отсидел три года и которое до меня пересматривалось несколько раз с участием именитых адвокатов.

Никто, кроме самого ошибочно осужденного, не заинтересован в его освобождении. Государству, по большому счету, безразлично, кого именно наказывать за совершенное преступление. Истина интересна только одному человеку – тому, кто незаслуженно лишен свободы. Поймать настоящего преступника, доказать его виновность удовольствие для органов власти слишком затратное.

Для этого и существуют правозащитные организации. Правозащитники – это те винтики в судебной системе, которые косвенно, именно фактом своего существования и реагирования на нарушения прав человека, заставляют следователей искать настоящего виновного. Поэтому пока мы, правозащитники, неравнодушные граждане, движения, организации, будем оставаться неравнодушными, государство будет вынуждено выполнять свои защитные функции. Само по себе оно не станет ничего делать, поскольку никаких гарантий оно не содержит.

Однажды рано утром у меня дома зазвонил телефон. Я подняла трубку и услышала голос того самого дедушки-рецидивиста:

– Джана, я дома, меня освободили, спасибо большое.

Через три года в возрасте 63 лет он скончался.

Иногда по работе я посещала международные конференции. Туда приезжали министры и послы, дипломаты, сотрудники разных ведомств разных государств.

Там я познакомилась с молодым человеком из Западной Европы, служившим в Москве дипломатом.

На первом свидании мы просидели с ним восемь часов подряд и за разговорами не заметили, как прошло время. Каждый день после работы он ждал меня, и мы шли гулять. Обычно мы ходили в рестораны европейской кухни, гуляли по набережной, вместе ходили в тренажерный зал.  Вместе нам было спокойно и хорошо. Иногда мы могли часами молчать, сидя рядом и занимаясь каждый своим делом.