— Просто расскажи мне о Морриган и Книге.

Она присаживается рядом со мной на кровать.

— Она начиналась, как история фейри. В ней рассказывалось, как мы появились, про наши великие семьи, география Старого Королевства. Когда Морриган стала монархом, она стала использовать ее, как свою книгу заклинаний, — она печально улыбнулась. — Знаешь, что Морриган была первой Благой Королевой? Она любила знания. Но чем больше она записывала, тем больше Книга становилась созданием, независимым от своего создателя.

Я тяжело сглатываю, мне не нравится, как это звучит.

— Что это значит?

— У нас есть поверье, — говорит Эйтинне, — что, если ты вложишь достаточно силы и значимости в объект, со временем, он может обрести свою собственную жизнь. Он может стать силой, способной использоваться для великих вещей… ужасных вещей, — ее сосредоточенный взгляд встречается с моим. — Ты видела, как это произошло с кристаллом. Как Сорча смогла спроектировать через него достаточно силы, чтобы завладеть моей. Если так делать много раз, объект становится наполненным силой.

Кристалл. Когда-то он был частью Старого Королевства, единственная реликвия, оставшаяся от него. Все считали, что он был потерян, на самом деле он был закопан под королевством пикси. Кристалл был настолько могущественным, что пикси были способны создавать маленькие миры, строя их по капризам Хозяев.

Тут же ощущаю шрам под рубашкой, кончики пальцев упираются в неровности кожи. Когда Лоннрах выяснил, где находится кристалл, он уничтожил королевство пикси и откопал его в надежде использовать силу кристалла, чтобы украсть мою. Вместо этого Сорча использовала его, чтобы превратить Киарана обратно в Неблагого короля.

В ночь своей смерти, я пыталась уничтожить кристалл. И потерпела неудачу.

— Кайлих использовала кристалл против Морриган? — спрашиваю я, пытаясь удержать свои эмоции вдали от голоса. Иногда мои воспоминания слишком сильные, чтобы вынести их. — Она свергла ее?

— Нет. — Эйтинне резко качает головой, — Морриган была слишком сильной, пока у нее была Книга. Она становилась более жестокой, с ненасытным желанием войны. Благие силы, которые у нее были, обернулись нечто темным, и она стала первой Неблагой. Одарила верных подданных теми же способностями. Они обернулись в Неблагих придворных.

— Знаю, ты считаешь, что моя мама была безжалостной, но она, по мнению многих, была справедливым монархом. При всех ее недостатках, она принесла процветание для обоих Дворов, когда пришла к власти. Королевство Морриган было сформировано во тьме. Ее власть была абсолютной, и с Книгой на ее стороне, никто не мог бросить ей вызов.

— Но Кайлих сделала это.

— У нее не было выбора, — объясняет Эйтинне. — В королевствах росли недовольства. Шел разговор о мятеже, и мои предки знали, что будут все убиты, если попытаются. Кайлих была единственной достаточно сильной, чтобы сразить Морриган.

Ее собственная сестра. Прямо как каждая другая Кайлих после нее, родственники убивают родственников. Точно так же Киаран и Эйтинне должны поступить.

— И она это сделала?

— Отсюда истории разняться. Неизвестно, то ли супруга Морриган предала ее, то ли Кайлих ее использовала, чтобы заманить Морриган в тюрьму между мирами, но Книга была спрятана где-то в том месте. Некоторые говорят, что Морриган нашла Книгу и все еще живет там. Другие — что исчезновение Морриган означает, будто Кайлих, должно быть, преуспела в убийстве, — Эйтинне приподнимает плечи, пожимая ими. — Огонек не был уверен. Он просто знал, что…

Эйтинне смотрит в сторону. Мне не нужно видеть выражение ее лица, чтобы понять, что глаза влажные.

— Эйтинне? Знал что?

— Прежде чем Книга исчезла, Морриган использовала ее, чтобы заставить Кайлих страдать, — равнодушно говорит Эйтинне. — Последнее, что она написала, было проклятием: «Каждая Кайлих рождает двух детей, наделенных силой, один с даром смерти, другой с даром жизни. Самый могущественный должен унаследовать трон, но только, когда убьет другого. Снова, снова и снова — вечно. А если они попытаются сбежать от судьбы, написанной для них в этой Книге, они разорвут миры на части».

Разгневанная Эйтинне стоит спиной ко мне, руки сжимаются в кулаки.

— В каждой версии этой истории последние строчки, что она написала, одинаковы, — Эйтинне смотрит на меня, ее челюсть сильно сжата: — «Поскольку это началось смертью, то и закончится должно смертью, пока не настанет день, когда дети Кайлих столкнутся с судьбой с истинной ложью на их губах, пожертвуют тем, что ценят больше всего: их сердцем».

Истинная ложь на их губах. Никакого обмана. Никаких манипуляций. И фейри не могут лгать.

— Значит, никогда, — говорю я. — Она могла с тем же успехом написать, что «ничто не сможет отменить это проклятие».

— Когда создаешь проклятие, нужно предоставить способ, чтобы сломать его, — грустно произносит Эйтинне. — Как ты уже догадалась, у нас, sìthichean, есть творческие пути обходить наши ограничения. Морриган была очень умной.

— Худшие фейри обычно такие и есть.

— Так что мы найдем ее, — Эйтинне хватает мой меч в ножнах и прижимает к моей ладони. Ее взгляд насыщенный, как плавленое серебро. Такой, как бывает у Киарана перед сражением. — Мы найдем эту проклятую Книгу и вернем твой мир назад таким, каким он был, и перепишем это проклятие.

Смотрю вниз на свой меч, боясь задавать следующий вопрос.

— А если нет?

Эйтинне вздрагивает.

— Если дело дойдет до выбора он или я, согласно проклятию, это буду я, — говорит она. Затем более тихо: — Но я провела две тысячи лет, заключенная в темницу и замученная. Я не готова умереть. Не тогда, когда чувствую, что едва пожила.

— Я не позволю этому случиться, — твердо говорю я. — Огонек рассказал, как найти ее?

Она мешкает.

— Тебе это не понравится.

Прежде чем я успеваю спросить, что она имеет в виду, через дверь влетает Деррик. Ему было сложно остановиться, кончики его крыльев сияют красным.

— Солдаты пересекли границу, и они приближаются слишком быстро, чтобы отослать Айлиэн, прежде чем они доберутся до сюда, — он смотрит на меня. — Сейчас самое время тебе развязать свою устрашающую силу и убить их всех.

Эйтинне уже закрепляет свой меч на бедре.

— Кадамах с ними?

Крылья Деррика гудят столь же интенсивно, как у стрекозы.

— Я не знаю. Я очень надеюсь, что нет.

Не пропускаю то, как Эйтинне бросает на меня беспокойный взгляд. Если Киаран там с солдатами, это значит, что война начнется здесь. Прямо сейчас. Может быть и элемент неожиданности, и мое присутствие там окажется достаточным, чтобы он отозвал их, но в мгновение, когда он увидит меня с Эйтинне — живую и готовую к бою — он решит, что я выбрала свою сторону.