— Мой Бог, — усмехаюсь. — Ты только что назвал меня очаровательной в надлежавшем контексте. А я-то, думала, что ты используешь это слово только для одной ужасной причины.

— Вторая причина, не ужасна: Ты. В этом пальто. С этой улыбкой.

— Что на счет моего определения? — встаю на ноги и начинаю обходить костер. — Ты. Я… В обнимку…

— Не надо, — Киаран вытягивает руку, чтобы остановить меня, замираю, когда его зрачки расширяются. — Не надо, — повторяет он. — Оставайся там.

Остаюсь на месте, пока оглядываю его.

"Сколько времени у нас есть, пока ты не уйдешь слишком далеко, Маккей? Как много времени до тех пор, когда я не смогу больше увидеть Киарана?"

Именно тогда замечаю рану на его руке: длинный рваный порез. Достаточно глубокий, чтобы кровь пропитала его грубую шерстяную рубашку. Морриган, вероятно, поранила его, чтобы быстрее порвать его контроль. С его связанными силами он не может вылечить это.

Медленно наклоняюсь, чтобы подобрать кусочки ткани, что оставила на земле.

— Твоя рука кровоточит.

— Я в порядке. Твоя забота не обязательна.

Он и раньше говорил так со мной, когда мы охотились вместе. Тогда была холодная дистанция между учителем и учеником, экспертом и новичком. С легкой снисходительностью, чертой превосходства, и от этого мне всегда хотелось стукнуть его по голове зонтиком от солнца.

Шагаю к нему, и он произносит мое имя достаточно резко, чтобы я остановилась.

— Я не хочу ранить тебя.

Терпеливо смотрю на него, потому что перевяжу его чертову руку, даже если мне придется силой удерживать его.

— Меня не заботит, чего ты хочешь. Ты никогда прежде не сталкивался с потерей крови. И ты не в порядке. Ты бледный, трясешься, и выглядишь хреново, — когда он начинает пялиться на меня, скрещиваю руки на груди. — Если ты попытаешься атаковать меня прямо сейчас, я готова поставить кругленькую сумму на то, что ты окажешься на своей заднице ровно через две секунды. Позволь мне перевязать эту рану или рискуешь отключиться, споря. Выбор твой.

После мгновения тишины он единожды кивает. Хорошо. Это спасет меня от усилий искать дубинку, чтобы вбить в него немного разумности.

Медленно подхожу, мои шаги осторожные и равномерные. Когда его пальцы сворачиваются в кулаки, приостанавливаюсь, пока он слегка не расслабляется. Затем сажусь на корточки рядом с ним и вытягиваю руку ладонью вверх. Ожидая разрешения.

— Так нормально? — спрашиваю, держа голос низко, устойчиво.

Он снова кивает.

Отодвигаю изодранную ткань в сторону, чтобы лучше рассмотреть. В отличие от моих, его рана уже начала раннюю стадию заживляющего процесса, что означает, что даже со связанными силами его исцеление намного быстрее. Оно не будет мгновенным, но он везучий ублюдок.

Использую один из лоскутков, чтобы приложить к его ране. Киаран не издает ни звука, даже когда оборачиваю тряпицу, перевязываю его рану и приступаю к следующей.

— Это тревожит тебя? — спрашиваю. — Знание, что здесь ты быстро не вылечишься?

— Нет. Это … — он замолкает. — Иногда легко воспринимать жизнь, как должное, когда тебе не нужно волноваться о смерти.

Прокручиваю его слова в голове, задаваясь вопросом, каково это — быть бессмертным? Это нечто, такое же незначительное, как вид своей же крови может стать откровением.

— Ну, не знаю, — говорю с легкостью. — Я бы не возражала отправиться на битву, беспокоясь немногим меньше о том, что меня могут смертельно ранить. Иногда мне бы хотелось быть фейри.

— Нет, ты не захочешь, — говорит он, горько смеясь.

Смотрю на него с удивлением.

— Ты бы не хотел, чтобы я жила вечно? — "С тобой?" — думаю про себя.

Киаран пристально смотрит на огонь, его выражение лица выдает намек на неловкость от этой мысли.

— Нет, — его ответ словно поворот ножа.

— Ох, — я не хочу видеть, насколько глубже это лезвие вонзится.

Отворачиваюсь, чтобы создать некую дистанцию между нами, но голос Киарана звенит позади меня.

— Мой вид запасался годами, потому что мы эгоистичные от природы, — говорит он, звуча практически злостно. — Мы добавляли каждый год в нашу коллекцию, пока у нас не накопилось так много, что жизнь больше не стала иметь особого значения. Она стала банальной, незначительной и скучной. Это то, что ты хочешь для себя? То, что ты хочешь, чтобы я желал для тебя? Потому что, можешь не сомневаться, человеческая смерть была бы намного более великодушной.

Я становлюсь холодной внутри. Это его будущее, его жизнь, его существование. Если выживу в поисках Книги и сделаю ее своей, он будет жить. Мои кости будут давно погребены в землю, а он будет все еще переживать это.

Фейри по-настоящему не живут. Они просто существуют.

Когда мои глаза встречают его, чернота его внешнего круга радужки становится снова более светлой. Мне ненавистен этот маленький кусочек тьмы там, который напоминает о его Неблагой природе, эта преграда между нами.

Потребность ощутить его кожу на своей ошеломляет. Всего лишь на краткий миг вижу наше разделенное будущее и теперь понимаю, как мало времени у нас осталось. Если мы найдем Книгу, на этом все кончится. Если не найдем Книгу, тоже все кончится. Эти маленькие передышки между сражениями.

— Я хочу тебя, — шепчу, сглатываю, прежде чем поймать голос. Никогда не говорила ему этого прежде. Никогда. Бросаю взгляд на место рядом с ним. — Могу присесть?

Чернота продолжает разливаться по радужкам его глаз, а затем отступает. Он делает глубокий вдох и кивает. Медленно устраиваюсь рядом с ним, прижимаясь бедром к его. Он кладет руку мне на колено, жест такой привычный и в то же время отстраняющийся. Как будто он хочет либо каснуться меня в ответ, либо оттолкнуть.

— Скажешь мне остановиться, и я остановлюсь. — прижимаюсь ладонями к его щеке, и он тут же закрывает глаза. — Просто скажи слово.

Наклоняюсь и нежно целую его, только раз.

— Все в порядке?

Хватка Киарана на моем колене напрягается, но он снова кивает.

Опускаю голову, чтобы прижаться губами к месту над его плечом.

— Порядок? — шепчу снова.

Он замирает. Такой неподвижный. Слышу, как он сглатывает.

— Айе? — слово — мольба на его губах, и я слышу явное желание в этом. Нужду. Прямо так же сильно, как я хочу и нуждаюсь.

Нежно царапаю зубами по его шее и ощущаю тихое, дрожащее дыхание напротив моего языка. Он кажется более человечным, чем когда-либо прежде. Более уязвимым. Просто… более. Более во всем.