Мягкие, добрые глаза профессора внимательно изучали юношу. Мужчина словно размышлял, стоит ли ему озвучивать то, что хотелось; наконец, он едва заметно улыбнулся:
– Пройдемте в мой кабинет.
Беккет еще ни разу не был в кабинете профессора. Еще бы – он был лучшим студентом на курсе; ему не делалось замечаний, увещеваний или тем более угроз отчисления. Поэтому теперь, размышляя над тем, для чего его позвали, юноша параллельно беглым взглядом изучал обстановку кабинета. Она не была роскошной, и это в какой-то мере даже разочаровало Катлера. Простой рабочий стол, на котором в строгом порядке были разложены бумаги, несколько стульев, весьма жестких, и высокий шкаф с книгами (преимущественно юридической тематики). Не зная, на чем остановить взгляд, молодой человек с немым вопросом посмотрел на преподавателя; тот приветливым жестом пригласил его сесть.
На несколько мгновений повисла недолгая пауза – очевидно, профессор Оленд думал, с чего начать разговор. Наконец он прервал молчание, и его голос, как всегда, звучал мягко, но вместе с тем уверенно:
– Вы ведь знаете, мистер Беккет, что я не имею известной фамилии, – заговорил преподаватель, глядя на юношу все тем же изучающим взглядом. – Не нужно удивляться, друг мой, я знаю, о чем вы думаете, и ни в коей мере не осуждаю вас. Только знаете… Имя играет роль лишь в начале нашего жизненного пути. Рано или поздно все мы получаем по заслугам, и тогда становится ясно, что человек представляет сам по себе. Ну да ладно, – улыбка показалась на морщинистом лице доброго учителя. – Это все вопросы философии, и пусть каждый их решает по-своему. Да и позвал я вас не для того, чтобы учить жизни, хотя, признаюсь, временами просыпается такое желание… Я хотел бы дать вам совет, мистер Беккет.
– Какой совет, сэр? – неуловимое предчувствие проснулось внутри этого молодого человека. Что-то заставило его встрепенуться и внимательно прислушаться – только позже, много позже он признался себе, что тот момент был самым решающим в его жизни.
Снова повисло напряженное молчание. Профессор перевел свой задумчивый взгляд на пейзаж за окном – над Лондоном уже сгущались сумерки, нагоняя атмосферу не то меланхолии, не то воспоминаний. Однако сейчас не было времени предаваться ни тому, ни другому, и преподаватель вновь взглянул на своего лучшего студента, словно оценивая, поймет ли тот значение его дальнейших слов. Но на этот раз юному Беккету даже не пришлось притворяться – он действительно был заинтригован, и профессор едва заметно улыбнулся:
– Что вы думаете о том, чтобы начать службу в Ост-Индской торговой компании?
Глаза Катлера едва заметно сверкнули; в последний раз такой блеск в них был, когда юноше удалось поступить в университет, выдержав экзамен. Отец поставил ему условие – платить за его обучение никто не будет, и поэтому рассчитывать молодой человек мог лишь на себя и на свой ум. Если же сын провалится, тогда он может забыть о карьере юриста; тогда единственной его перспективой станет торговля в лавке отца. До сих пор юноша не мог поверить, что ему удалось избежать этой участи…
Неуловимая улыбка тронула тонкие губы Беккета – он вспомнил изумление своего отца, когда тот узнал о решении сына… Изумление от того, что молодой человек блестяще сдал предмет и теперь намеревался отправиться в Лондон. Этот город возможностей… Мнение семьи его не волновало – юноша хоть и прислушивался к советам своих родных, но к голосу собственного разума он прислушивался несравненно больше.
Это вылилось в скандал; точнее, вылилось бы, если бы Катлер не ушел, равнодушно пожав плечами напоследок. Он не любил сцен; такие бурные проявления чувств он считал не более чем фарсом. Настоящие чувства, размышлял Беккет, скрывают лучше всего. И требуется немало труда, чтобы их заметить и разгадать…
Время только укрепило все его взгляды. Изучая философию, он увлекся стоицизмом; его действительно можно было отнести к этому течению с той только оговоркой, что никогда в нем не просыпались те чувства, свойственные большинству философов, – а именно любви и сострадания к людям. Взгляды, которые появились позже, в эпоху Просвещения, вызвали бы у него ироническую улыбку; но все это случилось после. Какое счастье, что никто из нас не знает, насколько черствой его душа станет через несколько лет.
– У меня было несколько друзей, чьи предки были основателями компании, – голос старого профессора доносился откуда-то издалека, будто из другой жизни. С трудом Катлер Беккет заставил себя очнуться от воспоминаний и обратиться в слух. – Один из них – Фредерик Ланкастер. Я рекомендую ему своих самых способных студентов; именно способных, мой юный друг. Не тех, чья цель – получить заветную галочку и сбежать, вычеркнув годы учебы из жизни. Вы по-другому смотрите на вещи, и меня это, как вашего учителя, не может не радовать.
– Мы ценим только то, чего трудно добиться, – тихо произнес молодой человек, медленно подняв свой взгляд на профессора.
Что он чувствовал в этот момент? Пожалуй, Беккет и сам бы не смог ответить на этот вопрос. Радость, воодушевление, благодарность? Нет, ничего этого не было – пока не было. Молодой человек не хотел радоваться тому, что еще не решено; он не имел привычки долго говорить, ибо те, кто говорят, слишком мало делают. Хотя, надо отдать должное этим людям – привычка говорить иной раз очень выручает.
Второй раз за этот вечер глаза молодого Катлера блеснули холодным серебристым блеском. Так сверкала луна, маня своим призрачным светом; так сверкал металл, опасный своей обманчивой безобидностью.
Комментарий к Глава I
Автор с нетерпением ждет критики..)
========== Глава II ==========
Работа обещала блестящие перспективы: деньги, но самое главное – власть. Появилась возможность получить все то, чего Беккет так желал, и вот, мечты сбывались буквально наяву. Только одно омрачало его радость – необходимость выхода в море. Катлер ненавидел его, бесконечная вода пугала, вызывая нечто вроде клаустрофобии. Он очень хорошо помнил один из своих главных принципов – полагаться можно только на себя. Но нельзя самому проворачивать все то, что он собирался… А мысли его были столь же грандиозны, сколь и смелы, но для этого требовалось время и авторитет, который молодой человек медленно, но верно зарабатывал отчасти благодаря стараниям, отчасти благодаря умению приспосабливаться.
Его новые обязанности требовали разного рода жертвы. Когда Катлеру сообщили о том, что теперь в его полномочия входит отправляться в плаванье, молодой человек с трудом выдавил из себя нечто, похожее на улыбку. В то время как все остальные его поздравляли и искренне завидовали, сам Беккет тихо их всех ненавидел. Неужели нельзя было обойтись без этого? И сам отвечал на свой вопрос – нет, нельзя. Ну что ж, раз иерархия того требует, стоит смириться. В конце концов, теперь у него есть мощный стимул получить повышение и таким образом избавиться от этой «привилегии». Ну а пока и речи быть не могло, чтобы признаться кому-то в своем страхе.
Ведь красиво только то, что сильно? Еще до трудов Ницше юный Беккет усвоил этот принцип.
В компании молодой человек придерживался своего старого правила – не заводить друзей просто ради общения. Позиция Катлера ни у кого не вызвала ни вопросов, ни удивления; да и атмосфера здесь царила совсем другая, в отличие от университета. Буквально в воздухе чувствовалась конкуренция – здесь царил девиз «Каждый сам за себя». По этим правилам молодой человек быстро научился играть; единственное, что омрачало его триумф, – это издевки по поводу его возраста и происхождения. Обычно несколько слов Беккета с ядовитым подтекстом заставляли шутника умолкнуть, но свой след они оставляли – в такие моменты серые глаза сверкали очень нехорошим блеском.
