А что это я вдруг вздумала писать, да еще в предположении, что кто-нибудь будет это все читать? Скорее всего, сама точно не знаю. Я осталась самая старшая в некогда большой семье со своей памятью обо всех ушедших и их историями, которые мне в свое время были поведаны. А. С. Пушкин писал, что «мы не любопытны». А я всегда была любопытна, любила слушать бесконечные рассказы моей бабы Анны, которая дожила до 90 лет, потом мамы, которая ушла на 89-м году. Любила расспрашивать своих тетушек про любовь. Когда внучки были малы, они часто просили: «Бабушка, расскажи, как ты была маленькая!» И я рассказывала, как я испугалась жабы, как ходила с папой в лес за елкой. Недавно пятнадцатилетний внук меня удивил, спросив: «А что такое „резной палисад“?»

Я рассказала ему о Вологде, о деревне Вохтоге, откуда родом я и все мои предки, о селе Сидорове, где прошло мое счастливое детство до 10 лет, откуда наша семья вынуждена была буквально бежать в Мурманск, бросив свой дом. И вдруг я услышала от внука, в котором намешана русская, грузинская, украинская кровь, совершенно неожиданные слова: «Бабушка, так ты настоящая русская? Прямо русская-русская? Бабушка, а что ты пишешь?» И когда я ответила, что пишу про свое детство, внук сказал: «Пиши, пиши. Я потом обязательно почитаю».

Сейчас такое стремительное время: некогда детям слушать рассказы бабушек. Значит, вся накопленная память семьи просто исчезнет вместе со мной, как будто ничего и не было, и все забудут, кто мы и откуда и было ли все это на самом деле. Дети «проходят» историю своего народа по непонятным, выхолощенным учебникам, а настоящая живая история народа, история семьи, исчезает вместе с нами.

В 2017 году я издала повесть о вологодском детстве «Чашка с ангелом». Книжка неожиданно получила много теплых читательских отзывов, особенно от жителей села Сидорово и деревни Вохтоги. Просили меня написать продолжение о Мурманске, что я и сделала. В новую книжку «Три повести» вошли три небольшие повести: «Чашка с ангелом» (исправленная и дополненная), «Мой Мурманск» и «Родная деревня» (исправленная и дополненная).

Спасибо сайту «Сидоровская средняя школа» и его участникам Анастасии Королевой, Наталье Буториной, Светлане Лозиной за фотографии нашего родного села. Спасибо Муравиной Тамаре Ивановне за уточнение информации о военных вдовах деревни Вохтоги. Благодарю Ольгу Соколову за фотографии из домашнего архива семьи Мазиных, Анну Корепову за семейные фотографии.

В повести «Мой Мурманск» использованы фотографии, сделанные Зарубиным Г. Г., и из личного архива Тропиной З. И.

Красильников Михаил Михайлович, мой отец, родился в 1917 году в деревне Вохтоге в 80 км от Вологды в довольно зажиточной крестьянской семье, но ко времени коллективизации и раскулачивания в 1929 году он остался круглым сиротой. Старшие братья Николай и Вениамин к этому времени уехали из родительского дома, жили самостоятельной жизнью. Приехали дядья, раскатали дом на бревна и увезли. Мишу 12 лет и сестру Веру 10 лет разобрали по разным семьям. Горек был сиротский хлеб. Года через два отец сбежал от своих благодетелей. Беспризорничал, где-то работал, потом окончил кооперативное училище в Грязовце.

В 1938 году был призван в армию. Служил во флоте на Дальнем Востоке, в Советской Гавани, бухта Постовая. Там у него был друг Иван Акимов. Отец вспоминал, что во время службы единственным развлечение было кино. Фильмы «Абрек Заур», «Избушка на Байкале», а однажды завезли фильм «Волга-Волга» и показывали его целый месяц каждый день. Потом отец всю жизнь помнил все диалоги и монологи из этого фильма. Еще отец часто вспоминал стишок из газеты «Безбожник»: «В пост великий братья тощи – от капусты проку нет. Стал Фома похож на мощи, а Ерема на скелет…», длинный, длинный, дальше не помню.

А тут наступил 1941 год, грянула Великая Отечественная война, и вернулся отец из армии только в октябре 1945 года. Отслужил в армии 7 лет. Вспоминать о войне отец не любил. Только как-то рассказал, что их эшелон шел с Дальнего Востока на запад через всю страну несколько месяцев, эшелон несколько раз бомбили. Папа вспоминал, как истекающие кровью, зажатые в искореженных вагонах, но живые солдаты просили их пристрелить. Немногие моряки и солдаты доехали до фронта. Только после перестройки мы кое-что узнали: оказывается, его, как грамотного солдата, направили в училище контрразведки в Пятигорске, там он потом служил в частях СМЕРШ – смерть шпионам, пока допрашиваемый не выпрыгнул из окна и скрылся. Отца разжаловали в рядовые, и он закончил войну сержантом на передовой в Кенигсберге, был контужен, лежал в госпитале.

И вот отец свободен. Родных нет, дома нет, езжай куда хочешь. И надо же так случиться, что эшелон, в котором отец возвращался с войны, проходил через узловую станцию Вохтога. Станцию назвали так же, как находящуюся в 4 км от нее большую старинную деревню Вохтогу, вероятно потому, что большинство строителей и работников железной дороги пришли из этой деревни. Поезд остановился на 2 минуты. И в последний момент отец спрыгнул со ступеньки вагона. Так он определил свою судьбу. Шел он по тропинке вдоль речки Вохтожки, мимо деревни Дресвище, через поле, наконец и родная Вохтога. Подошел отец к месту, где стоял родительский дом, только две старые липы остались от их усадьбы. Прошло уже 16 лет, как его мальчишкой увезли отсюда. Вдруг его кто-то окликнул. Это были соседи Хмыловы. Их дом стоял неподалеку, на берегу реки, напротив церкви, рядом с начальной школой. Бабка Евленья приняла его как родного. С ее сыном Иваном отец учился в начальной школе, и Ванька еще в первом классе на переменке бегал домой сосать материнскую грудь. Наверное, благодаря этому Иван вырос мощным русским богатырем, всю жизнь проработал в колхозе-совхозе кузнецом, имел 5 детей и жену Антонину, дочку Василия Калинина, о котором речь впереди.

В семи километрах от деревни находился районный центр, большое село Сидорово. Там отец и устроился работать по специальности в Райфо (районный финансовый отдел). Каждый день пешком поле-лес-поле туда и обратно. Этим же путем ходила и одна интересная девица, которая тоже работала в Райфо, Катя Молина – моя будущая мама.

Мама моя Екатерина Ивановна родилась, как и отец, в деревне Вохтоге, но значительно позже, в 1925 году. Разница в возрасте у них почти 9 лет. Мама совсем не помнила папину семью, так как ей было всего 4 года, когда его увезли из деревни. У мамы, в отличие от папы, было чудесное детство. Она была первенцем молодых родителей, отцу было 23 года, а матери – 22. Между ней и следующей сестрой Зиной – 9 лет. Три рожденные между ними девочки умерли от детских болезней. Маму баловали: никогда не наказывали, наряжали.

У мамы в детстве была задушевная подружка – дочь священника отца Виктора Шергина – Лиля. В 1937 году церковь закрыли, а отца Виктора арестовали и увезли. Лилю с матерью приютила в своем домике Екатерина Алексеевна Калинина – моя будущая няня. Зимой случилось несчастье: Лилина мама полоскала белье, упала в реку, простудилась и умерла. За Лилей приехали ее старшие сестры и увезли с собой. А церковь Казанской Божией Матери была разорена. Там сначала показывали фильмы, но люди боялись ходить. Уже после войны там хранили и перебирали зерно, а потом была устроена кузница, пока крыша не протекла и купол не рухнул. Некоторые иконы крестьяне унесли по домам. Несколько из них сохранила моя няня Катя. Помню одну из них – самую большую: в середине большая Богородица, а по краям много маленьких картинок. Как я сейчас понимаю, это было «Житие Богородицы». Сохранили также купель, где тайно крестили новорожденных.