Да, сейчас у него целых два преимущества!
Тодд сел на ржавую решетку без матраца, которая служила здесь кроватью. В углу послышался какой-то странный шорох, затем крысиный писк… Он даже не обернулся. Только теперь, сидя без движенья, он чувствовал, как сильно болело все его тело. Суини бросил быстрый взгляд на свои руки. Наручники оставили на запястьях свежие ссадины, и под ними исчезли поблекшие старые шрамы. Тем лучше! На какое-то время это поможет. По всему было видно, что Бэмфорд его не узнал. У тюремщиков тоже не возникнет подозрений. Суини Тодд – не беглый каторжник, он арестован лишь за похищение… А впрочем, и этого вполне довольно, чтобы засадить его в тюрьму на долгие годы! Так что особо обольщаться не стоит. Есть единственный выход – бежать до суда. Если суд вообще состоится…
Он вгляделся в окошечко на двери – никого, на минуту прислушался – тихо как в склепе - и медленно вынул напильник…
Дни в тюрьме походили один на другой. Пустые, полутемные, почти бесполезные… Почти. Время было подобно стоячей воде, но, тем не менее, насечки на решетках постепенно становились все глубже. Еще немного, и прутья можно будет отогнуть – когда стемнеет и часовой в последний раз пройдет по коридору, заглядывая в небольшие окошки на дверях. А река – возле самой стены.
Тодд подпиливал прутья с наружной стороны: из камеры они казались абсолютно целыми. Работать приходилось осторожно, почти неслышно. Малейший звук мог погубить его в одно мгновенье. Как много можно распилить за день, ежесекундно оборачиваясь и, затаив дыханье, прислушиваясь к эху отдаленных голосов? Неважно сколько: полдюйма в сутки или меньше – гораздо больше, чем ничего! На третий день пила предательски сломалась пополам. Суини продолжал работу, используя по очереди то, что от нее осталось, старательно скрывая от тюремщика, который приносил ему, свои израненные в кровь ладони.
Ночами Тодд почти не отдыхал. Его усталые глаза не засыпали под опущенными веками. Навязчивые мысли метались в голове, а минуты бездействия были мучительной пыткой, пока Джоанна оставалась в руках судьи.
Вот уже около недели как его держат здесь, не говоря ни слова. Суини было хорошо известно, что заключенным приходилось ожидать суда неделями и даже месяцами. Неважно, что порой страдают невиновные. А правосудие и вовсе - с повязкой на глазах. Но то, что привело бы в отчаянье других, спасало Бенджамина Баркера от неминуемой встречи с опасным врагом. У Торпина не будут завязаны глаза, когда в суде они окажутся лицом к лицу. Память бывает коварнее времени: время стирает, а память хранит. Тодд узнал бы судью, будь он хоть бесом в Аду, почему бы судье не узнать его в человеческом образе? И если это все-таки произойдет: пощады не будет.
Но нет! Он выберется раньше! Если Баркер и встретится с Торпином, то не как осужденный с палачом. Бенджамин Баркер уничтожит эту силу, которая губит все, ради чего он живет!
Притупившиеся зубья упорно точат полуржавый прут. Еще совсем немного. Возможно, этой ночью… Не обращая внимания на боль, Суини все сильнее сжимает обломок пилы в онемевших от холода пальцах.
Внезапно стук шагов по коридору заставил Тодда насторожиться. То не была размеренная поступь часового, привычно выполнявшего обход. Шаги двух человек довольно быстро приближались, и через несколько секунд послышались глухие голоса и с лязгом повернулся ключ в замке.
С быстротой молнии Тодд спрятал напильник и метнулся в темный угол. Все его тело непроизвольно напряглось, когда дверь камеры с надрывным скрипом отворилась: на пороге стоял сам комендант.
========== Глава 12. ЕЕ ДУША ==========
Прошла почти неделя со дня ареста Тодда, а Нелли продолжала терпеливо ждать. Привычная работа давалась ей с трудом. Чтобы трудиться, человеку нужен смысл – а для нее весь смысл жизни сосредоточен за пределами пекарни, отрезан от мира и людей. «Все у тех проходит вгладь, кто умеет ждать» - частенько повторял ее покойный муж. К чему вот только, не понятно. Что толку с этой бесполезной поговорки: даже душу отвести не годится!
Томительная неизвестность угнетала. Порою Нелл пыталась утешить себя отсутствием дурных вестей. Но чем дольше тянулось ожиданье, тем сильнее в ней укоренялась мысль, что если ничего не предпринять, Суини Тодд не возвратится на Флит-стрит.
На утро пятого дня, собрав волю в кулак, и оставив свои страхи дома - догорать в наглухо закрытой печи, Нелли отправилась в тюрьму. На что она надеялась? Ее не пропустили дальше караула, не дали ни единого ответа! Не позволили даже передать заключенному небольшую корзинку с едой. Нечеловеческим усилием сдержав отборные ругательства, вот-вот готовые сорваться с ее уст, она ушла. Вернее, часовые любезно выпроводили ее прочь, захлопнув двери.
Закинув голову, она брела вдоль каменной стены, пытливо вглядываясь в темные провалы решетчатых окошек. В какой же камере он заперт? В какой из них? Сколько будут держать его в этом зловещем капкане? И будут ли судить? А может, вовсе повесят без суда?!.. Отчаянно ударив кулаком по каменной ограде, Нелл с приглушенным стоном опустила руку. Корзинка с пирогами упала к ее ногам. Ей хотелось отчаянно разрыдаться, но глаза оставались сухими. Безысходность все туже запутывала свою паутину. Боясь остаться в опустевшем доме наедине с собой, она долго бесцельно бродила по городу. Серые улицы, серые люди, серый дым из множества труб - все сливалось в один лишенный красок бессмысленный, безумный хоровод. Были первые дни апреля, но весна не спешила в этот старый вертеп, именуемый Лондоном, лишь промозглая сырость угрюмо дышала в лицо. Тусклое пятно бесполезного солнца - и ни луча надежды…
Усталость постепенно побеждала напряжение, и мысли обрывались, как в забытье. Где ты, расчетливая предприимчивая миссис Ловетт? Сейчас, когда ты так нужна, твоя растерянность похожа на испуг! «Боишься – иди навстречу страху», - говорил ей в детстве отец. И она продолжала упрямо идти. А страхи оставались глубоко внутри…
Но что это?.. Лепные арки в виде мифических чудовищ над плотно занавешенными окнами мало-помалу проступают сквозь туман, и к горлу подступает горький ком. Нелл хорошо знакомы дубовые резные двери с тяжелым позолоченным кольцом: сюда она тайком от мужа ходила, чтобы впервые в жизни попросить. Сюда глупышка Люси летела, как на крыльях, навстречу собственной гибели, искренне веря, что ей предложат запоздалую помощь…
Остановившись, Нелли смотрит вверх, словно пытаясь проникнуть взглядом сквозь бархатные шторы. И снова серые химеры ехидно смеются ей в лицо, хищно оскалив каменные зубы.
Там за дверью, в роскошном уюте гостиной отдыхает последняя в Лондоне тварь. Или скоро вернется домой после пламенной речи в суде… А где же девушка, которую он отнял у отца?.. Как узнать, что с ней сталось? Может, запер ее в сумасшедший дом… или хуже?
Нелл подошла к высокой резной двери. Ее рука сама собой ложится на кольцо, и вдруг невольно замирает. Нелли крепче сжимает пальцы, раздается чуть слышный удар… Сердце часто-часто бьется, но она не отступает. Кольцо стучит уже сильнее, все громче с каждым разом. Проходит минута, другая. Из-за двери доносится неясный шорох. Приоткрывается глазок – всего на миг…
- Эй, кто-нибудь! – настойчиво зовет она, пытаясь побороть волненье.
Но крохотный зазор уже закрыт.
- Эй, вы! - Негодованье притупляет в Нелл все остальные чувства.
Ответа не последовало.
Да, это логово хуже тюрьмы: в тюрьме, по крайней мере, было с кем поспорить! В последний раз со злости ударив каблуком по резному дубу, Нелл повернулась и зашагала прочь по улице.
Над городом сгущались сумерки, и редкие прохожие спешили вернуться домой, чтобы согреться у очага в кругу семьи. Она одна не обращала внимания на холод. Без него ей не нужно тепла.
Нелли добралась до Флит-стрит, когда уже совсем стемнело, и стали зажигаться фонари. У дверей магазина с ней столкнулся незнакомый молодой человек. Сбегая с лестницы, ведущей на второй этаж, он споткнулся на самой последней ступеньке и в потемках едва не упал ей под ноги.
