– Да, её учил один из лучших фехтовальщиков в Империи… вопрос в том, много ли она взяла у него. Мы с ней не ссорились… просто она сама по себе, – ответила львица.

– Думаешь, что придётся с ней сразиться? Ты хочешь с ней биться, я вижу. Из-за этого между вами и напряжение, – сириец посмотрел на неё. – Такие вещи мы чувствуем.

– Она будет сильным соперником.

– Ты убьёшь её. Ты сильнее и быстрее всех.

– Возможно.

Они вошли в город через Верхние ворота, и их подбитые гвоздями калиги захрустели на плотно подогнанном камне мостовой. Эфес любил роскошь, и главные его улицы сияли богатством. Люди говорили, что изваяния здесь сложно отличить от живых горожан, ибо их мраморная плоть кажется дышащей, а инкрустированные глаза следят за всем происходящим. Сотни их – боги и герои, полководцы и магистраты, олимпийские чемпионы и возницы – возвышались на своих подиумах, ютились в нишах зданий и между колоннами. Колонны обрамляли улицы лесной чащей, ещё выше краснели черепичные крыши, звон множества фонтанов можно было услышать издалека.

Леэна быстро полюбила этот город, хотя он и не был похож на те места, где она жила прежде. Для варваров с Севера и жителей сельской местности он представал целым миром, так как числом населения – а говорили, что в Эфесе и окрестностях обитает до трёхсот тысяч человек, – превосходил некоторые провинции. Все морские дороги сходились здесь, и на его улицах можно было увидеть людей из Британии, Галлии, Иберии, Африки, Сирии и Египта, странных индусов, скрытных персов и загадочных серов. Здесь кричали на многих языках и ругались на многих наречиях. Высокие северяне с голубыми глазами, чернокожие, лоснящиеся от пота, смуглые и темноволосые азиаты – все смешались в пёструю толпу. Нигде не было таких богатых торговцев, как в Эфесе, и нигде богатство не кричало о себе так, как в Эфесе.

Напарники миновали массив Одеона, где собирался городской совет, и соседний с ним Пританей, оставили по левую руку скрытую за колоннадой Агору с её святилищами и монументами. Леэна не снимала капюшона, ибо не хотела быть узнанной – в такой день не до праздных разговоров. Им удалось легко миновать небольшую площадь Домициана, оставив позади гигантский храм императора, однако потом они стали ловить на себе взгляды всё чаще.

Недалеко от фонтана Трояна её всё же узнали. От группы юношей, вышедшей из бань, отделился один, на ходу протянувший к ней руку и весело закричавший:

– Леэна, это же ты, клянусь богами! Подойди к нам! Тут каждый хочет видеть тебя, подобную героям древности!

– Тимей, братец, – вымученно улыбнулась она, откинув бесполезный теперь капюшон. – Могу задержаться с вами лишь на короткое время.

Тимей и его друзья были из числа её поклонников, что не только ходили на игры, но и посещали многие тренировки, платя охране лудуса, чтобы толпиться у внешних ворот. Они и сами обучались гладиаторскому ремеслу, хотя и не собирались посвящать себя этому профессионально.

– Мы всё вспоминаем твой выход как арбеласа не так давно! Сколько крови было! – продолжал говорить юноша. – Когда же в следующий раз мы тебя увидим?

– Большие игры должны быть в канун нового года, сам знаешь, – ответила львица.

– Глядишь, и мы выйдем на арену. Поупражняемся с деревянным оружием перед основными боями, – Тимей похлопал по плечу одного из своих друзей. – Что скажете, не ударим в грязь лицом?

Они стояли перед изящным храмом в честь императора Траяна, статуя которого возвышалась над ними, отражаясь в чаше фонтана. Он был изображён полулежащим, словно молодой обнажённый бог, ногой же опирался на земной шар, символизируя власть Рима над миром. Фонтан играл мириадами брызг, бока каменного бассейна были украшены изваяниями Зевса и Афины.

– Вы просто поболтать хотите, а то у нас тут дела… – постарался охладить их Кербер.

– Мы хотели просить Леэну поупражняться с нами, ибо она могла бы быть прекрасным учителем для нас.

– Фламма, я слышала, даёт хорошие уроки, – сказала львица.

– Но никто не работает так обеими руками, как ты, – возразил Тимей. – Когда ты делаешь выпад левой рукой, твой удар правой следует почти одновременно, словно это единое движение. Я это давно уже понял.

Он попытался продемонстрировать, встав в стойку и сложив ладони в форму клинков. Она сразу отметила, что его корпус слишком отклоняется в сторону, а на втором выпаде он излишне растягивается, но вслух сказала:

– Пожалуй, что так.

– Именно. Я поспорил со своими друзьями, что с оружием димахера ты одолеешь даже Келено, лучшую женщину-бойца в Империи, с тем же вооружением. Готов поставить всё, что у меня есть, на такой исход.

– Хорошо, я дам вам пару уроков. Приходите к воротам через несколько дней, – Леэна поняла, что иначе те не отвяжутся. – Сейчас же нам надо идти. Дела не будут ждать до вечера.

Они свернули направо и покинули центральные улицы. Здесь было гораздо меньше прохожих, а значит, была надежда не попасться на глаза очередным поклонникам. Скоро основательные особняки состоятельных горожан остались позади, и вдоль дороги потянулись глухие стены высоких инсул. В этих многоквартирных домах люди жили подобно пчёлам в улье, но и эти соты бывали различны в зависимости от размера кошелька. На нижних этажах помещались большие и дорогие квартиры с водоснабжением и собственной канализацией, наверху же ютились маленькие дешёвые квартирки без всяких удобств. Иногда на первых этажах устраивали магазинчики и ремесленные мастерские.

Законы жёстко ограничивали высоту инсул, дабы свести к минимуму обрушения зданий, но многие владельцы наплевали на закон, постепенно пристраивая этаж за этажом. Несколько таких башен поднимались над кварталами как угрожающие великаны, и башня Аттика была одной из самых высоких. Её, возведённую бывшим рабом, разбогатевшим на торговле рыбой, власти грозились снести уже несколько лет, но она продолжала стоять незыблемо. Словно в насмешку над магистратами, Аттик велел покрасить её верхнюю часть зелёной краской, и она ярко выделялась на фоне обыденных кремовых тонов.

– Ты знаешь, где тут прачечная? – спросил Кербер.

– Да, видела мельком. Раньше не обращала на неё внимания, – ответила львица. – Но этот запах… из-за него же жильё тут потеряло в цене.

В Эфесе ходили легенды о том, как иногородние дураки, не глядя, покупали квартиры в этом районе и лишь позже обнаруживали, что посередине квартала бурлит рукотворный канал, наполненный мочой и отходами, в котором прачки отбеливают одежду. Издавна было известно, что ничто, лучше мочи, не отстирывает грязь, поэтому владельцы прачечных и скупали отходы из всех общественных туалетов, и запах здесь стоял соответствующий.

– Люди нашего круга, – сплюнул сириец, оглядевшись вокруг. – Не то, что эти твои богатые любители поиграться мечами.

Публика, действительно, соответствовала месту – дешёвые проститутки стояли на перекрёстках, и каждая держала в руках свой коврик, дабы оказывать услуги в любом месте, перегрины перекрикивались на чужих языках, рабы ловко балансировали с кувшинами и ящиками на головах, ремесленники стучали молотками и напевали заунывные песни. Здесь тоже висели объявления об играх, а дети выцарапывали на стенах уродливые фигурки гладиаторов.

Напарники обогнули башню Аттика и сразу же упёрлись в небольшую толпу, что сгрудилась в переулке близ одной из инсул. Местные жители, мужчины и женщины, наблюдали за скандальной сценой – один из обитателей дома избивал свою семью, сопровождая это яростными криками. Сам он был невысок и худ, словно высушен изнурительной работой и нищетой. Зрители шептались, что он плотник в соседней мастерской. Его жена в разодранной тунике валялась на земле, беспомощно мотая ногами, и двое детей копошились рядом, также получая увесистые пинки.

– Какой с вас прок?! Зачем вы мне нужны?! – орал он. – Только жрёте и жрёте! Вышвырну вас на улицу как собак!

– Кто-нибудь скажет, где живёт Антей, местный владелец прачечной? – Кербер пытался обратить на себя внимание, но его никто не слушал.