— Почему?

— А ты внутрь загляни, хотя нет, лучше не заглядывай. Где твой психоаналитик, кстати?

— Вышел куда-то, может, в туалет.

— Мне бы тоже перед полётом заглянуть, клювик припудрить. Где он тут у вас?

— Там, по коридору за кухней.

— Люмос, — произнесла Гермиона и погрузилась в тёмное нутро дома.

Гарри сполз с кровати, морщась от исходящих от простыни знакомых ароматов, и на цыпочках подошёл к пианино. Свет от свечей плясал в лакированной поверхности. Бело-чёрно сверкали зубы клавиш. Он уже прикоснулся к крышке, но тут же отдёрнул руку, потому что заслышал шаги вернувшейся Гермионы.

— А что там за чёрная дверь с кровавыми цифрами 660?

— Да? А было 559. Не знаю, доктор запретил мне в неё заглядывать.

— Насчёт заглянуть, там Хагрид зайти просил, у него куда-то два гуся пропали, осталось всего пять. Утешишь его?

— А что Рон? Пусть он сходит.

— Рон их боится с тех пор, как его в детстве гусак ущипнул.

— Ладно, зайду, — вздохнул Гарри.

Гермиона вылезла в окно.

— Фу, где вы эти мерзкие жёлтые шторы взяли? Сожги их, пока не поздно.

«Вечно она чем-то недовольна!»

— Хорошо. Ты только за поляну выйди, а то тут защитное поле.

— Я уже поняла, я как в него влетела, так меня будто забвением пришибло, ни черта не помню до того момента, как ты меня…

Гермиона покраснела, поправила волосы и отвернулась, видимо, вновь вспомнив, что совсем голая. Отбежала за деревья. Крупная сова взлетела над лесом и удалилась в направлении замка.

Гарри обернулся и вздрогнул. Два огромных змеиных красных глаза смотрели на него в упор.

— Круциатусом балуетесь? — прошипел Том.

— Мы так, совсем немножко, да и магия тут еле-еле работает. Надо было, чтобы она поскорее ушла, — оправдывался Гарри.

— Сейчас посмотрим, как тут и что работает. Империо!

— Не-ет, — успел простонать Гарри, падая на колени. Его рот так и остался открытым.

— Ползи, мой одноглазый змей, ползи, посмотрим, чем их кормили на ужин.

По щекам Гарри катились слёзы и падали на пыльный пол.

========== 5. Когда душа жива ==========

— Когда я жил в приюте, — разглагольствовал Том, не забывая подмахивать, — у меня был заклятый невидимый друг Боб. Он приходил ко мне в тёмные часы одиночества и сомнений, растлевая в сладострастных кошмарах мои душу и тело. И только дядя Коля помог мне избавиться от этого паразита, а я помогаю тебе. Плачь, родной, плачь.

— Как? — прохрипел Гарри, сглатывая и глядя на отстранившегося Тома.

— Давая понять, что жизнь с боли только начинается. Отпусти свою боль, Гарри, и живи свободным.

— Как, ведь это я виноват в маминой смерти?!

— В этом мире теней нет виновных или невиновных. Кто виновен в рождении твоей тени, ты или свет этой свечи, а может, мальчишка-подмастерье, что её сделал? Твою мать убил я, и не важны причины. Я сделал свой выбор, и я за него отвечу. Но ты нужен мне цельным, чтобы сыграть этот спектакль до конца.

— Я не смогу.

— Сможешь, мой мальчик, сможешь.

— Неужели для тебя нет иного выхода?

— Выход есть всегда, вопрос лишь в том, готов ли ты его принять. Сквозь грядущего прошлого мрак, маг, путь себе открой. Выход единый меж двух миров, огонь, иди со мной! Четверть века — не такой уж большой срок…

Он обнял Гарри, и тот прижался к нему, к своему врагу, невольно ставшему другом.

— Всё, что между нами происходит — это тоска по любви…

— Сможем ли мы заполнить эту пустоту друг в друге?..

Пустоту несбывшейся родительской любви и материнского тепла.

— Я поколдовал над Кимом. Он теперь говорит, вернее, поёт человеческим голосом. Сейчас в зале на диване спит. Может, и нам пора?

— Да, мой тёмный лор…

Хлёсткая пощёчина отбросила Гарри на кровать. Он ухмыльнулся, слизывая с разбитой губы кровь. Чёрный-чёрный человек надвинулся, навис над ним и рухнул в распахнувшуюся чёрную бездну его сердца. Ни в нём, ни в его руках не было ни свечи, ни малейшего проблеска света. Но бездна чувствовала, что она больше не одинока…

Гарри проснулся от того, что Том встал с кровати и вышел в коридор. Что-то в его движениях показалось странным, неестественным. Грация исчезла, её сменила деревянная дёрганая неуклюжесть. Гарри встал и пошёл следом. Они зашли в комнату с гробом. Том лёг в него, но через несколько минут поднялся и вернулся в кровать. Гарри стало интересно, каково это — полежать в гробу. Забравшись в него, он немного повалялся, затем решил вылезти, но ни встать, ни закричать не смог. Взошло и село солнце, наступила ночь. Зашёл в комнату Том. Гарри хотел его позвать, дать знать о себе, но опять ничего не вышло. Глаза у Тома закрыты, а в руках молоток. Опустил он крышку на гроб и заколотил серебряными гвоздями, потом снёс его в подвал, где заранее была приготовлена глубокая яма. Опустил в неё гроб и закопал большой совковой лопатой.

От грохота земли о крышку гроба Гарри вздрогнул всем телом и проснулся. Молотком лупил Ким, прибивая пойманную, судя по торчащему хозяйству, на живца, чёрную руку к полу. Молоток был тем самым, да и гвозди тоже. Закончив, он обессиленно отполз и привалился к стене. Гарри повернулся на бок, посмотрел на Тома. Тот спал, обняв подушку. На его плечо падал луч солнца. Гарри протянул руку и легонько коснулся пальцами пятнышка света.

Ким тихонько запел:

— Мы умрём,

Словно два лепестка, оторвавшись от чаши любви.

Эти сны

Нам уже не увидеть, не встретить весны.

Посмотри,

Время в путь собралось.

И беспечно сердца отозвались на нежность,

И пальцы сплелись.

Обернись.

Я хочу посмотреть на улыбку твою,

Чтобы мир озарился

И сердце забилось сильней.

Мы сегодня умрём,

Мы уйдём в край теней.

И не будет родней

Этих первых рассветных лучей,

Что играют сейчас

На твоём обнажённом плече.

Гарри закрыл глаза, из них капали слёзы, а сердце казалось невыносимо лёгким без боли, которую он отпустил. Но в нём всё ещё оставалась частица израненной души Тома, частица, всё беспросветное детство заменявшая ему родных и друзей, разделявшая его одиночество и говорившая с ним в минуты отчаяния, ставшая его спутником, защитником, неотъемлемой частью, с которой ему предстояло расстаться. Но не сейчас, слава богу, не сейчас…

— Гарри, ты чего к Хагриду не зашёл? У него горе, пятерых оставшихся гусей увели, или они сами удрали, не желая размножаться. Даже заколдованное пугало не уберегло.

— Прости, Гермиона, не до того было, — произнёс Гарри, прислушиваясь к таинственному шёпоту Криви.

— Пятеро пацанов в чаще чёрного-чёрного леса вошли в чёрный-чёрный дом и оказались в коридоре с двумя дверьми. Они заглянули в одну из них. Там в чёрном-чёрном гробу лежал чёрный-чёрный мертвец. В испуге они захлопнули дверь и зашли в другую с кровавой цифрой 661. «Что это за цифры?» — спросил Чонгук, самый сообразительный из них. Они оглянулись, и дверь тут же намертво захлопнулась. А цифры сменились на 666, и из них потекла кровь, а из всех щелей потекла вода, наполняя комнату. Ребята умели плавать, но из воды потянулись руки и схватили их. Два мальчика утонули, а другие вырвались и через слуховое окно выбрались в следующую комнату. Мин спрыгнул вниз, и пол под ним раскололся, мальчик пропал. По узкой кромке вдоль стены двое оставшихся прошли в третью комнату. Там из стен, пола и потолка выскочили острые ножи. Джун поранил ногу и не мог идти дальше. Чонгук, пообещав, что обязательно за ним вернётся, разбил окно и выпрыгнул, спасаясь из дома. Он добежал до Хогвартса и собрал учителей. Утром они вернулись в чёрный-чёрный дом, но ни детей, ни комнат в нём уже не было, тогда дом сожгли.