Мистер Норрингтон тоже в опасном путешествии, – при этих словах Беккет не смог удержать торжествующей улыбки, – мертв даже бывший губернатор Суонн, который, как мне известно, придерживался той же стороны, что и вы… Очень глупо бороться против неизбежного, вы не находите?
Голубые глаза резко потемнели:
– Вы говорите мне, что это предприятие опасно для Джеймса… Что он может из него не вернуться, – девушка с трудом проглотила ком, застрявший в горле после этих слов, но ее взгляд был достаточно красноречив: – Ну а вы не боитесь за свою судьбу? За свою драгоценную жизнь, которая, по сути, и смысла не имеет? Что в ней главного – приумножение богатства или возможность вершить чужими судьбами? Казнить и миловать, возможность стать на порядок выше обычного человека или занять место некоего высшего божества? Я лишь хочу понять, где кончаются ваши амбиции, и начинается то, ради чего вы живете, – уже спокойнее закончила Лора.
Беккет про себя отметил, какого труда ей стоило понизить свой голос.
Так или иначе, стерпеть эту выходку он не мог; в один миг вспомнились все те слова, которые он забывал и прощал, списывая все на молодость этой особы. Теперь ее поведение перешло дозволенную границу, хотя лорд забывал о том, что сам искал с ней встреч. А когда его желание сбывалось, то его разговор проходил совсем не так, как хотелось бы мужчине, и последний винил в этом ее, а не себя.
– Вы пожалеете об этих словах, – впервые голос лорда изменил своему обладателю. Но даже в такой откровенной угрозе не было ненависти, столь свойственной этому человеку; Катлер медленными шагами вышел из особняка Кловерфилдов, повернувшись и невидящим взглядом окинув этот каменный, неприступный дом. В этот дом его приглашали, но по-настоящему двери для него так и не открылись.
Мужчина знал, что будет после: он знал, что придется действовать, и что эти действия не приведут семью казначея к счастливому будущему. Но что хуже всего, он знал еще кое-что – даже сейчас, после всего услышанного, после откровенной ненависти, брошенной ему в лицо, Катлер не мог заставить себя в ответ ненавидеть эту девушку. Непрошенным воспоминанием зазвучал ее голос в ушах и то, что она этим голосом сказала ему на прощание.
«Убирайтесь вон», – вся ненависть наконец нашла выход в этих двух словах. Сколько лет он не слышал подобных слов? Сколько бы зла он не причинил, никто не смел ему сказать ни слова, ибо страх всегда оказывался сильнее боли.
Лорд вернулся в свой особняк, когда ночь уже опустилась на Порт-Роял. Он не услышал обеспокоенного голоса Мерсера, его глупого вопроса о том, почему милорд шел пешком, отпустив карету.
– Следуйте за мной, – безразлично велел Беккет, и слуга, совершенно сбитый с толку странным поведением его светлости, поспешил следом.
Катлер равнодушно перебирал бумаги, не обращая на застывшую фигуру слуги ровно никакого внимания. Потом, найдя необходимый документ, все тем же голосом пояснил:
– Это обвинение против казначея, Джонатана Кловерфилда. Здесь доказано, что многие годы он пользовался своей должностью для незаконного обогащения: необходимые свидетели у нас есть. Я скажу вам прямо, мистер Мерсер… Как только придет весть, что «Голландец» исполнил мой приказ, мы обнародуем это обвинение.
– Но какая вам польза от этого обвинения, если этот человек уже будет мертв?
Лорд Беккет молчал. Было в его позе нечто такое, что выдавало глубокое раздумье – такого голландец еще не наблюдал никогда. Неужели его господин решался на что-то? Он, который никогда не размышлял над чужими жизнями, который всегда умел добиваться желаемого, не гнушаясь никакими методами… Настоящий Макиавелли. Этот человек вызывал и страх, и восхищение; он смотрел одинаково равнодушно и в лицо врага, и в лицо друга, а сейчас, похоже, его мучает сомнение. Но если это и было сомнение, то длилось оно недолго, и Мерсер услышал прежний властный голос:
– Когда это произойдет, нашими стараниями все деньги, украденные из казны города, вернутся. Их семья заплатит всем, что имеет…
Только большая часть денег по закону перейдет компании, – и совершенное равнодушие в голосе. Словно эти слова не были приговором для дочери, которая сначала лишится отца, а потом – всего остального.
На какой-то миг голландец потерял дар речи; он мог лишь гадать о том, что произошло с лордом, раз он решился на подобный шаг. Если этот замысел воплотится, участь девушки станет незавидна… В голове Мерсера вертелось с десяток вопросов, но взгляд Катлера их рассеял:
– Это все потом, – голос лорда показался слуге слишком спокойным. – А теперь о нашем завтрашнем отплытии.
Мужчина с равнодушным видом выслушал слова голландца о том, где они встретятся с кораблем компании и одним из пиратских баронов.
– Очень хорошо, – нетерпеливый взмах рукой означал, что Мерсеру пора уходить, и тот умолк, подчиняясь.
Хоть лорд и остался в тишине, он все равно слышал голос, говорящий ему о том, что сам Катлер может не вернуться из этого путешествия. И хуже всего было то, что впервые мысль о собственной смерти его не пугала…
Комментарий к Глава XV
Что ж, всех с последним днем лета и с грядущим началом учебного года…
Держитесь там, и не плачьте ;)
========== Глава XVI ==========
Уже на следующий день ранним утром корабль, на борт которого взошел лорд Беккет, отплыл от гавани Порт-Ройяла. Впервые на душе мужчины не было того налета страха, который он всегда подавлял в себе. Его страх скрывался за разными масками: за холодным равнодушием и показным безразличием, за резким переходом настроений, за острыми и едкими высказываниями в адрес своих подчиненных… Катлер и сам не понимал, что за всем этим стоит. А если бы понял, не смог бы принять; конечно, страх – вещь вполне естественная, но это слабость, а от своих слабостей лорд избавлялся. Другой вопрос, насколько успешно.
Некоторые члены команды (в их числе капитан Годфри-Росс) были осведомлены о плане компании и о договоренности Беккета с Сяо-Фенем. Результатом этой сделки должна была стать встреча с капитаном Джеком Воробьем, так неожиданно вернувшимся из тайника Дэйви Джонса.
Корабль шел на всех парусах, долгожданная встреча должна была состояться уже завтра. Вся команда испытывала воодушевление и подъем сил – план лорда, который многие уже полностью или частично поняли, вселил радость и желание поскорее разделаться с пиратами. Однако заговорить с Катлером никто не решался, да последний и сам не горел желанием заранее праздновать победу. Мужчину словно что-то тяготило: он не покидал свою каюту чаще, чем требовалось, и не заводил разговор с помощниками капитана, как делал прежде. Просто отдавал необходимые распоряжения своим бесстрастным, стальным голосом – таким же стальным, как его глаза.
Единственный, кто догадывался о причине такого состояния лорда, был Мерсер, но он предпочитал не вмешиваться. Голландец замечал, что его господина терзает какое-то противоречие – зрелище, которого видеть еще не доводилось.
На утро следующего дня три корабля встретились в одном месте, причем лишь для немногих людей встреча эта была желательна. Без единого выстрела капитан Воробей снова оказался в плену. Без особой охоты пират шагал в каюту лорда Беккета, гадая, что последнему нужно на этот раз.
– Лорд Беккет, задержанный доставлен! – с нескрываемым торжеством в голосе объявил Годфри-Росс, который лично сопровождал двух конвоиров, ведущих Джека Воробья.
Катлер в ответ на эти слова сделал неопределенный жест рукой, обозначавший, что кандалы следует снять. Капитан недоверчиво покосился на молодого арестанта, не скрывавшего довольной улыбки, но молча исполнил приказ, прежде чем удалиться.
Несколько секунд длилось молчание перед тем, как лорд спокойно заметил:
– Вот мы и снова встретились, капитан.
