— Вот сука! Скользкая гнида, падла! — тут Трэй не выдержал и что есть злости треснул по приёмнику. — Не, ну ты это слышал?
— Ага! — согласился я.
— Прямая, мать его, угроза благосостоянию горожан!..
— Да он сам представляет, мать его, эту самую угрозу! Не, ну это пиздец несправедливость!
— Ещё, видите ли, захотел «взять расследование под свой личный контроль»! — передразнивая голос дикторши, в разговор вклинился Ройси. — Как бы он теперь не докопался до нас! Я не хочу в тюрьму!
— Спокойно, братва, — успокоил их я. — Мы были в банданах, так что пусть хоть изыщутся! Не станут же они, в самом деле, всех негров в Лас-Либертаде шмонать!
— А вдруг станут?
— У Кингза на это все его денежки и уйдут! — хохотнул Трэй. — Нас-то в Лас-Либертаде – десятки тысяч!
— Эй, гляди! — я нетерпеливо потряс его за плечо. — Сверни-ка на этом указателе!
— А чё? — удивился Трэй.
— Сверни, говорю.
— Ну, свернул.
— Это Лонг Пайл, родная деревня Бака. — пояснил я. — Помню, он как-то сказал мне, что хотел бы, чтобы его похоронили дома.
— А ещё он говорил, что он за кремацию, и чтобы его прах развеяли над озером!
— Ну, самостоятельно мы его вряд ли кремируем… Но это не значит, что он не должен быть похоронен по-человечески.
Мы проехали по жутко раздолбаной грунтовке по направлению к деревне около мили, после чего притормозили у старого покосившегося деревянного дома, где, судя по всему, давно никто не жил.
— Вон кладбище, — махнул я рукой. — Но какая нахрен разница. Нас отпиздят, если там увидят, так что предлагаю хоронить его здесь.
Трэй кивнул, и мы принялись за работу. В кузове пикапа лежали две штыковые лопаты, и добрые два часа мы копали глубокую, почти в полтора метра, могилу для Бакли. Ройси с сигаретой в зубах всё это время стоял на стрёме, зорко поглядывая по сторонам, не приближается ли к нам кто. Духота стояла страшная, и в воздухе уже начинал ощущаться сладковато-приторный душок разлагающегося тела.
— Я надеялся, что мне никогда не придётся делать это – хоронить товарища. — хрипло сказал я.
— Да уж, я чувствую себя сейчас самым паршивым образом. — Трэй устало отёр потный лоб, тряхнул головой и снова налёг на лопату.
— Он был верным товарищем и лучшим другом, — продолжил я. — Он всегда мог прикрыть, всегда мог помочь в трудной ситуации. Мы дружили с детства. Вместе дрались «стенкой на стенку» с другими ребятами, вместе впервые попробовали алкоголь и травку. Помню, как-то мы чуть не поссорились из-за девушки, но всё же это не сломало нашу дружбу.
Я бросил лопату, и мы с Трэем, кряхтя и отплёвываясь от нестерпимой жары, аккуратно уложили тело Бакли в могилу, а затем засыпали его землёй. К нам подошёл Ройси с бутылью самогона, которой он где-то ухитрился разжиться в бардачке.
— Помянем! — торжественно сказал он.
Половину бутыли мы сразу приговорили на троих, остальное вылили на могилу. Теперь Бакли будет пить алкоголь в раю.
— Прощай, Бакли, — я на мгновение помолчал. — Покойся с миром.
— Мы за тебя отомстим, чувак, — поклялся Трэй. — Ей-Богу, этот ублюдок Кингз пожалеет, что выродился на свет!
— Пусть твоя душа окажется в лучшем мире, чем этот. — тихо сказал Ройси, и мы медленно развернулись и побрели к машине.
====== Глава IX “Бой продолжается” ======
Два дня минуло с момента разгрома злополучного отеля. Из пятнадцати чёрных парней, что с нами пошли, выжило всего шестеро. Мы до конца надеялись, что седьмой тоже выживет, но он умер в больнице, так и не приходя в сознание. Несмотря на жуткую расправу, которой грозился нам Кингз, несмотря на все жертвы, молодёжь валила толпами. Все наперебой просились в банду, все хотели быть частью большого сообщества – подняться с самых низов, от положения негра из бедного района, до заматерелого гангстера. Я спрашивал многих, зачем они идут к нам. У молодых парней реакция на мой вопрос была примерно одна и та же: «Как это – зачем?» Многие, насмотревшись гангстерских фильмов вроде «Лица со шрамом» с Полом Муни в главной роли, были твёрдо убеждены, что быть бандитом – это круто и романтично. Я лишь усмехался в ответ на такие слова – не хотел никого переубеждать. Тем более, насильно никто никого не втягивал, а мы нуждались в новичках.
Особенно нарадоваться я не мог на малыша Ройси, который пришёл в нашу банду совсем недавно и был ещё, по сути, зелёным мальчишкой. Тем не менее, после перестрелки в «Спарклтон Армс» он как-то сразу повзрослел – движения его приобрели размеренность, умный расчёт, а взгляд стал серьёзным.
На днях мы выбирались далеко за город, на стрельбище. Ройси взял с собой мелкокалиберную рычажную винтовку – несмотря на все просьбы и уговоры, отец так и не доверил ему крупный калибр. Всю дорогу мы посмеивались и подшучивали над Ройси, но он мужественно сносил все наши подколы и лишь загадочно улыбался в ответ. И не зря, сукин сын! Он всех нас уделал! Из семи-восьми наших попаданий Ройси уверенно бил десяточку.
— Пресвятая Матерь, чувак! — Трэй крякнул, прослеживая, как подросток бацнул из винтовки в самую серёдку мишени. — И где ты так только наловчился?
— Отец часто берёт меня на охоту.
— Ну дела! Эх, мне бы такого отца!
Все засмеялись.
— Это всё баловство, Ройси, — сказал я, трепля подростка по непослушным вихрам и протягивая ему винтовку М1-Гаранд, которую мы так ловко спёрли у Кингза. — Попробуй-ка из этого.
—Тяжёлая! — ахнул подросток, беря её в руки.
Он подержал её какое-то время, прикидывая вес, после чего ловко взвёл курок, прицелился и сделал несколько пробных выстрелов.
Два, три, четыре! Все в мишень.
— Сойдёт! — удовлетворённо хмыкнул Ройси.
Да уж, этот-то сделает из Кингза решето.
…Сегодня я был дома. На часах показывало только без пятнадцати восемь утра, и я делал зарядку под бодрый джаз, играющий в приёмнике. Сделав полтора десятка отжиманий и два десятка приседаний, я пошёл на кухню – завтракать. Честно говоря, после смерти Бакли мне и кусок в горло не лез, но я заставлял себя есть – одним святым духом сыт не будешь. Я соорудил хот-дог из поджаренной на растительном масле сосиски, овощей, которые валялись в холодильнике уже неделю и чудом не сгнили, и булки, политой кетчупом. Пока я ел, на радиостанции сменилась песня, и заиграла моя любимая «Джиперс Криперс» в исполнении квартета Братьев Миллз.
Песня была весёлой, но на душе у меня кошки скребли. К чувству горечи от утраты матери и братьев прибавилась ещё и смерть Бакшота. Сколько судьба может издеваться надо мной? Будто недостаточно ей было моей семьи!
Погружаясь в свои мысли, я вспомнил далёкие времена, когда и я, и Бак были ещё совсем мальчишками. Нам было по двенадцать лет обоим, когда однажды мы устроились работать в бар к одному итальянцу. Помню один случай. Как-то раз в бар заявился мужик средних лет и нажрался, как свинья. Он пил, пил и пил, и всё никак не мог остановиться. Довольно скоро он всех заебал. Он хамил нам с Баком, мол, мы «слишком медленно тащимся со своими подносами и вообще не уважаем его». Он задирал посетителей и при всех полез к официантке. Странно, что ни у кого из присутствующих не нашлось яиц, чтобы вломить как следует этому «ветерану, который в Первую Мировую зады фрицам надирал». Мистер Рамоэлло рвал и метал – орал, чтобы тот выметался к чёртовой матери, но сам близко подходить побаивался. Тогда Бак сообразил – по-быстрому сгонял в аптеку, купил там снотворное и что есть дури сыпанул полпачки в выпивку буйному вояке. Тот выпил, не глядя, и через десять минут наконец угомонился. Мы сдали его копам в обезьянник. Определённо, Бак был смышлёным пацаном.
…Я тряхнул головой, отгоняя воспоминания прочь, выключил радио и начал собираться. Только сейчас я заметил, что свитер-то мой, оказывается, безнадёжно испорчен! Он весь был заляпан бурыми разводами засохшей крови и чем-то ещё тёмным. Наверное, это от того крепыша в отеле. Я с отвращением бросил свитер в мусорку. Так как другой одежды у меня больше не было, я решил взять что-нибудь из шкафа Сэмми, моего брата, благо мы с ним носили один размер. Пока я переодевался, мне пришло в голову, что у нашей банды должна быть своя опознавательная метка. Красный цвет, цвет крови, подходит в качестве неё как нельзя лучше.