— Чё так мало-то? Стоило так жопу рвать!
— Слышал, что этот придурок сказал? Бизнес толком не успел начать, а тут мы!..
— А, ну да, забыл уже, чёрт…
Выйдя обратно на улицу, мы направились к своей машине – там уже вовсю творилось нечто невообразимое. Наш дружище Трэй, неловко подволакивая раненую ногу и против обыкновения больше взъерошенный и возбуждённый, что-то увлечённо говорил освобождённым девушкам и махал руками, по всей видимости, пытаясь их успокоить, но вместо этого больше устрашал их своим растрёпанным видом и резкими движениями.
— Эй, dog, что тут у вас?
— Да не понимают! — воскликнул Трэй с отчаянием в голосе. — Я им говорю – в фургон идите, а они столпились тут, и ни с места!
— Мы мёртвых боимся! — пропищала Мэри. — Особенно Джия.
— Да чё их бояться?! Они же не кусаются, мать их…
Заслышав это, девушки так и завыли от ужаса, а одна, по виду похожая на немку, перекрестилась и вознесла короткую молитву к небу.
— Так, хватит! — рассердился я. — Мэри, что вы там решили?
— Нам надо в посольство. Джия из Индии, Василика…
— Стэбби, — я обернулся к товарищу. — Отвезёшь? А я давай Трэя к доктору…
— Вот ещё! — недовольно запротестовал тот. — Я тоже хочу в посольство, к девчонкам!..
— Да брось, тебе там явно будут не рады!
— Девочки старине Трэю всегда рады, а, крошки? — с этими словами мой белобрысый кореш напоследок подмигнул компании ещё разок и, горестно вздохнув, с явной неохотой полез в машину.
Стэб отвёл девушек к фургону, и рядом со мной осталась лишь одна Мэри – она зябко поёживалась под сырым осенним ветром, но никуда не уходила, лишь нерешительно переминалась с ноги на ногу.
Я встревожился:
— Ты чего? Почему не идёшь за остальными?..
— Некуда идти, — тихо ответила Мэри.
— Ах да, я ведь забыл, что ты местная… Прости…
Глядя на неё – озябшую, вздрагивающую от холода, я почувствовал себя ужасно виноватым. Не мог я её так оставить!..
— Слушай… — меня вдруг осенило. — А поехали ко мне? У меня всё равно в квартире комната пустует, можешь там пожить какое-то время…
Девушка подняла голову и с каким-то странным выражением поглядела мне прямо в глаза. Чуть заметная усмешка тронула её губы:
— Ну, если ты не против…
— Конечно, не против! — горячо возразил я, почему-то чувствуя вдобавок к своему смущению ещё и стыд, будто я ляпнул что-то плохое. — Ты ничего не подумай… Просто как же так? Не по-человечески…
— …Чё вы там застряли? — донеслось возмущённое из машины сзади. — Гасто! Сам говорил, что меня надо скорее к доктору, а теперь, видимо, хочешь, чтобы я тут кровью истёк!
— Пошли, — сказал я и тронул Мэри за руку.
…Ехали мы молча. Ведущий по радио объявил девять вечера, а затем заиграла музыка – спокойный, мелодичный блюз. Трэй, сидящий на пассажирском месте сбоку от меня, мрачно взирал на то, как на горизонте кроваво-красной полоской догорал закат, а мимо проносились знакомые окрестности Хобокена, Чайна-тауна и Спарклтона. На перекрёстке, ведущем в Локэш, наши пути со Стэбби, который управлял фургоном и вёз освобождённых девушек в посольство, разминулись, и я прибавил скорости – надо было скорее доставить раненого Трэя к доктору Рэну. Покончив с этим, я впервые за весь вечер наконец-то решился заговорить со своей спутницей – при Трэе я как-то стеснялся это сделать.
— Поверить не могу, — я кашлянул, пытаясь скрыть неловкость от явно затянувшейся паузы. — Что ты, Мэри, из Локэша. Вот ведь судьба занесла, да?..
— Да, — эхом отозвалась девушка.
— Ты говорила, что переехала отсюда?..
— Да, мне было два года, когда отец принял это решение, — Мэри помолчала, собираясь с мыслями. — У него был бизнес, причём довольно прибыльный. Он держал табачную лавку.
— Вот как…
— Да. Это бесило наших менее преуспевающих белых конкурентов. Как мне потом рассказывал папа, эти люди всячески пытались ставить палки ему в колёса, а потом и вовсе обвинили его – мол, и лавку незаконно держит, и алкоголем барыжит в обход закона... А один мудак и вовсе сказал, что папа извращенец – якобы показывал непристойные вещи малолетней дочке покупателя, когда тот зачем-то отвернулся. В общем, плюнул отец на всё это дело, собрал нас с мамой и эмигрировал во Францию – в провинцию Шампань, устроился разнорабочим на виноградниках…
Чем больше говорила Мэри, тем горестнее и мрачнее делалось её лицо:
— Отец тогда даже и представить себе не мог, какую страшную ошибку совершил. В тридцать девятом пришли нацисты, а уже через год наша страна позорно капитулировала. Всех евреев, цыган и негров – словом, всех «недолюдей» немцы начали арестовывать и ссылать в концлагеря. Моих родителей тоже арестовали – прямо посреди ночи пришли… Не знаю, каким Божьим чудом мне удалось сбежать. Меня приютили соседи, французская семья, которые потеряли в войне обоих своих сыновей. О жизни в те годы даже вспоминать страшно. Есть было нечего, траву варили, чтобы не помереть с голоду. Уже под конец войны приёмные мои родители погибли – отца убило снарядом в поле, мать надорвалась на заводе… Дядя выгнал из дому, полгода пришлось жить, где придётся. Но это ещё ладно, куда ни шло – не успела война закончиться, а для меня наступила новая беда – поймал какой-то урод, продал за границу за большие деньги… Стала я кочевать по борделям – в Турции, в Иране, в Китае… Потом меня выкупили Триады. Посадили к остальным девушкам, таким же несчастным, как я, и на корабле отправили в США – наверняка к очередной похотливой твари, у которого денег куры не клюют.
Сердце моё обливалось кровью. Третий круг я уже наворачивал по кварталу, но даже не замечал этого – в глазах моих стояли слёзы, и страшные картины войны, которые довелось когда-то видеть и мне самому, обрывками проносились в памяти.
— Знаешь… — мой голос раздался неожиданно хрипло. — Ты не переживай. Главное, что всё это позади…
— Если бы не ты, Гус, — тихо отозвалась Мэри. — Не видать бы мне больше свободы.
Я стиснул зубы.
Машина наша мягко притормозила, и я глухо бросил:
— Ну, вот мы и дома…
…Наскоро состряпав кой-какой ужин, я извинился перед Мэри, а сам отлучился в чулан – мне позарез нужно было срочно успокоиться, к тому же, я хотел порадовать свою гостью бутылкой доброго виски двадцатилетней выдержки, которую я припрятал на особенный случай. Сегодня как раз был такой.
Вернувшись на кухню, я застал Мэри с абсолютно чистой тарелкой – вся еда, что была выложена на ней, была съедена до последней крошки.
— Прости, нас почти не кормили все эти дни…
— Ты что, не надо извиняться! У меня ещё сэндвичи… вот… — я неловко хлопотал у холодильника, выгребая всё, что было внутри – сыр, яйца, пару подсохших корок хлеба и даже сухари к пиву.
Накормив и напоив до отвала Мэри, я решил выпить сам. Виски ударило мне в голову после первого же шота – реальность поплыла, стала приглушённой и неявной, словно мутная вода. Разговаривая, мы с Мэри переместились в район дивана – девушка потом ещё долго плакала, уронив голову мне на грудь и пьяно вытирая слёзы, делясь такими подробностями из своей жизни, которые ни один человек на ясную голову не осмелился бы произнести вслух. Она что-то лепетала о благодарности, о награде, и вдруг я ощутил на своих губах её поцелуй – солёный и влажный от слёз.
Мы занимались с Мэри любовью – долго, исступлённо, после чего обессиленно рухнули на диван и сразу же отключились. Я сам не заметил, как веки мои смежились, сознание провалилось в небытие, и я уснул.
====== Глава XVI “Мэри” ======
Глава XVI. Мэри
Я лежал на диване в гостиной и ловил себя на мысли, что сейчас, в эту самую минуту я абсолютно счастлив. Это было странно, ведь, казалось бы, совсем недавно я потерял семью и лучшего товарища, а последнее время вёл войну с целой бандой, и меня нередко терзали угрызения совести, что я сам ничем не лучше тех бандитов, с которыми воюю. Однако врать я себе не умел, да и не мог отрицать того факта, что было на самом деле – я был счастлив. Более того, мне казалось, будто вместо семьи, которую я потерял, я обрёл новую. Заново обрёл родного человека.
