— И не только корсеты. — Барнс скинул обувь и потянулся к пакету в котором, он точно помнил, лежали те сногсшибательные красные туфли. — Вот помаду помню и помню, как ты краснел, сдавая форму в прачечную, а мне пришлось ее забирать оттуда, потому что — «как я посмотрю в глаза мадам Тадеуш, Бак?».

Сняв носки и закатав джинсы до колен, обулся в это совершенство.

— А встать и пройтись? — спросил Стив. — И чулки должны быть. К таким туфлям нужны чулки.

Баки вспыхнул внутри, будто бы в жаркий день на едва тлеющий хворост плеснули изрядное количество бензина. Сердце подскочило к горлу, забилось, затрепетало. Его не оттолкнули, на лице Стива ни на миг не промелькнуло презрение или отвращение, он лишь облизывал губы и смотрел такими глазами, что Барнсу становилось ещё жарче.

Он легко поднялся и прошёлся взад вперёд, копируя самую обольстительную походку Наташи, которую он когда-либо видел и, крутанувшись на месте, подмигнул ей.

— Так, парни, — встала Наташа, — у меня дела. Оставайтесь тут.

И она вышла, собираясь повыдирать Ванде патлы и обрадовать Клинта. Тому отчего-то очень нравилось слушать про то, как у нее было с другими парнями. Его такое заводило. А уж история о том, как она в мужском теле трахала Барнса в женском, вообще должна вознести его на небеса.

А еще Наташа размышляла, что Барнс-то, по идее, должен быть неплохим любовником. И Роджерс тоже, раз они еще в сороковых зажигали. Надо бы попробовать с ними двумя. Она выдержит, она Вдова!

Барнс, проводив ее взглядом, приблизился к сидящему на диване Стиву, остановился в нескольких метрах от него, напряжённо всматриваясь в его лицо.

— Я вот такой, — он развёл руками, несмело улыбнулся. — Если тебе не нравится, если… противно или неприятно, я уберу эти вещи подальше и забуду.

— Штаны снял! — севшим голосом скомандовал Стив. — И чулки… чулки надень. Черные. У тебя есть черные?

— Не здесь же! — жарко выдохнул Барнс. — Пойдём к нам, давай, сопляк, поднимайся.

До чего же это сладко — чувствовать голодный взгляд, прожигающий спину, чувствовать жар любимого тела.

Едва переступив порог их комнат, Барнс тут же вывернулся из всей одежды, разворошил пакеты в поисках тех шелковых чулок с красивой кружевной резинкой.

Одевался как в армии, стараясь не оглядываться на Стива, хотя его самого вело от предвкушения запретного удовольствия, которым он за неполные сутки делился уже со вторым, на этот раз, самым важным человеком в своей жизни.

Расправив резинки чулок и вступив в туфли, Барнс выпрямился, расправил плечи, горделиво вскинув подбородок. Он знал что хорош, чертовски хорош, видел вчера Наташу во всём этом. От воспоминаний и так гордо стоящий член тяжело качнулся, роняя на ковёр тягучую прозрачную каплю смазки.

Стив жестом поманил его к себе, а когда Баки подошел, взял за бедра, ласково проведя руками по тонкому шелку чулок, и притянул к себе.

— Пахнешь ею, — сказал он и провел языком по головке. — И вкус смешанный. Иди ко мне.

Стив чуть наклонился и забрал член Баки в рот, одной рукой гладя его по ноге — по чулку и вверх, над резинкой, а второй теребя яйца.

Барнс зашипел, небольно дёрнул Стива за волосы, заставляя поднять на него глаза, обвёл большим пальцем губы, растянутые его членом.

— Тебе ведь нравится, по глазам вижу, что нравится и то, как я пахну, и как выгляжу.

Он качнул бёдрами вперёд, заставляя заглотить глубже, почти до самых яиц.

Стив согласно буркнул, не выпуская член изо рта, и принялся сосать так, как Баки нравилось — жадно, с заглотом и хлюпаньем.

Второй раз орбиты сверхновых сходились, высвечивая мир перед глазами Барнса. Он громко протяжно стонал, ругался сквозь зубы, вбиваясь в жаркую тесноту рта Стива, не щадя, умирая от его приглушённых стонов.

Ноги подгибались. Тяжело балансируя на тонких каблуках, Барнс вывернулся из жёсткой хватки, показательно качнул бёдрами, огладил подрагивающий живот, потеребил соски.

Стив нежно, но крепко взял его за яйца и повлек обратно.

— Я отсосу тебе, красотка, — хрипло пообещал он, — а ты пока потанцуешь передо мной на каблуках, — и он снова заглотил член и провел по ногам Баки от подъема до самой задницы.

Откинув голову назад, Барнс гортанно застонал, погладил Стива по короткому ёжику светлых волос дрожащей ладонью, стараясь не сорваться, не засадить на полную, хотя ноги уже подгибались.

Внутренности скрутило, сжало раскалённой хваткой, готовой вот-вот дёрнуть рубильник.

— Соси, господи боже, соси своими блядскими губами, — выл Барнс, мелко подавая бёдрами. — Соси!

Стив звонко шлепнул его по заднице, сглатывая и вибрируя горлом.

Из глаз Барнса сыпанули искры. Никогда ещё возбуждение не было таким острым, пьянящим, бьющим в голову ничуть не слабее дорогих ликёров. Чтобы гореть, плавиться, осыпаясь пеплом, ему, оказывается, было достаточно лишь чувствовать пальцы Стива, сжимающие его задницу, губы на члене, видеть голодный взгляд.

— Блядь, трахни меня! — взвыл Барнс, хватая Стива за волосы.

Стив тряхнул головой, высвобождаясь, встал и швырнул Баки поперек дивана.

— На четвереньки! — прорычал он, нашаривая за диванными подушками тюбик со смазкой.

Прогнувшись, Барнс припал грудью к спинке дивана, развратно повёл бёдрами, со стоном потёрся чувствительными сосками о мягкую ткань обивки. Он прекрасно понимал, как выглядит, и это только сильнее распаляло.

Стив жадно сглотнул, обеими руками сжал и развел половинки вожделенной задницы. Откупорил смазку, налил на ладонь и принялся гладить и обводить расслабленную дырку, то и дело ныряя в нее то одним, то другим пальцем.

Не выдержав долго, он смазал себя и длинным медленным движением вставил Баки до самых яиц.

— Вот так… — прошептал он, притискивая его к себе. — Вот так…

— Бля-а-а-а-дь, — длинно простонал Барнс на выдохе. — Огромный, твёрдый, горячий, — зашептал он, покачивая бёдрами. — Мой.

Стив принялся сильно размашисто ебать его, не сдерживая силу. Диван, скрипя, сдвигался по полу при каждом толчке, а Стив все ускорялся, тяжело дыша и вскрикивая.

Барнсу оставалось только выть, выше вскидывая бёдра, насаживаясь, отпустить себя. Он орал, срывая голос, толкался навстречу, шире разводил ноги, проезжался болезненно напряжённым членом по обивке, пачкая её предэакулятом, вскидывал руки в попытке ухватить плечи Стива, его шею, тянулся к губам и, несмотря на гибкость, мог только бессильно падать обратно, скулить, сжимаясь на члене.

— Баки, дорогой, кончи для меня, — хрипло попросил Стив. — Давай, милый…

Словно рубильник дёрнули вниз до упора, выпуская из груди весь воздух, закручивая вихрями сверкающих точек перед глазами, вынимая все кости разом, перемалывая их и пуская на ветер. Барнс выгнулся, не видя ничего вокруг, не слыша, не чувствуя, только болезненно яркое, вытягивающее душу удовольствие, жёсткой хваткой сдавившее шею, не давая закричать, лишь конвульсивно дернуться назад. Замер, застыл и почти умер, распластавшись безвольно на спинке дивана.

Стив хрипел над ним, кончая. Из последних сил он плавно высвободился и упал на отъехавший к самой стене диван рядом с Баки. Притянул его к себе, целуя во влажный висок, в ослабевшие губы.

— Так люблю тебя, Бак, — прошептал он, укладывая голову Баки у себя на груди.

— Люблю, — в губы ему ответил Барнс, удобнее устроился в объятиях, не без удовольствия отмечая, что из задницы течёт, а диван, они похоже, испортили с концами. — Надо потом сказать спасибо Ванде и Наташе, — мурлыкнул он. — Господи, хорошо…

— О Наташе… — неуверенно начал Стив. — Давай… пригласим ее к нам как-нибудь? Кажется, она не против?

The end