- А кто там сейчас живёт? – живо заинтересовался я.

- Кто его знает, - пожал Жорка плечами, - мало, что ли беспризорников?

Я с ним согласился, к нам постоянно приходили и уходили новенькие. Поживут, потом отправляют в другие дома, или оставляют. Я не вдавался в эти дела.

- Всё равно я хочу заглянуть домой, - решил я.

- Заглядывай, - согласился брат, - приедем ночью, можешь сбегать, если не боишься. Утром заеду за тобой, там договоримся. Ты стал самостоятельным, брат, не боюсь, что потеряешься, - ответил он на невысказанный вопрос.

Поезд оказался транзитным, потому для нас был не самым удобным. Выехали засветло, потом легли спать, а часа в три ночи нас разбудили, предупредив, что скоро нам выходить, а стоянка пять минут.

Неприятно вставать с тёплой постели ночью, и выходить в зябкую свежесть, на безлюдный. освещённый неяркими лампами перрон. Особенно, с голыми ногами и руками.

Передёрнув плечами, я поудобней устроил рюкзак за спиной и пошёл следом за Жоркой. Одно было хорошо: за нами приехала машина. Немного поспорив, всё же отвезли меня к родному детдому.

- Совсем ты, Сашка, от рук отбился! – с досадой сказал Жорка, выходя из машины вслед за мной, - Ну, вот куда ты собрался? – показал он на мрачное здание без единого огонька в тёмных окнах, - Подождать тебя? – я упрямо мотнул головой.

- Ну и оставайся! – рассердился брат, - Учти, если тебя утром здесь не будет в девять, искать не буду!

- Почему в девять? – спросил я, - Похороны, обычно, часа в два?

- Думаешь, кроме тебя у нас нет никаких забот? Я бы вообще за тобой не заезжал, да не найдёшь нас.

- Могу прямо на кладбище прийти…

- Да ну тебя! – рассердился Жорка, - Всё, поехали! – сказал он водителю, забравшись в машину.

Через минуту я остался один. Немного постояв на месте, чтобы глаза привыкли к темноте, я быстро двинулся к знакомому лазу в ограде. На этот раз даже не пролез, а как будто прошёл сквозь небольшую дырку в ограде. Подойдя к дому с той стороны, где находилась наша спальня, я пригляделся и увидел, что окно приоткрыто. Совсем замечательно! Достав из рюкзака кошачьи когти, я легко взобрался на свой этаж, пролез в окно, распластавшись по подоконнику. Потом осторожно ступил на пол, стараясь не брякнуть железом.

В комнате спали ребята. Не знаю, мои друзья, или чужие, было темно, даже ночник не горел.

Отстегнув когти, я убрал их в рюкзак, вместе с обувью. Осторожно, на цыпочках, прошёл вдоль рядов кроватей, надеясь найти свободную. Если ничего не изменилось, должен дежурный бдить. Наверняка бессовестно дрыхнет!

Найдя всё-таки свободную кровать, я разделся и по-хозяйски улёгся под одеяло, сладко зевнул и спокойно заснул, будто вернулся домой.

Утром я проснулся, как и планировал, раньше всех, даже дежурный тихо сопел у двери, на банкетке.

Быстро одевшись, заправил кровать, огляделся в уже светлой спальне.

Когда я уходил из части, мне выдали военную форму. Форма у ребят была трёх видов: камуфляжная, с короткими и длинными штанами и рукавами, белая, парадная, и чёрная, для построений и маршировки.

Сейчас я был в чёрных шортах, рубашке и берете. Почему берет, а не пилотка? У берета есть резинка, если её закрепить под подбородком, то можно не опасаться, что она свалится с головы при драке или беге с препятствиями.

Артёмку я нашёл быстро, по фотографии на тумбочке.

По той самой фотографии, которую я ему подарил, где мы с Лиской.

Забыв о своём страшном лице, я присел на краешек кровати и осторожно погладил мальчика по голове. Артёмка пошевелился и неохотно открыл сонные глаза. Через мгновенье глаза прояснились и губы растянулись в счастливой улыбке:

- Саша! – прошептал он, - Я знал, что ты придёшь! – потянулся Артёмка ко мне худенькими ручками.

Я завернул его в одеяло и посадил к себе на колени. Мальчик прильнул ко мне худеньким тельцем, замер, тихонько дыша мне в ухо.

- Эй! – услышал я окрик, и меня схватили за плечо, - Оставь моего брата!

Оглянувшись, я увидел Серёжку.

- Ты кто? – спросил Серёжка, содрогнувшись от моего вида.

- Ты что, Серёжа? – удивился Артёмка, - Сашу не узнал?

- Саша?! – удивился Серёжка, - Ты как здесь?

- Привет, Серёжка! – раздвинул я губы, - Здесь я по неприятному делу. На похороны приехал.

- Опять?! – Серёжка сел на койку, напротив нас. – Кто на этот раз?

- Мама, - коротко ответил я. Серёжка промолчал. Что он мог сказать? Дети ещё не могут нести всякую чушь, типа того, что они сочувствуют твоему горю. Если сочувствуют, то это и так, без слов видно.

- А вы, почему не на даче? – спросил я у счастливой Артёмкиной мордашки.

- Артёмка заболел, - обречённо ответил Серёжка, - пришлось сюда привезти.

- Тогда, почему не в больнице? – нахмурился я. Брат махнул рукой:

- Лежали уже в больнице, пришлось ещё операцию делать. Сейчас температура спала, уколы ставить не надо, нас и выписали.

- Ты не верь Серёжке! – тихо прошептал Артёмка мне на ухо, - Теперь, когда ты приехал, я обязательно поправлюсь! Даже если ты опять уедешь, - мальчик потёрся головой об моё плечо и признался: - Нам сказали, что тебя мы больше не увидим никогда. Поэтому мне было так плохо. А ты сбежал, да? – улыбнулся он, глядя мне в глаза. Мне не понравилась такая проницательность малыша. Значит, что? Уже одной ногой там?

- Сбежал, Артёмка, - шепнул я, - больше не попадусь, буду биться отчаянно.

- Да, Саша, я тоже буду теперь отчаянно бороться за жизнь! Теперь я знаю, ты выдержал! Значит, и мне надо!

- Что, Артёмка? Больно?

- Уже нет. Было больно, спать не мог, даже плакал.

- Бедненький! – я сам чуть не заплакал от жалости.

- Сань, отдай его мне, надо переодеть, у него недержание, мокрый он…

Артёмка смущённо засопел:

- Я выдержу, Саша, вот увидишь! Только не смотри, пожалуйста.

Я отошёл к окну, чтобы не видеть, что осталось от мальчика. Через пять минут Серёжа позвал меня:

- Пойдём, Саш, умоемся.

В умывальнике Серёжка долго умывался, не решаясь заговорить. Вытершись насухо вафельным полотенцем, он посмотрел мне в глаза и сказал:

- Умирает Артёмка. Потому и выписали из больницы.

- Что с ним? – одними губами спросил я.

- Рак. Неоперабельный. Уже вырезали, что могли, теперь хоть боли не мучают. Это от побоев.

У меня сами собой сжались кулаки, сжались зубы.

- Не надо, Саша! – твёрдо сказал Серёжка, - Это моё!

- Тебе это зачем? – спросил я, - Да и не сможешь ты!

- Смогу! – воскликнул Серёжка, ударив кулаком по подоконнику, - А если не смогу, пусть и меня убьют!

- Не калечь себе жизнь, Серёжка! Мне уже всё равно, у меня дел, можно сказать, на пожизненное тянет, если не на «вышку», а ты жить за двоих должен!

Серёжка упрямо помотал головой:

- Я тебе говорю, не трожь! Братом заклинаю! – яростно блеснул он глазами.

- Не смею препятствовать, - сказал я, через несколько минут, - твоё право.

Мы вернулись в спальню, где нас ждал счастливый Артёмка. Пошарив в рюкзаке, я нашёл большое сладкое яблоко, конфеты. Конфеты я отдал Серёжке, чтобы он раздал ребятам на помин моей матушки.

- На завтрак пойдёшь? – спросил меня Сергей.

- Пойду, наверное, - решил я, глянув на часики, - ещё семь часов, за мной в девять заедут.

- Саш, ты ещё зайдёшь? – спросил Артёмка, прижимая к себе яблоко.

- Постараюсь, братик! Сам понимаешь, грустное меня ждёт дело, - Артёмка понимающе покивал.

Занятый братьями, я даже не обратил внимание на остальных ребят нашей спальни. Конечно, здесь были новички, все мои друзья были в это летнее время на даче, ходили под парусом, в поход, просто купались и загорали. Где-то там ждал меня Никита. Жаль, времени нет, не навестишь друзей.

- Серёж, а директор где? В лагере?

- В лагере, - подтвердил друг, - здесь сейчас никого, кроме воспитателей, нет, ты их не знаешь.

- Нормальные? Старшие вас не обижают?

- Мы следуем твоим советам, - усмехнулся Сергей, - защищаем друг друга, не пускаем к себе посторонних. С нами считаются, и Артёмку жалеют, приносят ему вкусняшки. Пойдём? Ты где сейчас? Это форма?