Сегодня, например.

Сирена взглянула на неё в упор.

— Сегодня пришло много людей. Мы много денег заработали для приюта. — Голос её дрогнул. — И многие меня спрашивали, где моя дочь. О, я улыбалась и отвечала, что ты занимаешься боевыми тренировками. Зена, я знаю, что у тебя есть твой…долг, но ты же мне обещала прийти.

Зена уставилась на собственные руки.

— Мам…- сказала она. И больше ничего не сказала. Нечего было больше сказать.

— Ложись спать, — устало произнесла Сирена и пошла к двери.

Подавленная Зена села на кровать, ненавидя собственную жизнь.

— Иногда я жалею… — сказала Сирена почти про себя, стоя в дверях, и Зена замерла.

Жалеет — о чём?

Что Зена вернулась?

Мать вышла в коридор, остановилась, полуобернулась — но не обернулась. Будто не могла больше видеть Зену.

— Приходила одна пара — поговорить с работниками приюта, — сказала она в полголоса. — У них девочка пропала, её нет почти неделю. Зовут Тина. Она в седьмом классе. Они страшно переживают. Ты можешь себе представить, каково это — каждую ночь гадать, где твой ребёнок?

По щекам Зены прокатились слёзы.

Тина. Маленькая Тина Стангатовски. Она вспомнила это лицо. В таверне висел свиток:

≪Пропала девочка. Пожалуйста, помогите её найти≫.

Зена точно знала, где она. Точнее, где она была в последний раз. Сегодня ночью воительница вогнала ей лезвие серебристого меча в сердце.

Мать закрыла за собой дверь.

Много прошло времени, пока Зена заставила себя встать и потушить свечу. Потом разделась и забралась под одеяло.

Было уже больше двух часов ночи, когда она смогла уснуть.

***

Это было в три часа ночи. Час волка.

На пристани Амфиполиса Крис де Марко притулился к деревянному столбу и молча смотрел, как господа раздают свитки о новом Амфипольском Приюте Беглецов. Один из них был одет в старомодный костюм. Другой — в плаще или что-то вроде того. По возрасту они годились Крису в отцы. На самом деле один из них и был отцом Криса.

Отца звали Рон, и он был на вид уже очень не молодым. Курчавые чёрные волосы тронула седина. Крис состроил гримасу отвращения. Мог бы хоть одеться получше. Хорошо бы отец был клёвым и умел хорошо выглядеть, как отец Корделии Чейз. И вообще жить бы, как Корделия. Сколько Крис живёт на свете, столько де Марко и бьются в бедности. Отребье из лесопарка, которые живут в дешёвых домах, где жутко пахнет, — мать Криса работает уборщицей.

Крис считал, что именно поэтому Корделия так унижает его на глазах у всех крестьянских друзей. Габриэль — единственная девушка, которая хорошо к нему относилась. В таверне она как-то сказала Крису, что у неё есть способности к бардовским рассказам. Крис так удивился, что язык проглотил и ни слова не мог сказать. Габриэль, наверное, посчитала его ненормальным.

А потом Габриэль была всё время с Корделией, и потому Крис даже не мог подойти и сказать ≪спасибо≫. Теперь вообще не будет случая. Потому что он, Крис, сбежал.

Крис потрогал кинжал, спрятанный за пазухой. На рукояти было выгравировано ≪КИРИС≫, потому что Бэт не знала, как пишется его имя. Кроме одежды, это единственное, что он взял из дому. Бэтти подарила ему этот кинжал на день рождения.

И ещё — чудесный поцелуй, который видел отец.

А уж что папа сказал про Бэтти…

Крис тронул кинжал и проглотил обиду.

Рон де Марко и его лучший друг, Лекс Джонс, раздавали свитки о том, как надёжен приют, и что туда можно прийти, не называя своего имени. И никто к тебе приставать не будет — это гарантируется.

Может, папа Криса в это и верил, но это была неправда. Приди туда Крис прямо сейчас, его засыплют миллионом вопросов насчёт убийств и всякого другого. ВСЯКОГО другого. Например, что он делал все эти месяцы на улице. Они считали возможным тебя судить, эти дурацкие работники и добровольцы Приюта Беглецов. Особенно эти церковные монахи, которые приносили одеяла и еду. Синеволосая бригада. Ещё не зная тебя, они были уверены, что ты сбежал из великолепного замка, от чудесных и любящих родителей. Что это ТЫ испорченный. ТЫ и есть проблема. Они вполне верили, что твоей семье без тебя будет лучше, и что ты правильно сделал, что убежал. Но иногда в них просыпалось чувство вины или что там ещё, и они пытались тебе помочь.

— Эй, Золотистый!

Крис обернулся и увидел девушку в чёрном плаще. Это была Шер, прозванная так за седую прядь. Она утверждала, что увидела как-то встающего из могилы мертвеца, этот мертвец когтями выцарапывался из земли и рвался к Шер, раскрыв пасть, полную острых больших зубов. Так это было или нет, но седая прядь у неё откуда-то была.

Шер и дала ему эту кличку — Золотистый. Ей было не меньше девятнадцати, а ему шестнадцать. Она была его напарницей. Они вместе воровали. Понемножку — так, чтобы прокормиться. У бедных они не воровали никогда. А только у таких, как Корделия Чейз. Или даже у таких, признавался сам себе Крис, которые были похожи на отца. Или этого дурака Лекса в старомодном костюме, папиного лучшего друга из храма. Рон и Лекс. Так забавно, что у обоих короткие имена.

— Что стряслось? — спросил он у Шер.

— Что-то тут творится, друг, — сказала она ему.

Когда она называла его ≪друг≫, он вспоминал, что они просто друзья. Иногда это его слегка огорчало, но заставляло помнить, что он обещал самому себе. Скажи она ему когда-нибудь, что любит его, он бы испугался, потому что это значило бы, что она его оставит. Так действует на людей любовь.

Папе удалось заставить Бэтти Лопес его бросить.

Шер рассказывала:

— Жуткая суматоха там, в лесопарке.

Почти каждую ночь они спали в лесопарке. Бывало, что они находили тихое местечко или заброшенную хижину, но лесопарк был лучше всего, и многие из уличного населения устраивались там на ночь.

— Что за суматоха? Почему? — спросил он, улыбаясь, когда она сунула ему руку в задний карман штанов и поцеловала в лоб. Может, они и не любовники, зато — команда. Она ему по-настоящему нравилась, и это одна из причин, по которой он никогда не вернётся с улицы. Бэтти родители не любили, а Шер они стали бы ненавидеть. А он никогда не бросит её здесь одну.

— Говорят, нашли ещё тела. — Она щёлкнула зубами, будто что-то ела. — Какой-то неизвестный их обгрыз.

Он покачал головой.

— Ужасно.

— Я думаю, надо нам куда-нибудь отчаливать.

Ему стало страшно. Шер когда-то уезжала из Амфиполиса на несколько лет. И вернулась только за неделю до того, как они склеились. Крис не знал, почему его так пугает мысль пересечь границу Греции. Оставаясь в стране, он был вроде как дома. Не то чтобы ему хотелось домой. Но, как он узнал, мир не намного лучше заднего двора его дома.

— Но мы-то пока ничего не видели. Я думаю, ерунда всё это. Военные придумали, чтобы мы туда не совались.

На её лицо набежала тень — то ли боль, то ли неприятные воспоминания — он не знал, что именно, почти всё, что происходило у Шер внутри было от него скрыто. Пусть она не была его девушкой, но он был единственным в мире человеком, перед которым она могла открыться, с кем могла поделиться. Она ему в этом призналась ещё при знакомстве, когда они копались в мусоре Амфипольской таверны, собирая объедки. Он тогда только две ночи как сбежал, и было ему так плохо, что он даже подумывал вернуться.

Сейчас, стоя у Криса за спиной, она дёрнула его за волосы, чуть наклонив его голову назад. Может быть, она с ним заигрывала, но тогда он не знал, что сказать. Они уже полгода были вместе на улицах, и она ничего подобного не делала. Говорила, что называет его ≪Золотистый≫, потому что нашла на мусорке, как закопанный клад. Она говорила, что он ≪найдёныш≫. Была она самой симпатичной девушкой из всех, кого он знал, и рядом с ней он отдыхал душой.

Она дёрнула сильнее — так можно было и пару прядей выдернуть.

— Эй, ты! — крикнул он и тут же добавил: — Извини, но мне больно.

Он всегда был с Шер очень вежлив. Она не обязана возиться с таким сопляком, хоть он выглядел старше своих лет и часто сходил за взрослого. И за то, что она с ним рядом, он был ей безгранично благодарен. Если бы не она, сейчас бы его уже не было. Сомневаться не приходилось.